Обсудив ситуацию с Брайсом, Яннем решил все же довериться посланнику Катрионы. Брайс тоже сомневался в жене, но достаточно хорошо это скрывал. И в любом случае, у них обоих не было особого выбора. Набеги эльфов на храмы, ярмарки и деревни не оказывали должного эффекта, и к тому времени стало очевидно, что герцог Глендори не сунет нос за пределы столицы, если не будет полностью уверен, что ему ничего не грозит. А уверен он будет в этом, только если получит точное подтверждение смерти обоих своих врагов – и из таких уст, которые не дадут ему усомниться. Запуганная мышка Катриона, которую лорд Айвор избивал всю ее жизнь, прекрасно подошла на эту роль. Теперь она ждала их – и она, и королева – у ворот королевского замка Бергмар, стоя на подвесном мосту. Яннем увидел их издали: две маленькие женские фигурки, обе одетые в белое, и одну от другой отличал лишь блеск золотой короны в волосах. День выдался ясным, и, подъехав ближе, Яннем увидел солнечные лучи, сверкающие не только на золоте королевского венца, но и на меди волос. Его жена стояла там, сурово сжав губы, со строгим, торжественным лицом, напряженная и даже печальная, словно встречала не мужа, считавшегося погибшим, а его хладный труп на погребальной повозке. Катриона, стоящая с королевой рядом, была так же напряжена и бледна, но Яннем невольно отметил, что впервые не видит в ее глазах глухого звериного страха. Обе женщины, стоя в окружении свиты, ожидали, когда король и его брат приблизятся к ним. Забавно, свита королевы Ингери была сейчас больше, чем свита короля: от отряда, подаренного Яннему элори Элавиоль, осталась едва дюжина эльфов, включая тяжело раненного Вириэля. Когда они подъехали, Ингери преклонила колено и опустила голову, а следом за ней Катриона и весь двор, высыпавший встречать возвратившегося монарха. Яннем взглянул на Брайса, и тот слегка усмехнулся. Ничего не говоря, Яннем спешился, шагнул к жене и, взяв ее за плечи, поднял с колен. Ингери вскинула на него напряженный взгляд. Она все еще не улыбалась. – Ваше величество, – проговорила она надтреснутым голосом. – Я так рада вашему возвращению. Все мы рады. Мы верили, что… Яннем наклонил голову и зажал ей рот поцелуем на глазах у всех. Веки он не опустил, с любопытством глядя в светло-голубые глаза, изумленно распахнувшиеся, а потом прикрывшиеся дрогнувшими ресницами. Ингери слабо выдохнула Яннему в рот, и ее руки легли на его латный панцирь, все еще забрызганный чужой кровью. Яннем сгреб ее рукой за талию и притянул к себе, так, что она охнула. И долго, долго целовал, смакуя эти губы, прежде сухие и сжатые, а теперь изумленно приоткрытые. Очень долго. Наконец он отпустил жену и, ни слова ей не сказав, повернулся к невестке. Та все еще стояла на коленях, низко опустив голову. Яннем взял Катриону за подбородок и заставил смотреть себе в глаза. – Ваш отец мертв, леди, – сказал он. – Казнен мной собственноручно во время битвы. – Я слышала об этом, сир, – прошептала Катриона, не пытаясь высвободить голову. – Я… очень этому рада. Яннем усмехнулся. А девочка и впрямь осмелела. Самую малость, ровно настолько, чтобы сделать правильный выбор между предателем-отцом и своим сыном. – Встаньте, моя леди. Вы ни в чем передо мной не повинны, даже напротив. Не бойтесь меня, – мягко добавил Яннем и, видя, что Катрионе словно отказали ноги, взял ее под локоть и помог подняться. Она слегка покачнулась, ухватилась за плечо короля, покраснела до ушей и торопливо отпрянула. Да уж, с ней придется быть терпеливым. И Брайсу в том числе. – Мой сын, – выдохнула она. – Мой сын Алвур тоже ни в чем не повинен, ваше величество. Он же всего лишь дитя! Найдется ли хоть капля сострадания в вашем сердце? Яннем, уже отвернувшийся от невестки, вновь удивленно на нее обернулся. А потом посмотрел на Брайса, все еще сидящего в седле за его спиной. Брайс больше не улыбался. Его лицо стало таким же напряженным, как лицо Катрионы. Проклятье, неужели… ох, брат. Ты правда думал, что я окажусь на такое способен? После всего, через что мы оба прошли? – Моему племяннику от меня не грозит никакая опасность, – сказал Яннем громко и четко, нарочно повысив голос так, чтобы его услышали все. Поднял голову и окинул притихших придворных тяжелым взглядом. – И я жестоко покараю любого, кто попытается причинить Алвуру вред… пусть даже из лучших побуждений. Моя родная кровь – то, что наиболее свято для меня. И это никогда не изменится. Катриона забормотала слова благодарности, но Яннем уже отвернулся от нее и пошел прочь – в свой замок, в свой дом. – Ну что, отважная моя супруга. Это правда, что вы ждете дитя? Долгий день остался позади, и теперь они были только вдвоем. В королевской