14.30 Палубные игры (полетная палуба). 16.00 Курсы вязания (четыре унции розовой или белой шерсти и две пары спиц в одни руки предоставляются Красным Крестом). 17.00 Лекция «Замужество и семейная жизнь», читает судовой капеллан. 18.30 Вечер игры в бинго (зона отдыха, главная палуба). 19.30 Католическая месса. Из всего списка наибольший интерес вызвали палубные игры и вечер игры в бинго, а наименьший – лекция. Капеллан имел слишком суровый вид, и одна из невест остроумно заметила, что они не нуждаются в лекциях человека, который выглядит так, будто ему хочется помыться всякий раз, как он коснется проходящей мимо женщины. Тем временем газета с замысловатым названием, которую с помощью двух невест выпускала одна из офицеров женской вспомогательной службы, сообщила о двух днях рождения: миссис Джозефин Данфорт (19-го) и миссис Элис Саттон (22-го) – и обратилась с просьбой к читательницам приходить со свежими сплетнями и с наилучшими пожеланиями, что поможет провести путешествие «в приятной и дружеской обстановке». – Сплетни, а? – задумчиво произнесла Джин, которой вслух зачитали этот пассаж. – Зуб даю, к концу поездки у них будет столько материала, что хватит на двадцать чертовых газет. Эвис встала сегодня пораньше, чтобы пойти на протестантское богослужение. Она надеялась, что в церкви ей удастся познакомиться с теми, кто больше подходит ей по социальному статусу. Ее возмутило, когда Маргарет объявила, что будет посещать католические мессы. Она еще ни разу не встречала папистов, как называла их ее мама, однако постаралась ничем не выдать своих чувств. Джин, успевшая заявить, что не придерживается никакой веры (неудачный опыт с братом во Христе), собиралась на прослушивание музыкальных записей, поскольку рассчитывала, что там будут устроены танцы. Сообщив, что чувствует себя совсем как «кенгуру-валлаби, севший голой задницей на термитник», она в мгновение ока испарилась. Маргарет, ласково поглаживая собаку, лежала на койке и читала один из журналов Эвис. Время от времени она презрительно фыркала: – Здесь написано, что нельзя слишком часто спать на боку, а иначе будут морщины. А как, черт возьми, можно спать по-другому?! Правда, затем она вспомнила, что Эвис, накрутив волосы на бигуди, лежала на спине, испытывая явные неудобства, и решила в будущем воздержаться от подобных комментариев. Тем временем Фрэнсис воспользовалась удобным случаем и, ни слова не говоря, исчезла из каюты. Одетая в некое подобие ее прежней формы – брюки цвета хаки и блузка с коротким рукавом, – она незаметно проскользнула по коридору, здороваясь кивком с проходящими мимо девушками, и спустилась по трапу. Ей пришлось дважды постучаться, чтобы наконец получить ответ, но даже тогда она слегка отпрянула и проверила еще раз табличку на двери. – Входите. Она вошла в лазарет, где вдоль стен стояли высокие – от пола до потолка – застекленные стеллажи с баночками и аптечными склянками. За столом сидел мужчина в штатском, с прилизанными короткими рыжими волосами. У него было веснушчатое лицо и глаза в сеточке морщин, должно быть от привычки постоянно щуриться, но, судя по его поведению, скорее от смешливости характера. – Да входите же. А то из-за вас помещение выглядит неряшливо. – (Фрэнсис зарделась, поняв, что он шутит, и нерешительно шагнула к нему.) – Ну, на что жалуетесь? – Он водил рукой по столу, будто в такт одному ему слышимому ритму. – Ни на что. – Она расправила плечи, ее спина в накрахмаленной блузке казалась негнущейся. – Вы хирург? Мистер Фарадей? – Нет. – Он посмотрел на Фрэнсис, явно прикидывая, как бы ее развеселить. – Винсент Даксбери. Штатский пассажир. Вы, наверное, приняли меня за другого. Он, хм… не смог продолжить плавание. Поэтому капитан Хайфилд попросил меня заступить вместо