Глава 29 Четвертая жертва Женщина лежала на спине на речном песке, на мелководье: ноги раздвинуты, руки широко раскинуты в стороны. Пряди темных растрепанных волос вились по воде подобно змеям. Ее черные льняные брюки, дорогой летний топ, бюстгальтер и трусы разрезали, обнажая полное тело, тяжелые груди и обвисший живот. Полковник Гущин смотрел на ту, с которой так и не успел встретиться лично, но о ком в последние дни столько всего слышал – и хорошего и плохого. Правда, Искру Кантемирову сейчас было трудно узнать. Ее багровое лицо с вылезшими из орбит глазами исказило удушье, под подбородком в складках шеи виднелась тугая веревочная петля, затянутая сбоку крепким узлом. Весь труп был усыпан белыми пожухшими цветами борщевика Сосновского. – Тот же почерк, – объявил полковнику Гущину эксперт Сиваков. – Сам видишь. Идентично. И пятно намалевано – опять он приложил к ее груди руку в перчатке и обвел красным. Между грудей с коричневыми сосками алел знакомый неровный контур, кожа внутри блестела от слизи и влаги. Разрезанная одежда Кантемировой намокла от речной воды. Хотя труп и лежал на мелководье, почти у самой кромки берега, но порой от проплывавших по Оке моторных лодок волнение усиливалось. Полковник Гущин внимательно оглядел незнакомую местность. Труп покоился на небольшом пологом пятачке из песка, намытом водой. Берег нависал здесь над Окой, дальше он становился все круче и выше. Чуть ниже по реке виднелась старая заброшенная пристань – гнилые мостки почти разрушились. Но к ним с берега вилась узкая, заросшая кустами тропа. – Неужели ее здесь задушили? Зачем она спустилась к воде? – спросил полковник Гущин Сивакова. – Федя, ее задушили в другом месте. – Сиваков пристально оглядывал речной песок. – Мое мнение, труп сюда уже сбросили – оттуда, – он указал на выступ берега над кромкой воды. И в этот момент оперативники, осматривающие берег, крикнули им сверху, что обнаружили нечеткий фрагмент следа протектора автомашины. – Ты прав, – согласился Гущин. – Задушили где-то еще. А сюда привезли и сбросили. Что-то новое у нас, а? Так он прежде ни с кем не поступал – ни с почтальоном, ни с Мухиной, ни с Гулькиной. Всегда оставлял тела на месте убийств. А здесь переместил. – Значит, наш душитель имел на то причины, – ответил эксперт Сиваков, снова наклоняясь над трупом, поворачивая его аккуратно на бок. Он ощупывал затылок и голову Искры Кантемировой. – Прежняя схема – оглушил и начал душить? – спросил полковник Гущин, хотя пока он признаков черепно-мозговой травмы у Кантемировой сам не видел. – Нет. Голова, по крайней мере визуально, у нее в порядке. Точнее я, естественно, скажу на вскрытии. – Сиваков руками в перчатках продолжал ощупывать затылок Кантемировой. – На лице следов ударов нет, на висках тоже. Ее не оглушали. Ей накинули на шею удавку, причем… Видишь, как именно и где узел затянут? – Почти под ее ухом, – полковник Гущин сам рукой в перчатке нащупал тугую петлю в складках шеи. – Сзади напали. Как и на почтальона Суркову. – С чего начал в лесополосе, к тому вернулся здесь, – эксперт Сиваков внимательно разглядывал концы веревки. – И душил ее не в положении лежа, и на веревку не наступал ногами. Все сделал так, как в самый первый раз. – Она босая, – полковник Гущин разглядывал узкие маленькие ступни Кантемировой с изящным педикюром. – Сейчас лето, могла быть в шлепанцах. Где-то их потеряла. Вряд ли убийца ее намеренно разул, хотя – кто знает? – Ее задушили и уже мертвую привезли сюда. И оттуда, сверху, сбросили к воде. Там ямка в мокром песке продольной формы. – Сиваков уверенно указал влево. – До нее речной прибой не достает. Труп, по моему мнению, упал с выступа сначала именно туда. Затем убийца по тропинке, – он повернулся к гнилым мосткам и указал на тропу на склоне (ее тоже осматривали сотрудники местного розыска), – легко спустился и перетащил тело поближе к воде. Чтобы его могли заметить с реки. След волочения смыло, Федя, мы его не видим, но он был здесь. Дальше душитель уже манипулировал с трупом, как и с прочими жертвами. – Опять след секатора, а не ножниц, – полковник Гущин осмотрел разрезы на брюках, белье и топе