опочивальне, у королевского ложа, слишком большого для одного и даже для двоих. Здесь Яннем множество раз предавался плотским утехам с женщиной, которую любил, и с десятками женщин, которые были ему абсолютно безразличны. А также – с одной женщиной, которой не понимал и смутно опасался, стыдясь признаться в этом даже самому себе. Почему он ей не верил? Что именно его в ней смущало, что вызвало подозрения, что заставило думать, будто она станет злоумышлять против него и строить козни? Яннем пытался вспомнить – и не мог. Стены опочивальни, надежно окутанные защитными заклятиями, которые создал его брат, прежде казались чуть ли не единственным безопасным местом на свете. Теперь же они давили, здесь было так тесно… и, наверное, оказалось бы невыносимо, будь Яннем в этих стенах один. Но он был не один. Напротив него стояла женщина, которую он совершенно не знал, но которая рисковала своей жизнью, чтобы помочь ему сохранить свой трон. Почему она это сделала – вот вопрос, который Яннем очень хотел бы задать ей, но не мог. Ингери опустила глаза. Тут же снова подняла их, глядя на своего мужа прямо и холодно. Яннем вздохнул. – Ну, так я и думал. Это было бы слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. – Мы с вами делили ложе всего один месяц, – ровно сказала Ингери. – И даже не каждую ночь. – Не оправдывайтесь, моя леди. В этом нет вашей вины. Просто когда мне сообщили, на минуту я поверил, и… ну… мне понравилось это чувство. – Если будет на то воля Светлых богов, я еще рожу вам сыновей. – Хотелось бы в это верить. – Яннем помолчал немного и негромко спросил: – Тебе было очень страшно, да? Ингери ответила не сразу. Она все еще была в ритуальных белых одеждах с соболиным подбоем, в тяжелой мантии, с золотой короной на рассыпанных по плечам волосах. Она была великолепна. Прекрасная, гордая, сильная, смелая. Верившая в него до последнего. Лгущая ради него. – Мой отец воспитал меня с мыслью, что человек не должен испытывать страха, – ответила Ингери наконец. – Ни мужчина в бою, ни женщина, оставаясь вдали от мужа. Встретив опасность, нужно не бояться ее, а давать ей отпор. Всеми средствами, какие тебе доступны. А когда дашь отпор, не будет и страха, потому что страх – это бегство. – Да, – кивнул Яннем. – Страх – это бегство. Уж я-то знаю. Я очень долго убегал и прятался, моя леди. От того, кто я есть, от своих собственных желаний. От своего отца. Даже от собственной короны. Поверите ли, пять лет я дрожал день и ночь, постоянно боясь, что кто-то покусится на мою власть. И при этом продолжал бояться самой этой власти и того, в кого она меня неумолимо превращала. Замкнутый круг. Дьявольское колесо. – Но теперь вы больше не боитесь? – спросила Ингери, и это была скорее констатация факта, чем вопрос. Яннем подумал, прежде чем ответить. – Не знаю, – сказал он. Они опять помолчали, слушая трещавший в камине огонь. – Когда я сумела укрыться в святилище, – сказала Ингери, – то сразу поняла, что долго там не продержусь. Лорд-пресвитер не перешел на сторону герцога Глендори открыто, но он колебался, даже когда пришла ложная весть о вашей смерти. Он думал, что проще всего избавиться от меня. Мне не пришло в голову ничего лучше, как притвориться беременной. – Как вам удалось обмануть лекарей? – Мой отец научил меня не бояться, – коротко улыбнулась Ингери. – А моя мать – обманывать мужчин. Я бы смогла убедить вас в своей девственности в брачную ночь, даже если бы не была невинна. Обмануть лекарей тоже не так уж сложно. – Это ваша островная магия? – Да, отчасти. А еще – умение убеждать. Я симулировала основные признаки беременности, а во время осмотра просто не позволила лекарям совершить все необходимые манипуляции, будто бы опасаясь за сохранность плода. Поскольку этот плод мог стать в будущем новым королем, они не посмели меня ни к чему принуждать. Словом, я была достаточно убедительна. – Я с самого начала подозревал, что вы коварная женщина, – с восхищением сказал Яннем. – Вы не боитесь так просто признаваться мне в том, какая вы умелая лгунья? – Нисколько, сир. Вам ведь я никогда не лгала. И не собираюсь впредь. Я ваша супруга и всегда буду на одной с вами стороне. «Так же, как и мой брат. Моя семья», – подумал Яннем, и опять что-то шевельнулось у него внутри, на недостижимой глубине – не сомнения, не подозрительность и не гнев, как прежде. Яннем не мог подобрать этому ощущению описания на словах, но от него определенно в груди становилось теплее. – А как вы сговорились с Катрионой? Вам удалось выйти с ней на связь? Вы ведь сидели в святилище, почти как узница. – Она сама ко мне пришла. И сама предложила помочь. – И вы поверили ей, родной дочери