— Ясно. Ты прав. — Гущин внимательно рассмотрел все снимки. — Слушай, у меня к тебе вопрос. — Да, Федор Матвеевич. — Мне начальник Бронницкого УВД намедни сообщил — ты рапорт написал на увольнение, его в кадрах оформляют… — Да, он написал рапорт! Наконец-то! Имеет право! — пьяно воскликнул Макар. — И я лично очень рад. Он с нами теперь будет жить и нас охранять. За ним — как за каменной стеной. Клава — броня, и пушки наши крепки! — Значит, уходишь из органов? — Полковник Гущин протянул руки, и Клавдий передал ему Сашхена. Тот сразу притих, заулыбался во весь рот и цепко схватил Гущина за ухо, бормоча восхищенно: «Иии! Уууаааххх!» — Увольняюсь, Федор Матвеевич. — А по какой причине, если не секрет? — Не хочу больше служить в полиции. — Почему? — Вы причину сами не видите? Что кругом творится. Я всегда хотел уйти. С самого начала. И вот лопнуло мое терпение. — Он не желает, — пояснил за друга Макар. — И я бы на его месте так поступил. — Ты живешь, как в кино голливудском, на всем готовом, — оборвал его полковник Гущин. — Ты себя с Клавдием не равняй. Клавдий Мамонтов внезапно понял — Гущин потому и выпил сейчас… из-за их разговора. «На сухую» такая беседа у него не пошла бы… — А вы, Федор Матвеевич, не отговаривайте его. — Макар упрямо не сдавался. — Когда-нибудь спросят со всех: а где вы были, когда все это происходило? Что вы делали? Вот Клаве будет что ответить. Ему зачтется. — А мне тоже будет что ответить, Макар. — Полковник Гущин крепко прижал к себе Сашхена. — Что мы хоть как-то боролись… Не отошли в сторону, не сбежали трусливо, а боролись с ненавистью, что внезапно окутала нас всех как тьма… Пытались хоть как-то ее преуменьшить — вот, пахали сутками, раскрывали убийства в Чугуногорске, в Бронницах… Делали, что должно. Макар умолк. Клавдий тоже не спешил с ответом. — Ты уже решил, как поступишь, да? — спросил его Гущин. — А мне какой дашь совет? Мне, у которого вся жизнь прошла в полиции? Словно и не было никакой другой жизни, кроме службы… Или скажешь и мне — брось все, увольняйся? Как Еве когда-то мать заявила — начни с чистого листа? В моем возрасте? Где он — мой чистый лист? — Я не знаю, Федор Матвеевич, — честно ответил Клавдий Мамонтов. — И я не знаю, вот в чем штука. — Полковник Гущин с Сашхеном на руках повернулся, понес сам малыша в его детскую. — Ладно. И это переживем. Проехали, Клавдий. Больше он с Мамонтовым о его решении уйти из полиции не заговаривал. А наутро — и он, и Макар протрезвели, и они все втроем отправились в Бронницкий УВД. Туда снова явился следователь СК для допросов Костяна Крымского и Дарьи Лаврентьевой. Насчет Дарьи надо было что-то решать — отпускать ее из-под стражи или арестовывать. На каких основаниях? И тут полковнику Гущину позвонили из Воскресенска. — Ну что там с роддомом, узнали? — спросил он, включая громкую связь. — Не роддом, а родильное отделение в больнице в Морозово, — доложил местный оперативник. — Только, Федор Матвеевич, никакого акушера-гинеколога Надежды Малявиной там нет. — Нет? — То есть в родильном отделении ее хорошо знают — она проработала там много лет. Потом ушла на пенсию. Она умерла. — Умерла? — полковник Гущин слегка осип. — Когда?! Клавдий Мамонтов и Макар смотрели на его изменившееся встревоженное лицо. — Пять лет назад. — А от чего наступила смерть? — От болезни, от рака, — невозмутимо докладывал оперативник. — В роддоме мне сказали — они всем коллективом ее хоронили. Она же ветеран-медик. Ее могила на местном кладбище в Морозово. — Вот так — покойница у нас! Чао — ариведерчи! — Макар всплеснул руками. — Я как чувствовал — что-то не то было в красочном повествовании Евы, когда она вчера свою пургу несла про акушерку Малявину и адское знамение при родах. Она и с покойниками уже беседует! Ну, фантазерка! Типичный синдром Капгра… Все в ход у нее идет, все выдумки, лишь бы убедить окружающих в своем маниакальном бреде насчет сына. — Развела она нас вчера классно, Федор Матвеевич. — Клавдий Мамонтов кивнул. — И правда, в фантазиях она мастерица — у меня аж мурашки по коже бегали… Так она все сочинила складно. А мы уши развесили. — Но она заявила, что Малявину разыскал частный детектив, — заметил