– Что? Вы с ума сошли? – Элавиоль не засмеялась, но ее глаза чуть расширились, и она обернулась на своего сына, молчаливо стоящего в стороне, словно желая проверить, не рассмеется ли он. Алвур стоял за плечом матери, задумчиво покусывал ноготь большого пальца. В его взгляде читалось сожаление – и сомнение. Он видел, как возможности, о которых Яннем мог лишь гадать, уплывают из его рук. Но все же не мог открыто противостоять решению матери, выражавшей сейчас волю всего Дома Алварин. – Если бы, – негромко проговорил Алвур, – в Митриле существовало нечто, представляющее для эльфийского народа истинную ценность… возможно, мы дали бы вам войско. Но я боюсь, что это не так. Потому лишь могу повторить просьбу моей досточтимой матушки и с сожалением прошу вас удалиться… сир. Яннем с трудом удержался, чтобы не кивнуть Алвуру с благодарностью. Ну конечно. Именно в этом и заключалась проблема. Не в том, что Яннем лишился власти – проклятье, он лишился ее в тот миг, как чертов Эгмонтер зашвырнул его в самое сердце эльфийской иэллии. Проблема была в в том, что Элавиоль не хотела рисковать и не видела в этом смысла и выгоды для себя. Весть о перевороте в Эрдамаре лишь послужила отличным поводом отказать Яннему, но не была главной причиной. Он принял решение мгновенно. – Меллирон, – сказал Яннем. – Это ведь самое священное из ваших деревьев? Даже более священное, чем эйкьява? Он поймал быстро мелькнувшее одобрение в глазах Алвура и в упор посмотрел на нахмурившуюся Элавиоль. – Я читал о вашей давней традиции, предписывающей вам поклоняться меллирону, как святыне. Любой меллирон священен, и любой эльф должен сделать все, чтобы защитить это древо от гибели, на чьей бы земле оно ни росло и кому бы формально ни принадлежало. Ибо, согласно представлениям эльфов, меллирон просто не может никому принадлежать. Потому что меллирон – часть самой Альвийин, Матери сущего, и одновременно ее храма. Эльфам же Великая Богиня оказала честь быть служителями при них. – К чему вы говорите мне это? – нервно бросила Элавиоль. – К тому, что в Митриле растет меллирон. Прямо в самом Эрдамаре. В подвале королевского замка Бергмар. – Это ложь, – сказал Алвур, но его глаза заблестели от удовольствия, и Яннем прочитал в его взгляде неприкрытое восхищение. – Нашим друидам известно обо всех меллиронах, где бы они ни произрастали. – Но не об этом, потому что его долгие годы защищала магическая стена. Этот меллирон в Бергмаре посадила Илиамэль. Как подарок для своего сына Брайса. – Она украла семя! – воскликнула Элавиоль в порыве, как показалось Яннему, совершенно искреннего ужаса и негодования. – Это Проклятая украла семя меллирона и сбежала с ним! – Ушла в изгнание, а не сбежала, насколько я помню, но в целом да. Это случилось всего двадцать пять лет назад. К тому же она посадила росток на каменистой почве, вдали от Светлого леса и вообще от любого леса, без доступа к солнечному свету. Так что он растет медленно и… я бы сказал, болеет. – Ты видел его своими глазами? – прошептала Элавиоль, и Яннем ответил абсолютно искренне: – Да. Видел. Он действительно видел – иссохший, искореженный, перекрученный ствол, черный и гнилой, запачканный скверной темной магией, так же, как и серебряный меч, воткнутый у его корней. Да, это был меллирон, искореженный и полумертвый. А то, что от него осталось, Брайс уничтожил у Яннема на глазах, когда разрушал темный алтарь, воздвигнутый его матерью и созданный из смеси магии Леса и магии Тьмы. Но все это были нюансы, совершенно не имевшие значения. Говорят, что священное древо эльфов невозможно уничтожить полностью, даже Тьма неспособна на это – меллирон, раз пустив корни, способен возродиться даже из пепла. Яннем не знал, правда ли это, он много лет не вспоминал ту страшную ночь и уж тем более не спускался в подземелье под Бергмаром, где все это произошло. А не зная наверняка – не мог и лгать. – Меллирон в Митриле, – проговорил Алвур. – Поразительно. Единственный меллирон вне иэллий растет в Эл-Северине. Это древний дар нашего народа Императору людей, как символ нерушимой связи, союза и мира. – Но меллирон в Митриле таким символом быть не может, – возразила Элавиоль. – Он вырос из украденного семени, посаженного Проклятой! Это… это такое страшное святотатство, что у меня язык не повернется доложить об этом Светлой Владычице! Элавиоль вдруг побледнела, видимо, осознав, что, повернется язык или нет, а донести все же придется. Потому что это не те сведения, которые можно просто утаить. В ее глазах, прежде почти добрых, сверкнула лютая