главного мятежника? – Я поверила не дочери мятежника, а жене вашего брата. Того, кому вы беззаветно верите. Теперь я понимаю, почему. – В их браке нет любви. Она могла его предать. – Она любит своего сына. И она не глупа. Хотя и вы, и Брайс считаете иначе, но вы не правы, сир… если дозволено мне будет вам об этом сказать. – Дозволено, – пробормотал Яннем. – Почему бы и не дозволено… Он вспомнил единственную женщину, которой позволял критиковать себя и свои решения. Которой рассказывал все, которую мечтал сделать своей королевой. Он понятия не имел, почему и куда она ушла. И вдруг, впервые за пять лет, подумал, что это не имеет никакого значения. Это осталось в прошлом. Будущее стояло перед ним в королевских одеждах, в тяжелом венце, строго и печально глядя на него и говоря ему правду в глаза. И такое будущее Яннем, пожалуй, мог принять. – Мы договорились с Катрионой, что я буду тянуть время, не позволяя лорду Айвору короновать Алвура. А она тем временем вышла с вами на связь и передавала своему отцу дезинформацию от ваших людей. Мы много обсуждали это, даже репетировали, как она станет говорить с отцом, чтобы не возбудить подозрений. За одним из таких разговоров нас застал жрец, который, как я думаю, был приставлен ко мне шпионить. Лорд Айвор не верил в мою беременность и все надеялся, что в разговоре с Катрионой я проболтаюсь. – Он застал вас как раз за таким разговором? И что вы сделали? – Я убила его, – спокойно сказала Ингери, а когда Яннем невольно вздрогнул, пораженный бесстрастностью ее тона, так же невозмутимо добавила: – Мы с Катрионой сделали это вместе. Я ударила его по голове кувшином для воды, а когда он упал, набросила ему на горло мой пояс. Катриона засунула ему в рот свой платок и держала его за ноги, пока я его душила. Это был худенький тщедушный юноша, совсем молодой. А нас было двое, и мы обе хотели жить. Яннем в потрясении смотрел на нее. От женщины с пиратских островов он еще мог подобного ожидать, но чтобы Катриона?! Вот тебе и безгласная мышка! Хотя он не раз слышал, что женщины, чьи дети оказываются в опасности, превращаются в лютых волчиц и становятся способны на любые безумства. – Вы меня поразили, моя леди. Говорю это без утайки, потому что на моем лице и так наверняка все написано, – сказал Яннем, и Ингери улыбнулась – в первый раз с тех пор, как он вернулся. Странно, словно солнечный луч озарил полутемную опочивальню. Яннем никогда прежде не замечал, до чего его жену красит улыбка. – Иди ко мне, – сказал он, протягивая руку. Он снял с ее волос тяжелый венец, развязал многочисленные завязки мантии, расстегнул крючки на корсаже. Она стояла неподвижно, как кукла, не шевелясь под его осторожными прикосновениями. Оголив белоснежную спину, Яннем легонько прошелся кончиками пальцев по выступающим под кожей позвонкам. Как она исхудала. Беременную королеву держали, похоже, на хлебе и воде. Лорду-пресвитеру предстоит ответить за это. Как и за все остальное. Но позже. Для этого дня достаточно крови, теперь Яннему хотелось совсем иного. Ему хотелось любви. Он припал губами к шее своей королевы. Ингери вздрогнула. Прежде Яннем с ней не разменивался на долгие прелюдии: погасить свечи, задрать ночную сорочку, выполнить супружеский долг и уйти из спальни, чтобы до утра промучиться бессонницей за книгой. Больше он так не хотел. Она такого не заслужила. – Проси у меня все, чего пожелаешь, – сказал он, целуя ее в то место, где длинная шея переходила в покатое белоснежное плечо. – Я желаю быть вам хорошей женой, – сказала Ингери, но ее голос звучал уже не так холодно и бесстрастно. В нем прорывалось едва заметное, непривычное для них обоих возбуждение, смешанное с удивлением: Яннем никогда прежде не целовал ее так. Она и не знала, что это возможно. – Хочу родить вам сына. Быть достойной королевой Митрила. – Ты спасла своего короля, – сказал Яннем, целуя ее в то же самое место с другой стороны. – Ты уже достойна меня. А вот достоин ли я тебя, это большой вопрос. Ингери обернулась к нему, пытаясь что-то сказать, но Яннем снова накрыл ее губы своими, как тогда на подвесном мосту у замковых ворот, и она лишь обессиленно застонала, обмякая в его руках. В первый раз обмякая по-настоящему, отдавая себя в его власть и на его милость. Яннем подхватил ее на руки, отцепленная от корсажа юбка упала на пол. Яннем переступил через ворох шелка и бережно положил свою жену на королевское ложе, словно она была новобрачной, а он – сгорающим от нетерпения влюбленным женихом. В некотором смысле это так и было. Она выгнулась под его ртом, приникшим к ее плоти, застонала, и Яннем прошептал, задевая губами ее кожу: – Прости меня, Ингёр. Прости меня за все.