Гущин. — И Василий Зайцев нам ее слова подтвердил. — Парень сказал лишь, что нашел по интернету телефоны каких-то детективных агентств и дал ей, чтобы успокоить ее истерику. А уж звонила она туда — нет ли… Никому она, конечно, не звонила. Она нам ни контактов детектива не назвала, ни его фамилию — только имя, ясно теперь, что липовое. Все выдумки, ложь. Безумная она, несчастная баба. — Макар покачал головой. — Но она мне дала телефон Малявиной. — Гущин снова быстро позвонил акушерке. Гудки, гудки… Покойница не отвечала. — Конечно, какой угодно может быть номер… мда, переплет. — Гущин дал отбой. — Пробить дам команду, но… — Федор Матвеевич, пустая трата времени, потому что психоз налицо, — заявил Макар. — Ева ненормальная. Нельзя верить словам человека с синдромом Капгра. Он хотел еще что-то добавить, однако у Гущина вдруг зазвонил мобильный. «Акушерка Малявина спохватилась… из могилы нам перезванивает… С того света… — пронеслось в голове Клавдия Мамонтова. — Сейчас скажет: „Привет! А я в раю, в подвале ГЭС… и здесь со мной Адам и Борис, Самаэль и Селафиэль, и змей… И солнышко во тьме кромешной нам светит…“» Он вновь ощутил тот знакомый липкий холодок… Безумие заразно… — Дежурный по УВД Сомов, — в мобильном послышался мужской голос. — Вы сегодня планируете быть у нас в Чугуногорске? Если сами не приедете — отправьте своего прикомандированного помощника Мамонтова сюда срочно. — В чем дело? — сухо спросил полковник Гущин. — С утра свидетельница явилась, хочет видеть сотрудника, который ее допрашивал, когда женщину в их доме в квартире убили. Я справки навел — это ваш помощник Мамонтов. — А кто свидетельница? — Батрутдинова Зухра. Гущин вопросительно глянул на Клавдия Мамонтова. Но тому фамилия и имя свидетельницы тоже абсолютно ничего не говорили. Какая еще Зухра? — Пусть ваш Мамонтов приедет прямо сейчас, переговорит с ней. Она твердит, что у нее важный вопрос. А со мной и нашими оперативниками беседовать отказывается, задолбали мигранты, свои порядки и нам, органам, уже диктуют, никого не стесняются, — раздраженно бросил дежурный Чугуногорского отдела полиции. Глава 36 Зухра Возле дежурной части Чугуногорского УВД, когда они все втроем приехали туда, маячила невысокая фигурка — брюнетка в спортивном костюме. Восточная внешность, неопределенный возраст… Дежурный по управлению доложил полковнику Гущину — свидетельница, насчет которой я звонил. Гущин снова вопросительно глянул на Клавдия Мамонтова — и кто же она такая, Батрутдинова Зухра? Узнаешь ее? Клавдию Мамонтову вид свидетельницы ничего не подсказал, как и ее фамилия. Однако Зухра моментально направилась именно к нему. — Вы приехать, я вас так ждать! Я хотеть говорить с вас. Я бояться! — Она прижала худые смуглые руки к впалой груди. — Добрый день, — вежливо поздоровался Клавдий Мамонтов. — А по какому вопросу вы хотели меня видеть? — Вы не помнить меня? — Она с тревогой вперилась в него. — Вы приходить в квартиру моя хозяйка — бабка лежачий, разговаривать со мной вот с ним, — Зухра ткнула пальцем в Макара. — Вечер, когда убить женщина на второй этаж. Под квартира бабка. — А, так вы сиделка из квартиры наверху у соседей Анны Лаврентьевой! — Мамонтов наконец понял, кто перед ним. — Что вы хотели мне сообщить? Вас что-то испугало? — Он! — Кто он? — Сын. Шайтан! Нечистый дух! — Сын вашей соседки? Алексей Лаврентьев? — уточнил Макар, весь обратившийся в слух. — Да! Вы приезжать и забирать его жена. — Сиделка Зухра всплеснула руками. — А его выпускать. На свобода. Вы его отпускать! Зачем?! — По закону. Да вы не волнуйтесь, — Клавдий Мамонтов попытался успокоить Зухру. — Как не волноваться. Я в ужас! — Сиделка испуганно округлила глаза. — Ведь это он ее убить. Смерть своя мать! Она выкрикнула фразу на ломаном русском так громко, что ее услышали все в Чугуногорском УВД. На мгновение возле дежурной части воцарилась тишина. — Пройдемте в кабинет, и вы нам все по порядку расскажете, — объявил полковник Гущин и обратился к дежурному: — Ключи мне от свободного кабинета. — А у нас свободных как раз нет, заняты все, — в коридоре появился начальник Чугуногорского УВД. — Что еще за вопли? Что разоралась ваша черномазая?