него. И, если честно, определил некий стандарт развлечений на борту, которому я счастлив следовать. Так чем могу быть полезен? – Не уверена, что можете. – Она была явно сбита с толку. – По крайней мере, не совсем так, как вы думаете. Фрэнсис Маккензи. Медсестра Фрэнсис Маккензи. Насколько я слышала, некоторым невестам разрешили исполнять секретарские обязанности или вроде того. Поэтому и хочу предложить вам свои услуги. Винсент Даксбери пожал ей руку и жестом пригласил садиться. – Медсестра, а? Я не сомневался, что на борту все же есть несколько. И каков ваш опыт работы? – Пять лет на островах Тихого океана. Последнее место службы – Австралийский главный военный госпиталь за номером 2/7, Моротай. – Она с трудом поборола желание добавить слово «сэр». – Мой двоюродный брат был в японском плену. Вернулся в сорок третьем. А ваш муж? – Мой? О… – Она явно смутилась. – Альфред Маккензи. Королевские уэльские фузилеры. – Королевские уэльские фузилеры… – медленно, со значением повторил он. Она сложила руки на груди. Доктор Даксбери откинулся на спинку кресла, поигрывая горлышком бутылки из коричневого стекла. Он так и остался в куртке, хотя явно сидел здесь давно. Внезапно до нее дошло, что запах алкоголя был не совсем медицинским. – Итак… – (Она терпеливо ждала, стараясь не бросать строгих взглядов на этикетку бутылки.) – Значит, вы хотите нести службу. Эти шесть недель. – Если могу быть полезной, то да. – Она сделала глубокий вдох. – Я умею обрабатывать ожоги, лечить дизентерию и восстанавливать органы пищеварения. У бывших военнопленных. – О-хо-хо. – Я не слишком хорошо разбираюсь в гинекологии или акушерстве, но, по крайней мере, смогу помочь в лечении моряков. Я наводила справки на госпитальном судне «Ариадна», которое было моим последним местом службы, и мне сказали, что на авианосцах отмечается несоразмерное число травм, особенно во время летных учений. – Все правильно, миссис Маккензи. – Итак… Доктор, дело даже не в том, что я хочу с пользой провести время на борту. Я была бы весьма благодарна, если бы мне предоставили возможность набраться еще опыта… – сказала она и, не получив ответа, добавила: – Я быстро учусь. В разговоре возникла длинная пауза. Она подняла на него глаза, смутившись под его пристальным взглядом. – Вы поете? – неожиданно спросил он. – Простите? – Поете, миссис Макензи. Ну, знаете, всякие там песни из мюзиклов, церковные гимны, арии из опер. – Он принялся напевать себе под нос какую-то незнакомую мелодию. – Боюсь, что нет, – ответила она. – Жаль. – Он сморщил нос, затем хлопнул рукой по столу. – Я надеялся, что мы сможем собрать вместе всех наших девушек и поставить какое-нибудь шоу. Какая прекрасная возможность, а? Коричневая бутылка, которую она заметила, была пуста. Ей так и не удалось разобрать, что же написано на этикетке, но теперь после каждого слова доктора запах того, что некогда было содержимым бутылки, становился все ощутимее. – Доктор, не сомневаюсь, это была бы… очень полезная идея… – Она попыталась собраться с духом. – Но мне хотелось бы знать, сможем ли мы просто обсудить… – «Так давно и так далеко…»[16] А вы знаете «Плавучий театр»?[17] – Нет, – ответила она. – Боюсь, что нет. – Жаль. А «Старик-река»?