— Следите за языком, коллега, а лучше его прикусите, — резко оборвал его Гущин. — Я приехал не для того, чтобы выслушивать ваши оскорбления в адрес свидетельницы. — А кто кого оскорбляет? — начальник УВД покраснел. — Ключи от кабинета, — приказал дежурному полковник Гущин. — Иначе я сам займу тот, который мне понравится. Невзирая на чины и звания. Дежурный передал ему ключи. Начальник УВД сверлил Гущина ненавидящим взглядом. — Имеющий уши да услышит, — заявил ему Макар философски. Начальник УВД глянул и на него так, что Клавдий Мамонтов решил — сейчас ударит, и загородил собой друга. В затхлом прокуренном кабинете при закрытых дверях они продолжили разговор с Зухрой. — С чего вы решили, что это ваш сосед Алексей Лаврентьев убил свою мать? — спросил сиделку Клавдий Мамонтов. — Потому что я сама его видеть тот день, — выпалила Зухра. — Но в прошлый раз вы заявили мне, что ничего не знаете, никого не видели. — Я не хотеть сначала связаться с полиция… не мой дело. Вы же потом его забрать в тюрьма! Я думать, вы арестовать его — убийца свой мать. И я не хотеть ничего говорить, раз и так вы его забрать, — сиделка бормотала сбивчиво, быстро, путано. — Но вы его отпускать вдруг. Я его позавчера встретить у лифт! Он жить в квартира мать его. Я испугаться до смерть. Он же мать убивать. Он убийца. Вы опять приехать ночь, и я слышать, видеть — думать, вы его опять забирать. Но вы увозить его молодой жена. А его оставлять квартира! У нас в дом! — Что именно вы видели в день убийства? — спросил полковник Гущин. — Все по порядку. Когда, во сколько? Что и кого? — Мой бабка лежачий, — начала повествовать Зухра. — Ходить под себя после обед. Гадить. Я менять ей памперс, мыть — долго заниматься дело. На часы не смотреть. Но быть часа три или еще половина… Я думать так, потому что бабка делать дерьмо после обед… И я слышать шум внизу. Я не понять что и забыть. Я продолжать ухаживать бабка. Потом я пакет брать с грязный памперс и выходить из квартира. Спускаться лестница к мусорпровод. И слышать стук дверь. — Вы с лестничной площадки у мусоропровода услышали стук входной двери этажом ниже? — уточнил Клавдий Мамонтов. — Время было примерно около половины четвертого — четырех часов дня? — Да, да! Я глянуть быстро. Не придать значений. Шаги по лестница. Я видеть его со спина. Он спускаться вниз в подъезд — закрыть дверь квартира и спускаться. — Алексей Лаврентьев? Вы его увидели со спины, когда он покинул квартиру матери и уходил? — Со спина. Он не оборачиваться. Быстро идти по ступенька. В подъезд и на улица. Вон. — Это точно был он? — Он! — Зухра закивала головой. — Его одежда. — А какая была на нем одежда? — продолжал спрашивать Клавдий Мамонтов. — То, что и раньше я видеть уже на нем. Джинсы. Его куртка цвет зеленый, как военный. Клавдий Мамонтов и Макар переглянулись — вспомнили, в какой одежде предстал перед ними Алексей Лаврентьев в ночь убийства — джинсы, поношенные кроссовки и ветровка цвета хаки. Под ветровкой была еще толстовка серого цвета с капюшоном. — Что у него было на голове? Капюшон от толстовки? — Мамонтов специально задал наводящий вопрос, хотя это и считалось против правил. — Нет, — Зухра покачала головой. — Шапка на нем. — Какая шапка? — спросил полковник Гущин. — Америка который. Козырек. — Бейсболка? — уточнил Мамонтов. Зухра секунду подумала и кивнула. — Я видеть, как он убегать. — А вас он видел? — осторожно спросил Макар. — Вспомните, это очень важно — он не оборачивался? Он вас не заметил? Зухра притихла. Задумалась. — Нет, не оборачивать голова. И он меня не видеть… я так думать… — Точно? — Макар, как и нередко раньше, задал самый главный вопрос, от которого много зависело, и добивался полной ясности. — Не оборачивать голова. Но… чуять… — Что чуять? — Клавдий Мамонтов снова ощутил тот холодок внутри. — Чуять как зверь, что ли? Вас? — Не я. Вонь. — Зухра вздохнула. — Пакет с грязный памперс бабка у меня в руках так вонять. Он чуять… наверно… Я не знать. — Так, что бы у нас тут ни вырисовывалось, а программу защиты свидетеля я задействую немедленно, — объявил полковник Гущин. — Видеть не видеть, чуять не чуять… но она в доме больше находиться не может. Зухра, выслушайте меня очень внимательно. Где ваш муж сейчас? — На работа. — Вы в квартиру к вашей подопечной больше сегодня не вернетесь. Пока… ну, в ближайшие дни. С кем сейчас ваша старушка лежачая осталась, пока вы нас ждали долго? — Племянник приезжать, сидеть с ней, я сказать ему, что к врач, не к мент… то