злоба – похоже, досточтимая элори уже всерьез жалела, что не позволила друиду пустить ростки сельфрилла в теле человека, от которого неожиданно возникло столько ненужных хлопот. – Кто бы его ни посадил, он там. А вы, эльфы – его слуги. И знаете что, элори? Лорд Глендори – представитель старой традиции, один из самых рьяных адептов догмы «нечистой крови». Почему, собственно, я и женил Брайса на его дочери – на-деялся, что хоть тогда он уймется. Но этот ублюдок уже пошел вразнос. И судя по тому, как далеко он зашел, его ничего не остановит. Едва Совет Лордов прогнется под него, едва Глендори почувствует настоящую власть, как начнет ломать все, что я строил эти пять лет. Он изгонит, а может, даже начнет преследовать все нечеловеческие расы. И когда он узнает про меллирон под Бергмаром – а он узнает, если получит регентскую власть, – то первым делом его уничтожит. – Уничтожит! – ужаснулась Элавиоль. – Да как он осмелится… – Запросто, – спокойно сказал Алвур. – Запросто, матушка. Мы же едва не казнили короля людей. Так и люди легко убьют наше священное древо. И нечему тут удивляться. Вы как первый день на свете живете. Элавиоль беспомощно обернулась на сына. А Яннем мысленно отметил про себя использованное Алвуром слово – он сказал, что люди не задумываясь УБЬЮТ древо эльфов. Убьют, а не срубят или уничтожат. Они и вправду считают эти деревья живыми разумными существами. И после того, что Яннем видел у проклятого темного алтаря, разве он мог с этим поспорить? – Дайте мне солдат, – настойчиво повторил он. – Помогите вернуть мой трон и защитить ваш меллирон. А после этого станьте союзниками Митрила. – Вы вырастили украденное семя, ваши люди грозят уничтожить его, и вы еще смеете просить… – Я не прошу, благородная элори. Я ставлю вас перед фактом. Если вы откажетесь, если даже передумаете меня изгонять и решите убить, чтобы никто ни о чем не узнал, то сами-то вы будете знать и помнить о том, что сделали. О том, как бросили погибать порождение Матери Альвийин. Помогите мне и положите начало новой эпохе в отношениях наших народов, укрепите положение вашего Дома и сохраните лицо. Откажите мне – и, вполне возможно, ваши сородичи, узнав об этом, однажды проклянут вас саму. Элавиоль медленно покачала головой. Ее руки поднялись и обхватили локти, словно ей стало холодно. Алвур молчал. – Вы низкий человек, – проговорила она. – Впрочем, чего ждать от того, кто чуть не убил из зависти и страха собственного брата. – Но тем не менее вы мне поможете, – улыбнулся Яннем, и Элавиоль из дома Алварин ответила: – Да. Тем не менее я вам помогу. Но да хранят вас все Светлые боги, если вы нам солгали. Глава 9 В первый год царствования короля Яннема, вскоре после его возвращения из Эл-Северина и незадолго до принятия первого из законов, касавшихся догмы нечистой крови, королевский двор отправился на охоту. Подозрительность Яннема тогда еще не достигла таких драматичных масштабов, как несколько лет спустя; он перестал опасаться своего младшего брата, а все остальные враги на фоне только что одержанной победы над Императором людей казались мелкими сошками. Это было хорошее время, лучшее время царствования Яннема. Брайс вспоминал его с грустью, так же, как то время, когда они были детьми. Яннем не особо любил охоту, но строгий этикет, введенный им при дворе, вызывал в придворных глухой ропот, и следовало хоть изредка разбавлять это напряжение, развлекая придворных балами и охотами. Это был большой, помпезный выезд, в сопровождении полусотни егерей, общим числом в восемьсот человек. Для охоты выбрали склон Кармай – одно из любимых охотничьих угодий их отца, где водилось много дичи, но самой ценной добычей в этих местах считались горные орлы, вившие гнезда на скальных пиках над склоном. Скалы здесь были слишком крутыми, и хищные птицы предпочитали летать на собственную охоту ниже, в долину, так что здесь, в собственном логове, никогда не опускались ниже, чем на триста футов над землей. Что делало такой охотничий трофей особенно сложным и почетным. Яннем и Брайс ехали верхом рука об руку, как и всегда в последнее время. Недоуменные разговоры за их спинами давно стихли – двор смирился с тем, что Брайс из изгнанника и преступника стал вторым лицом в Митриле, и принял это с немой покорностью, как принимал теперь все причуды своего нового короля. Яннем держал у седла арбалет – он предпочитал это оружие всем другим, и Брайс только теперь понял, что это было, возможно, неосознанным проявлением нежелания марать руки. Однако из арбалета его брат стрелял метко, на