— Спасибо, Камила. Пока она скрылась на кухне, я пыталась разобраться в хаосе, творящемся в моем мозгу. Отменить все наши бронирования или подождать? Доминик просто опаздывает или вообще не собирается в поездку? Хочу ли я вообще отправиться в это путешествие сейчас, даже если он все же поедет? Мы с Домиником должны были провести выходные в Вашингтоне, где мы встретились и поженились. Я все спланировала — ужин в семейном ресторане, где у нас было первое свидание, номер в уютном отеле, и никаких телефонов или работы. Это не было изысканно, но это было интимно и непринужденно, и это должно было стать нашим путешествием. Поскольку наши отношения с каждым днем становились все хуже и хуже, я надеялась, что это снова нас сблизит. Заставит влюбиться так, как раньше, целую вечность назад. Но я поняла, что это невозможно, потому что ни один из нас не был тем человеком, которым мы были раньше. Доминик не был тем парнем, который сделал сотню вырезок из бумаги, делая оригами из моих любимых цветов на мой день рождения, а я не была той девушкой, которая плыла по жизни со звездами и мечтами в ее глазах. — У меня пока нет денег, чтобы купить тебе все цветы, которых ты заслуживаешь, — сказал он, звуча так торжественно и официально, что я не могла не улыбнуться от контраста между его тоном и баночкой с разноцветными бумажными цветами в его руках. — Поэтому вместо этого я сделал их. У меня перехватило дыхание. — Дом... Там, должно быть, были сотни цветов. Я не хотела думать о том, сколько времени он потратил на их изготовление. — С днем рождения, amor (прим. любовь моя), — его губы задержались на моих в долгом, сладком поцелуе. — Однажды я куплю тебе тысячу настоящих роз. Обещаю. Это обещание он сдержал, но с тех пор нарушил еще тысячу других. Соленая капля наконец скатилась по моей щеке и вывела меня из оцепенения. Я поднялась, с каждым шагом дыша все глубже, и быстро подошла к ближайшей ванной комнате. Камила и персонал были слишком заняты, чтобы заметить мой тихий срыв, но я не могла смириться с мыслью о том, что буду плакать одна в гостиной, окруженная багажом, который никуда не денется, и надеждами, которые были разбиты слишком много раз, чтобы можно было их починить. Да, так бессмысленно. Что заставило меня думать, что сегодняшний вечер будет другим? Наша годовщина, вероятно, значила для Доминика столько же, сколько случайный ужин в пятницу вечером. Тупая боль обострилась до остроты ножей, когда я заперла за собой дверь ванной комнаты. Мое отражение смотрело на меня из зеркала. Каштановые волосы, голубые глаза, загорелая кожа. Я выглядела так же, как и всегда, но я едва узнала себя. Это было похоже на то, как если бы я увидела незнакомку в своем лице. Где была та девушка, которая оттолкнула мамины мечты о модельной карьере и настояла на том, чтобы вместо этого пойти в колледж? Которая жила с безграничной радостью и безудержным оптимизмом, и которая когда-то бросила парня за то, что он забыл о ее дне рождения? Эта девушка никогда бы не сидела сложа руки, в ожидании мужчины. У нее были цели и мечты, но где-то по пути они отошли на второй план, уступив место амбициям ее мужа. Если бы я угождала ему, если бы организовала правильные ужины с нужными людьми, если бы налаживала связи, я бы была бы ему полезна. Годами помогая Доминику осуществлять его мечты, я не просто жила, а служила определенной цели. Алессандра Феррейра ушла, ее заменила Алессандра Дэвенпорт. Жена, хозяйка, светская львица. Кто-то, кого можно было определить только благодаря ее браку с Домиником Дэвенпортом. Все, что я делала в течении последних десяти лет, было ради него, а он даже не потрудился позвонить и сказать, что опоздает на нашу чертову десятилетнюю годовщину. Плотину прорвало. Одинокая слеза превратилась в две, затем в три, затем в целый поток, когда я опустилась на пол и заплакала. Каждое разбитое сердце, каждое разочарование, каждый кусочек грусти и обиды, которые я таила в себе, вылились рекой горя, переплетенной с гневом. За эти годы я столько накопила в себе, что боялась утонуть в волнах собственных эмоций. Холодная, твердая плитка неприятно коснулась задней части моих бедер. Впервые за целую вечность я позволила себе чувствовать, и вместе с этим пришла ослепительная ясность. Я так больше не могу. Я не могу провести остаток своих дней, занимаясь делами и притворяясь счастливой. Мне нужно вернуть контроль над своей жизнью, даже если это означало разрушить то, что я имею сейчас. Я была пустой и хрупкой, миллионом разбитых осколков, которые было слишком больно собирать. Мои рыдания в конце концов замедлились, а затем совсем стихли, и, прежде чем я успела усомниться в себе, я приподнялась с пола и вернулась обратно в холл. В пентхаусе круглый год поддерживалась идеальная температура в семьдесят три градуса (прим. 23 оС), но по моему телу пробежала легкая дрожь, когда я взяла из спальни то, что мне было нужно. Остальные мои самые необходимые вещи уже были упакованы и ждали в гостиной. На данном этапе я не позволяла себе думать, чтобы не струсить. Когда я потянула за ручку чемодана, мне бросился в глаза знакомый блеск. Я уставилась на свое обручальное кольцо и новая боль пронзила мою грудь, когда оно сверкнуло, словно умоляя меня передумать. Я