[18] – Закрыв глаза, он принялся напевать себе под нос. Она сидела, сложив руки на коленях, и мучительно размышляла, можно ли его перебить. – Доктор? – (Пение плавно перешло в низкое мелодичное мурлыканье. Его голова была откинута назад.) – Доктор, у вас есть какие-нибудь идеи насчет того, когда мне можно приступать? – «Он просто продолжает накатывать свои волны…»[19] – Доктор приоткрыл один глаз. Допел строчку до конца. – Миссис Маккензи? – Если хотите, я могу начать прямо сегодня. Если сочтете, что я могу… оказаться полезной. У меня в каюте есть форма. Я специально оставила ее в сумке. Он сразу перестал петь. И широко улыбнулся. А ее мучил вопрос: неужели так будет каждый день? Тогда ей придется тайно пересчитывать бутылки, как было в случае с доктором Арбатнотом. – Знаете, что я хочу вам сказать, Фрэнсис? Можно мне называть вас Фрэнсис? – Он направил на нее горлышко бутылки. У него был такой вид, будто он наслаждался возможностью проявить необычайное великодушие. – Я собираюсь сказать вам, чтобы вы уходили. – Простите? – Я вас, наверное, уже достал, да? Нет, Фрэнсис Маккензи. Вы пять лет служили своей стране и моей тоже. И имеете право на маленькую передышку. И я собираюсь прописать вам шестинедельный отпуск. – Но я хочу работать, – нахмурилась она. – Никаких «но», миссис Маккензи. Война окончена. И уже через несколько недель, которые пролетят как один миг, у вас будет самая важная в вашей жизни работа. Вы и оглянуться не успеете, как станете нянчить собственных ребятишек, и, можете мне поверить, по сравнению с этим уход за ранеными солдатами покажется вам плевым делом. Уж кто-кто, а я точно знаю. Три мальчика и девочка. И каждый как динамо-машина. – Он начал загибать пальцы, чтобы сосчитать детей, затем обреченно покачал головой, словно не справившись с дистанционной оценкой своих отпрысков. – И я хочу, чтобы начиная с сегодняшнего дня это стало единственной работой, которая будет вас интересовать. Настоящая женская работа. И хотя я действительно наслаждаюсь обществом столь привлекательной молодой женщины, я настаиваю на том, чтобы и вы начали наслаждаться последними днями свободы. Сделайте прическу. Посмотрите кино. Почистите перышки перед встречей с вашим стариком. – (Она молча смотрела на него во все глаза.) – Все. Можете идти. Да идите же вы, наконец! – (Ей потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что она получила отказ. Он оттолкнул ее протянутую руку.) – И получайте удовольствие! Спойте пару песенок! «Уступи место завтрашнему дню»[20]. И пока она поднималась по трапу, у нее в ушах стояло его пение. В тот вечер морской пехотинец появился за минуту до половины десятого. Очень стройный, с темными прилизанными волосами и экономными движениями человека, привыкшего быть невидимым, он заступил на пост у дверей их спальни и остался стоять, ноги на ширине плеч, спиной к двери, глядя прямо перед собой. Он отвечал также за две каюты, по обеим сторонам от их собственной, и еще за пять кают. Остальные морские пехотинцы были расставлены через равные промежутки друг от друга. – Чтобы так не доверять людям! Один – прямо под нашей дверью, – пробормотала Маргарет. Невесты читали или писали, лежа на койках, а Эвис красила ногти лаком, купленным в лавке военторга при офицерской кают-компании. Лак оказался не того оттенка, но, как уже успела понять Эвис, для того чтобы пережить столь нелегкое путешествие, необходимо себя немножко баловать. Услышав тяжелые шаги в коридоре и увидев сквозь полуоткрытую дверь спину часового, девушки переглянулись. Маргарет инстинктивно посмотрела на спящую собаку. Они ждали, что он поздоровается или даст им хоть какие-то инструкции, однако он просто стоял как вкопанный. Без четверти десять Джин вышла в коридор и предложила ему сигарету. И когда он отказался, небрежно закурила и принялась засыпать его вопросами. А где находится кинозал? Кормят ли моряков тем же самым, что и невест? Любит ли он картофельное пюре? Он отвечал односложно, улыбнувшись всего один раз, когда она поинтересовалась, а что он делает, когда ему надо в сортир. («Боже мой, Джин!» – пробормотала за дверью Эвис.) – Мы приучены терпеть, – сухо произнес он. – А где вы спите? – кокетливо спросила она, прислонившись к идущей по стене трубе. – В своем кубрике, мэм. – А где он находится? – Служебная тайна.