зависть лучшим стрелкам собственной гвардии. Это было то немногое, в чем король Яннем превосходил своего младшего брата. Первый выстрел на охоте традиционно принадлежал королю, и когда в небе над склоном закружился орел, неподвижно раскинувший над Кармаем гигантские крылья, главный распорядитель охоты затрубил в рог, подавая сигнал остановиться. Огромная масса людей, растянувшаяся по всему узкому склону, суетливо задвигалась и остановилась. Распорядитель подъехал к королю, церемонно раскланявшись и объявив о породе птицы, предполагаемой высоте и точном направлении и силе ветра. Яннем слушал вполуха, глядя вверх одним глазом и прищурив другой. Его ладонь лежала на рукояти арбалета и неспешно поглаживала его, словно бедро любимой женщины. – На что спорим, что попаду с первой попытки? – спросил он, не поворачивая головы. Брайс, усмехнувшись, пожал плечами. – Даже не знаю. Бочонок сагравийского? – Ты так дешево ценишь первый выстрел короля? – Нет, просто не хочу слишком уж тратиться, когда проиграю. – Когда, а не если? – усмехнулся Яннем. – Ты, вижу, придворной лести научился наконец-то? – Нет, просто слишком хорошо знаю, на что ты способен. Брайс не кривил душой. Напротив, в тот день у него на сердце было как-то удивительно легко. Он со скрытым удовольствием смотрел, как его брат неторопливо поднимает арбалет, заправляет болт, ставит приклад на плечо и целится в парящего посреди высокого бледного неба орла, спокойно, без суеты и желания покрасоваться. Яннем целился долго, и Брайс в конце концов перевел взгляд на птицу, тоже щурясь и пытаясь оценить, верно ли егеря прикинули расстояние. Триста футов, но с учетом довольно сильного северо-западного ветра… стреляй он сам, вероятно, просто поберег бы болт. Почти наверняка его отнесет ветром от цели, даже если бы она была неподвижной. – Что? – вдруг услышал он отрывистый голос Яннема. Брайс посмотрел на брата. Тот опустил арбалет и смотрел на него, все еще прищурившись, но теперь это был прищур не охотника, а дознавателя. За несколько последних месяцев Брайс успел отвыкнуть от такого взгляда – ему казалось, после совместного похода в логово Тьмы они с братом снова полностью друг другу доверяют. Так что он лишь моргнул от удивления, не понимая, к чему относится этот внезапный вопрос. Яннем повторил: – Что ты смотришь? Думаешь, промажу? – Этого я не говорил. – Но подумал. – Я только подумал, что сам не стал бы стрелять на твоем месте. Но я стреляю хуже тебя и… – Почему не стал бы? Слишком высоко? – В голосе Яннема зазвенело напряжение, и Брайс мысленно выругался. Они стояли немного поодаль от свиты, но все же на достаточном расстоянии, чтобы гулкое горное эхо доносило до придворных каждое слово. Поэтому он попытался быть дипломатичным: – Да, слишком высоко. Для меня, если бы я стрелял. – А если бы не стрелял, а использовал магию? «Твою мать, Ян, – подумал Брайс. – Только не начинай опять». Ему казалось, они это преодолели, разве нет? Впрочем, в тот миг Брайс впервые за прошедшие месяцы осознал, что, возможно, Яннему известно про Серену. Про женщину, которая пудрила мозги и согревала постель им обоим. И обоим разбила сердце. Брайс избавился от этой вероломной женщины, ни слова не сказав брату, но что, если Яннему известно об этом? И что, если их кажущееся доверие все эти месяцы было лишь иллюзией? Попыткой Яннема забыть о прошлом. Они оба продолжали бороться с тенями этого прошлого, пытались верить друг другу. И это у них отлично получалось. Ведь получалось же? Брайс попытался отшутиться: – Значит, бочонок сагравийского отдаешь без боя? – Отвечай на вопрос. Так, а вот это уже совсем дерьмово. Ледяной тон, стальной взгляд, горделивая королевская осанка. Твою мать, Ян. Брайс ненавидел, когда брат начинал корчить с ним королевскую особу, но хуже всего то, что, похоже, это теперь получалось у Яннема безотчетно и ненамеренно. Он не пытался таким образом унизить младшего брата или поставить на место. Это теперь было для него естественное поведение, закономерное. Яннем вел себя так потому, что ощущал себя вправе, только и всего. – Если бы я использовал магию, то снял бы эту птичку по щелчку пальцев, – холодно ответил Брайс и, мгновение помолчав, елейно добавил: – Сир. Какого демона?! Он лишился трех пальцев, поседел, покрылся шрамами от плохо заживших ран, но он по-прежнему самый сильный маг в Митриле. И не он завел об этом разговор. Яннем опустил арбалет и сказал: – Что ж, мой лорд, продемонстрируйте нам свою колдовскую мощь. – Если ваше величество повелит… – Мое величество повелит.