Кантемировой. – Не как с Мухиной, но как было с Гулькиной, когда он счел ножницы неудобными. Полковник Гущин окликнул оперативников, осматривавших тропу: – Ну что там у вас? – Ничего, никаких явных следов, мокрая глина, Федор Матвеевич! След скольжения вроде есть, но смазанный. – Глина улик не хранит, – хмыкнул Сиваков. – А здесь следы, какие были, смыло водой. Зачем он ее на мелководье оставил? Чтобы вода следы скрыла. И к тропе обратно он по мелководью брел, а дальше прыгнул на гнилые мостки и поднялся опять по тропе. – Место заброшенное, уединенное, – заметил Гущин. – Выезд на берег прямо из леса, с просеки, я заметил, когда мы сюда прибыли. По дикому берегу дачники и деревенские не гуляют, бурелом сплошной, поэтому орудовать с телом ему было здесь очень удобно. Но с воды труп на виду у всех. Его же с катамарана заметили. Так что все же он рисковал… Когда ее убили, а? По твоим расчетам? – Давность смерти на момент обнаружения плюс то, что у нас перед глазами… – эксперт Сиваков смотрел на изуродованное удушьем лицо Кантемировой. – Учитывая жару, влажность… примерно пять-шесть часов. – То есть между одиннадцатью и двумя часами? – подытожил полковник Гущин. – Причина смерти – механическая асфиксия, как и у остальных. И взгляни на ее руки, – тихо произнес Сиваков. – Синяков, ссадин нет, но два ногтя сломаны. Видимо, она все же боролась с убийцей или пыталась ослабить петлю на шее. А теперь обрати внимание на ее уши? В ушах мертвой Кантемировой поблескивали на солнце серьги с крупными изумрудами. Оба запястья обвивали браслеты – жемчужный и увесистая золотая цепь. – Ювелирки на миллион на ней, если не больше, – согласился Гущин. – Брендовая. И он ничего не взял. Оставил как есть. Украсил, осыпал ее ядовитой дрянью, – он наклонился и дотронулся рукой в перчатке до белого увядшего зонтика на животе Кантемировой, коснулся кожи внутри нарисованного контура. На перчатке осталась слизь, от нее исходил слабый неприятный аромат. Сок борщевика Сосновского, растения – проклятия семьи Кантемировых… – Однако других ее вещей здесь нет, – заметил Сиваков. – Ни дамской сумки, ни мобильного, я карманы брюк проверил. Нет телефона. – Она жила неподалеку, в Воеводине, – ответил полковник Гущин. – У станции «Ока» снимает дом ее сын. К Леве Кантемирову по адресу, что узнали Макар с Клавдием Мамонтовым, сразу выехали оперативники. Но обветшалый особняк под медной крышей оказался пуст. Кантемиров отсутствовал. Его номер мобильного, по которому с ним связывался Макар, Гущин еще раньше скопировал себе. Оперативники звонили, но «абонент был недоступен». Полковник Гущин выслушал их рапорт молча, подумал секунду и приказал: выдерните в Москве, в Гранатном переулке, единокровную сестру Кантемировой Светлану – кроме сына, скрывающегося от полиции, она единственная ее близкая родственница. Привезите в Чехов, в УВД, пусть старуха ждет меня. Он намеренно выбрал локацию для штаба оперативно-разыскной группы в Чехове, где Мамонтов и Макар разбирались с задержанием Ильи Суркова. Эксперт Сиваков остался на берегу продолжать осмотр тела, намереваясь по окончании забрать его в прозекторскую – его личный судебно-медицинский штаб тоже располагался в Чехове, где в морге хранились трупы трех предыдущих жертв. А полковник Гущин отправился в Воеводино, в дом Кантемировых, с намерением выяснить все обстоятельства, предшествовавшие убийству Искры, – что с ней случилось? Как она провела свой последний день? В доме полицейские проводили обыск. Они прибыли туда задолго до Гущина и занимались своим привычным делом, предварительно поставив в известность об убийстве Кантемировой Тамару Цармона, встретившую их. Кроме Тамары, на бывшей академической даче больше не было никакой прислуги. Допрос секретарши и помощницы Кантемировой полковник Гущин взял на себя. Он помнил, что ему рассказывали о Тамаре Клавдий и Макар, принял к сведению и скверную характеристику, данную ей Светланой Кантемировой. Женщина находилась в состоянии шока. Она плакала и никак не могла остановиться. Ее лицо распухло от слез, глаза покраснели. – Успокойтесь, – попросил ее полковник Гущин. – Соберитесь, сосредоточьтесь. Вы важный