есть полиция, а к врач… — Позвоните племяннику сейчас при нас и скажите, что не вернетесь к обязанностям сиделки. — Но я потерять работа! Деньга! — Лучше потерять работу, чем жизнь. — Полковник Гущин достал мобильный. — Вы же боитесь Алексея Лаврентьева, соседа. Вы сказали нам, что он убийца. Так надо принять меры безопасности. Это ненадолго. Потом все вернется к обычному порядку вещей. Вы пока поживете на другой квартире, полиция возьмет вас под охрану. Все в рамках закона. — Мой муж меня бить, ругать. Зачем я лезть, сказать вам! — Я сам вашему мужу объясню все, — успокоил ее полковник Гущин. — Звоните ему, затем племяннику вашей старухи. Они вышли из кабинета. — Федор Матвеевич, почему вы не хотите снова задержать сына Лаврентьевой? — спросил Макар. — Зачем включать программу защиты, когда его можно просто опять арестовать? — Мы его уже закрывали в камеру, толка никакого. Он в убийстве матери не признался. При наличии спорных косвенных улик. — Но у нас теперь есть показания свидетельницы, опознавшей его, — заметил Клавдий Мамонтов. — Прямая улика. Чего мы не имели раньше, теперь внезапно появилось в деле. — Слишком внезапно. — Полковник Гущин искал в «контактах» нужные номера сотрудников, отвечающих за программу защиты свидетелей. — Как снег на голову. Но в любом случае за безопасность Батрутдиновой я теперь отвечаю. И оставлять ее в их доме не имею права. — Вы не верите ее показаниям? — спросил Макар. — Я верю ей. Но ты сам недавно говорил: дело наше — шкатулка с секретом. — Вы сомневаетесь, я вижу. — Макар помолчал. — Потому что убили не одну Анну Лаврентьеву, но и ее сестру. А убить шаманку Алексей Лаврентьев не мог. И у нас еще Костян Крымский, которого вы сами считаете фигурантом номер один… Поэтому вы… — Нет, не поэтому, Макар, — Гущин подбирал слова. — Просто мне, как и тебе, с некоторых пор кажется, что дело наше намного сложнее, чем бытовое убийство из-за квартиры. И мотив гораздо сложнее. — Но у Крымского мотив очень простой — месть за брата. — Ты в его мотив не особо веришь. И Клавдий тоже. Вас двое против меня одного. И теперь еще показания сиделки против Алексея Лаврентьева. И я решил, что погожу с выводами. Для меня сейчас первостепенная задача — обеспечить безопасность важной свидетельницы. — Одежду Алексея Лаврентьева после его задержания проверяли на наличие следов крови? — спросил Клавдий Мамонтов. — Ту, в которой он предстал перед нами ночью, — джинсы, ветровка хаки… — Конечно, проверяли. И следов крови на ней эксперты не нашли. — Гущин кивнул. — Вот и я о том же. А убийца вставал коленями на грудь Анны Лаврентьевой, когда всаживал ей в горло нож. Хоть какие-то брызги, но должны были на него попасть. — В чем проблема с одеждой? Что, у него только одни джинсы и единственная куртка? — усмехнулся Макар. — Естественно, он переоделся в чистое, когда снова заявился домой в Чугуногорск и якобы обнаружил мать мертвой в квартире, вызвал полицию. Время, чтобы уничтожить окровавленную одежду, у него имелось. Клавдий Мамонтов подумал: в этом деле на каждый вопрос есть ответ. И на каждое их действие — противодействие. — За Алексеем Лаврентьевым я установлю негласное наблюдение, — объявил Гущин. — Возможно, следующие его шаги… если он их сделает, ошибется, проколется, как-то нам помогут прояснить ситуацию. — Только нам надо определить сначала для себя. — Макар усмехнулся криво. — Если все же он убил свою мать из-за квартиры, то кто тогда прикончил его тетку Евгению, тоже убийцу, зарубившую Маркиза топором? Неверная жена Дарья? Или Костян Крымский? Или кто-то третий? До сих пор скрытый от нас? Глава 37 Заведующая Привлекать к программе по обеспечению защиты свидетельницы кого-либо из чугуногорских стражей порядка полковник Гущин принципиально не стал. Демонстративно вызвал из Главка спецгруппу и терпеливо ждал, пока она доберется до Чугуногорска и возьмет Батрутдинову под свою ответственность. Сиделка, плача и жалуясь на судьбу — ах, зачем я только связалась с полицией! — вела сложные переговоры с мужем на родном языке и с поставленным перед фактом разозленным работодателем, родственником ее лежачей клиентки. Затем с ними внушительно и лаконично беседовал сам полковник Гущин. Клавдий Мамонтов скрепя сердце наблюдал всю эту нескончаемую «маету», Макар совсем приуныл от скуки и долгого безделья. Они сторожили в кабинете Зухру Батрутдинову, чтобы та не вознамерилась тайком улизнуть из УВД и до конца исполнила бы свой «гражданский долг перед законом и правосудием».