колебалась на долю секунды, прежде чем сжала челюсть, сняла кольцо с пальца и положила его рядом с нашей с Домиником свадебной фотографией на каминной полке. Тогда я наконец сделала то, что должна была сделать давным-давно. Я ушла. ГЛАВА 4 — А́ле! — мой голос эхом разнесся по пентхаусу. — Я дома. Тишина. Я нахмурил брови. Алессандра обычно оставалась в гостиной, пока не наступало время ложиться спать, а для неё это было слишком рано. Мое экстренное рабочее совещание перешло во второе экстренное заседание после того, как несколько инвесторов позвонили, паникуя из-за падения акций. Однако было всего лишь половина девятого. Алессандра должна была быть здесь, если только снова не ушла ушла куда-нибудь со своими друзьями. Я бросил пальто на бронзовый коврик у двери и ослабил галстук, пытаясь игнорировать навязчивое ощущение, что что-то не так. Было трудно адекватно мыслить после адреналинового всплеска, вызванного работой. У меня чуть не случился сердечный приступ, когда Алессандра впервые пошла в клуб с Вивиан, и ничего мне не сказала. Я пришел домой пораньше, не увидел ее и начал думать о худшем. В итоге я обзвонил всех чертовых людей из своей телефонной книги, пока она наконец, не перезвонила и не заверила, что с ней все в порядке. Я потянулся к своему мобильному только для того, чтобы вспомнить, что он разрядился еще днем. У меня не было времени его зарядить среди всего этого хаоса. Черт возьми. — А́ле! — снова позвал я. — Где ты, amor? Ответа по-прежнему не было. Я пересек гостиную и поднялся по лестнице на второй этаж. За сорок миллионов долларов было куплено немало привилегий на Манхэттене, в том числе частный этаж с отдельным лифтом, двенадцать тысяч квадратных футов на двух этажах и потрясающие виды, охватывающие реку Гудзон на юге, мост Джорджа Вашингтона на севере и Нью-Джерси на западе. Я почти ничего из этого не заметил. Мы не будем жить здесь вечно; я уже присмотрел большой и еще более дорогой пентхаус, который в настоящее время находился на стадии строительства компанией Archer Group. Неважно, что дома я проводил лишь малую часть своего времени. Недвижимость была символом, и если она не была лучшей, то мне это не было нужно. Я открыл двери в главную спальню и ожидал увидеть Алессандру, свернувшуюся калачиком в постели или читающую в кресле, но там было так же пусто, как и в гостиной. Мой взгляд остановился на чемодане, стоящем у шкафа. Именно его я обычно брал с собой в короткие поездки. Почему… Моя кровь превратилась в лед. Вашингтон. Юбилей. Шесть вечера. Неудивительно, что я весь вечер ходил с надвигающимся чувством страха. Я забыл о нашей чертовой годовщине свадьбы. — Черт возьми, — я вытащил свой телефон только для того, чтобы вспомнить, что он разряжен. Новые ругательства вырвались наружу, когда я дергал различные ящики в поисках зарядного устройства, а в голове прокручивался наш разговор с вечера среды. Дом. Это важно. Я не забуду. Обещаю. Густой, скользкий страх сжал мой желудок. Я и раньше пропускал свидания. Я не гордился этим, но чрезвычайные ситуации, возникающие в последнюю минуту, были частью моей работы, и Алессандра, казалось, всегда относилась к этому спокойно. У меня было неприятное ощущение, что на этот раз все по-другому, и не только потому, что это была наша годовщина. Я наконец нашел зарядное устройство и подключил свой телефон. После того, что казалось вечностью, он получил достаточно заряда, чтобы замигать. Шесть пропущенных звонков от Алессандры, все они были получены между пятью и восемью часами вечера. С тех пор ничего. При попытке перезвонить ей, я сразу попадал на голосовую почту. Я выругался еще раз и остановился на втором лучшем вариант: ее друзьях. У меня не было их номеров, но, к счастью, я знал человека, у которого они были. — Это Доминик, — грубо сказал я, когда Данте ответил на мой звонок. — Вивиан там? Мне нужно с ней поговорить. — Тебе тоже добрый вечер, — проворчал он. Данте Руссо был другом, давним клиентом и генеральным директором крупнейшего в мире конгломерата предметов роскоши. Самое главное, он был женат на Вивиан, с которой Алессандра довольно сблизилась за последний год. Если кто и знал, где моя жена, так это она. — Скажи мне, почему именно тебе нужно поговорить с Вивиан так поздно в пятницу вечером? Намек на подозрение просочился в его голосе. Он яростно защищал свою жену, что было иронично, учитывая, что он вообще не хотел на ней жениться, когда они обручились. — Речь идёт об Алессандре, — я не предоставил никаких дополнительных подробностей. Мой брак был не его чертовым делом. В ответ последовала короткая пауза: — Подожди. — Привет? — элегантный, приятный голос Вивиан послышался на линии через две секунды. — Алессандра с тобой? — я пропустил любезности и перешел сразу к делу. Мне было все равно, что она сочтет меня грубым; я заботился только о том, чтобы найти свою жену. Было поздно, она была расстроена, а Нью-Йорк был полон сомнительных людей. Она могла потеряться или пострадать прямо сейчас. Мое внутреннее напряжение сжалось в комок. — Нет, — сказала Вивиан после слишком долгой паузы. — Почему ты спрашиваешь? — Ее нет дома, и на нее это не похоже, — я пропустил часть про годовщину свадьбы. Опять же, наш брак не касался никого, кроме нас.