свидетель по делу. Мне надо узнать максимально подробно, как обстояли сегодня дела здесь у вас? Почему Кантемирова оказалась на берегу реки? – Мне ваши полицейские сразу сказали – ее на Оке задушили. Но я ничего не знаю! Какая река?! При чем тут вообще река? – Тамара Цармона вытерла щеки тыльной стороной ладони. Высморкалась в скомканный бумажный носовой платок. – Словно обухом по голове… Искра Владимировна… Искра… Да что же это? Сначала Наталья Эдуардовна… Теперь она… Мне дома страшно одной! Я здесь ни минуты не останусь! – Тихо, тихо. Мы это позже обсудим – ваш отъезд. Хорошо? – полковник Гущин взял ее за руку. – Помогите мне сейчас разобраться. – Да, да, конечно, спрашивайте. – Тамара Цармона убрала руку и опять высморкалась в бумажный платок. – Пожалуйста, вспомните все в мельчайших деталях – весь сегодняшний день до приезда к вам полиции. Вы с Искрой Владимировной проснулись утром и… что дальше? – Полковник Гущин, спрашивая, наблюдал (они с Тамарой расположились на открытой веранде), как на обширном участке кантемировской дачи сотрудники полиции обследовали каждый уголок – заросли кустов, неухоженные клумбы. Искали борщевик Сосновского. Сумерки сгущались, плодя тени в траве у старых лип и берез. Полковник Гущин не видел на участке (по крайней мере с веранды) знакомых высоких растений с белыми зонтиками. Но полицейские продолжали осмотр территории. – Искра относительно рано проснулась, даже я еще не вставала, – жалобно ответила Тамара. – Я ее увидела из окна сверху, она бродила в той части участка, где еще ее отец яблоневый сад разбил, – Тамара указала в сторону деревьев. – Она села в саду на диван-качели. Я быстро приготовила завтрак. Подала ей. Она с головой ушла в телефон. Мы позавтракали, кофе напились. Все как обычно. – Кантемирова кому-то звонила? – уточнил Гущин. – При мне нет. Переписывалась с кем-то. Сразу после завтрака засобиралась. – Она переписывалась с сыном, как думаете? – полковник Гущин задал новый вопрос. – Он ведь почти рядом дачу снял, у станции «Ока». Может, она решила его навестить? – Я не знаю. Нет… она бы мне сказала, что по пути к Левке махнет. – Тамара покачала головой. – И вообще он ушел в подполье, уединился, даже с матерью почти не общался. Искра Владимировна мне сказала, что едет в Москву – в ЦУМ, что ее скука душит. Мол, она уже обалдела дома торчать. Вот что она мне заявила после завтрака, – выпалила Тамара. – Она и раньше срывалась спонтанно «погулять» – на шопинг, к косметологу, в спа. Она могла отправиться и без записи, потому что ее до сих пор уважают и помнят, как золотого клиента и жену Касымова. Наверное, она утром с менеджером спа или косметологом переписывалась в чате. И они ее пригласили сами, сподвигли на поездку. Короче, она передо мной не отчитывалась. А я не лезла, не хотела ее раздражать. Она стала одеваться – это всегда долгий процесс. Потом села в машину и укатила. Все. Больше я ничего не знаю. – Тамара Цармона поджала губы и уставилась на Гущина. А тот вспомнил, как Мамонтов назвал ее вышколенным, прожженным секретарем из богатого дома. Лишнего слова от нее не добьешься. – Нет, не все, Тамара Андриановна, – возразил он. – Осознайте всю серьезность ситуации. Кантемирову задушили. Убиты еще несколько женщин. Поэтому подумайте хорошенько. Не стоит сейчас ни о чем умалчивать. Не тот случай. Мне необходимо знать весь ваш сегодняшний расклад. Почему, например, она раздражалась? Ваша хозяйка? – Она мне не хозяйка, – отрезала Тамара. – Я у нее работала много лет. Но она мне не хозяйка. Я не ее служанка. Тамара Цармона на секунду умолкла. Вспомнила Искру за сборами в гардеробной у зеркала. Как она красила губы помадой, обернулась через плечо и бросила: – Хватит тебе дрыхнуть, Тамарка. Займись делом. Дом тиной зарос. Хотя бы ванную мою приведи в порядок. Ты знаешь, я люблю чистоту. И позвони снова в агентство – пусть хоть кого-то временно пришлют! Но только семейную пару, чтобы она дом убирала, а он – в саду и по хозяйству, как мужик, соображал. А то вчера вечером щиток выбило, так ты даже не смогла быстро электрику наладить. – Не весь щиток, а пробки, – поправила хозяйку Тамара Цармона. – Вы сами, между прочим, ни бельмеса в электрике. А я пробки включила. Система сработала из-за перегруза сети. Автоматика. – Да будет свет! Дом я перестроила, а с электрикой все как при родителях, деревня наша Воеводино, лампочка Ильича. – Искра Кантемирова глядела на Тамару. – Ты мне зубы-то не показывай, не дерзи. Что вернулась ко мне – славно, я рада. Но ты много на себя не бери. И не превращайся в зануду. Лучше собой займись. Глянь, на кого ты похожа! Пижама мятая, карманы оттопырились, камнями, что ли, их набиваешь? Портки пижамные сзади провисли. Морда серая, отечная. Стареешь, милочка… И глупеешь. Не разочаровывай меня окончательно. Не тупи. Не распускайся… – Искра Владимировна раздражалась из-за неполадок с электричеством и, как мачеха Золушке в сказке, надавала мне кучу домашних поручений, – тоном опытного истинного секретаря ответила Тамара полковнику Гущину. – Когда распоряжалась, сердилась. Она была порой крайне несдержанна в словах. Но я никогда не придавала этому значения. Такой у нее характер… – Какой? – ввернул полковник Гущин, внимательно наблюдая за Тамарой Цармона. – Сволочной, – ответила та и вновь поджала губы. – Вы же все хотите знать? Она иногда на людей бросалась без причины. Просто срывала зло. Изживала свой стресс, создавая неприятности другим. – То есть, иными словами, сегодня утром у вас с Кантемировой возник конфликт? – уточнил Гущин. – Нет, вы что? Никакого конфликта, – Тамара моментально пошла на попятный. – Она мне велела убраться дома, хотя в мои обязанности уборка не входит… я ж не горничная – и приказала позвонить в агентство по подбору персонала. Найти людей, обслугу. – Я еще удивился – двухэтажный особняк – и нет помощников по хозяйству, – заметил Гущин. – В доме только она и вы остались. – Она сама виновата! – пылко воскликнула Тамара. – Который раз уже она прислугу выгоняет. Те двое – муж с женой из Узбекистана – дольше остальных продержались, сюда из Баковки переехали, согласились за отдельную плату. Но она и к ним прицепилась. Потеряла браслет, а на горничную спустила собак, обвинила ее. Та стала кричать – «я не брала ваш браслет!». Вскоре Искра сама же его нашла. А горничная и ее муж… они не смолчали – мол, извиняйся, раз обвинила напрасно. Плати моральный ущерб. Она их на три буквы послала! Когда в доме жил муж, Касымов, вся наша прислуга узбекская вела себя прилично, он ими как бай настоящий управлял. Но после развода вся их диаспора… и наши узбеки в доме стали воспринимать Искру «брошенкой», – Тамара глянула на полковника Гущина. – Без должного уважения и почтения. На Востоке сто оттенков черного и серо-буро-малинового в этом плане, понимаете? – Какой марки у вашей хозяйки машина? – уточнил полковник Гущин. Он понял: Тамара исподволь, очень аккуратно, однако… мстит сейчас бывшей хозяйке, произнося «брошенка» с затаенным презрением, несмотря на свой шок, горе и неподдельные слезы. – И во что она оделась? – «Тойота Лендкрузер», черный. Вещи подобрала элегантно, в своей обычной манере – брюки, топ, черная накидка. Все в тон, марка Лора Пиана, стиль «олд мани», – старательно выдала Тамара. – Обувь… я внимания не обратила, кажется, мюли от Прада. И украшения. Сумку взяла от Живанши. Она долго собиралась, красилась перед зеркалом. И уехала. Кто же знал, что… ох, даже если я злилась на нее из-за уборки в доме, я ей сейчас все, все прощаю! – Тамара горестно всхлипнула. – Она столько для меня доброго в жизни сделала. Какая теперь разница – все наши мелкие дрязги… А что теперь со мной будет? Лева меня выставит… Где работу мне искать? Как жить дальше? Полковник Гущин, слушая ее причитания, давая ей время успокоиться, позвонил старшему опергруппы – срочно проверить в Воеводине и в ближайших окрестностях, может, кто-то видел черный внедорожник «Лендкрузер»? Машина Кантемировой пропала, как и ее мюли, сумка, телефон и накидка. Их не обнаружилось на берегу Оки. – Во сколько она покинула дом? – задал он один из главных вопросов. – Я на часы не смотрела. Наверное, где-то в одиннадцать или чуть позже, – ответила Тамара. – Ох, надо же сообщить всем! Щеглову… Леве надо позвонить! Вы его уже поставили в известность?