– Я с вами, леди Айна, если что, – сказал он просто. – Спасибо, Клаус. Я запомню ваши слова. И скажу, что делать, когда придет время. Во вторник приехал Лейвис Рейсворт – ровно в пять, как и договаривались. Кузен надел золотые и зеленые цвета Айтвернов, а не рыжие и зеленые своего дома. Видимо, в знак почтения к родичам и сюзеренам. Он вел себя до крайности обходительно и учтиво. Айна, в знак ответной любезности, тоже держалась с сыном графа Рейсворта гораздо приветливей, нежели прежде. Лейвис по-прежнему раздражал ее, вызывал попеременно то презрение, то злость, – но теперь они оказались на одной стороне, и не следовало задирать его сверх всякой меры. Она же не Артур, чтобы так бездумно, походя отталкивать от себя друзей. Сидя в карете, девушка даже попыталась поддержать с Лейвисом светский разговор. Кузен поведал, как выбрался два дня тому назад с молодым герцогом Эрдером на соколиную охоту. Лейвис рассказывал о герцоге Эрдере без малейшей приязни, и видно было, что знакомство с ним он водит лишь по указке отца. Девушка внимательно слушала и порой даже кивала. Эдвард Эрдер не нравился и ей самой. В отличие от своего покойного отца, этот шоненгемский герцог был слишком уж обаятелен и любезен – настолько истекал медом и патокой, что после разговора с ним тянуло вымыть руки и лицо. Явившись к Роальду Рейсворту, Айна уже не пыталась изворачиваться, отмалчиваться и ходить кругами. На сей раз ей предстояло вести бой с открытым забралом. – Здравствуйте, дядя, – сказала Айна Айтверн, войдя в приемный зал. – Я готова наконец говорить с вами откровенно. – В самом деле готова? – прищурился граф Рейсворт. – И мне можно не ожидать впоследствии визита королевских гвардейцев? – Я сохранила наш прошлый разговор в тайне. Вы правильно сказали – если Гайвен Ретвальд узнает ваши планы, он все равно падет, но падет в бою, и в этом бою может погибнуть также и мой брат. Рисковать жизнью Артура я не хочу. Вы гарантируете ему жизнь после своей победы? – Артур Айтверн не только твой брат, но и мой племянник, – заметил Роальд Рейсворт сухо. – Изводить семя Раймонда я бы не стал. – Что ж, рада это слышать, потому что если хоть один волос упадет с головы нынешнего герцога Запада, – я найду, как отомстить вам за это. – Айна демонстративно положила руку на эфес шпаги. – Крепко держите в памяти мое обещание, пожалуйста. Это не пустая угроза. А теперь обсудим наконец, как и с чего вы думаете начинать. Глава 5 Властелин Иберлена Лето и начало осени 4948 года Непросто править королевством, каждый миг желающим свергнуть тебя с трона. Для Гайвена Ретвальда иберленский престол с малых лет представлялся чем-то вроде фамильного бремени. Старший и единственный сын короля Брайана Ретвальда, он знал, что однажды и сам обречен стать государем этой страны. Как человек, наделенный ясным рассудком, Гайвен понимал, что эта страна не питает к его семье теплых чувств. Сотню лет назад Иберленское королевство находилось в единственном шаге от гибели, сотрясаясь под ударами Тарагонской империи. Именно тогда появился человек по имени Бердарет Ретвальд, заявивший, что он волшебник из баснословного Медоса. Бердарет Ретвальд обещал, что спасет Иберлен от захватчиков, если получит взамен королевский титул. Герцоги Айтверн и Коллинс, возглавившие правящий совет после гибели герцога Эрдера, пошли на сделку с Ретвальдом. Чародей явил свою мощь и на Борветонских полях разгромил войска захватчиков. По словам Бердарета, он, обучившись магии за Закатным морем, прибыл сюда, в невежественные восточные земли, желая достичь положения, достойного своих талантов. Спасенная нация покорилась ему. Спустя много лет Бердарет унес колдовские секреты в могилу, передав сыну Торвальду венец и скипетр Карданов. Получив лучшее образование из возможных в Срединных Землях, занимаясь с самыми уважаемыми мэтрами Тимлейнской Академии и прочтя почти все книги из тайных королевских архивов, Гайвен еще лет в двенадцать понял – в жизнеописании его благородного пращура что-то нечисто. Королевства Медоса в самом деле располагали собственными школами магии, в этом все древние хроники единодушно сходились. И королевства Медоса прервали всякое сообщение со Срединными Землями в тот несчастливый год, когда Конклав чародеев оказался расколот и война, названная Войной Пламени, опустошила мир. Летописи неохотно рассказывали о тех днях. Приводили лишь обрывки слухов, тени воспоминаний. Семь веков назад случилось так, что маги благородных Домов Крови, до того часа направлявшие судьбы всех соседствующих королевств, перессорились и сошлись в ожесточенном противостоянии. Сложно было сказать, какие именно силы при этом были задействованы. Возможно, волшебники докопались все-таки до секретов странной, полузабытой цивилизации, что властвовала на этой планете две тысячи лет назад и оставила после себя оружие, способное до самого основания уничтожить все государства и княжества Земли. Хроники повествовали, что в час, когда орден магов оказался расколот, невиданное оружие Древних выжгло обитаемую ойкумену. Были уничтожены блистательные столицы прежней эпохи – Тарнарих, являвшийся резиденцией королей Иберлена, а также Мартхад, Келиос и многие иные многолюдные города. Всего за несколько дней оборвались сотни тысяч, может быть даже миллионы жизней. Тьма запустения и невежества опустилась на Срединные Земли, а западные государства отказались от любых связей с отброшенным в состояние почти дикости континентом востока. И так продолжалось, пока шесть веков спустя один из чародеев Заката не преодолел разделяющий западный и восточные материки океан, желая включиться в борьбу за иберленский престол. Одержав победу в этой борьбе, он сделался первым из государей новой династии, сменившей прервавшийся, как казалось тогда, дом Карданов. Дома Айтвернов и Коллинсов, несмотря на родственные связи с прежними королями, безропотно уступили корону чародею Бердарету. Подобная версия звучала ужасающе романтично, только Гайвен Ретвальд все равно испытывал сомнения на ее счет. Территории Медоса давно разорвали контакты со Срединными Землями. Откуда взялся там человек, решивший отправиться на дикий и неизведанный восток? Где нашел он корабль, позволивший ему пересечь море? Куда это судно, со всем его экипажем, пропало впоследствии? Главнейшими иберленскими портами той эпохи оставались, как и сейчас, Малерион, Слайго и Элвингард, но ни в одном их архиве не говорилось о прибытии корабля из чужих земель с медосским чародеем на борту. Бердарет Ретвальд явился из ниоткуда и заявил о своих возмутительных притязаниях на Серебряный Престол. Никто не знал, откуда он пришел на самом деле. И любые россказни про легендарный Медос оставались всего лишь россказнями. Гайвен Ретвальд рос с ясным пониманием факта, что его дом был основан всего столетие назад безродным проходимцем, неизвестно как и где освоившим секреты высокого волшебства. Непросто осознавать подобное, находясь в окружении высокомерных лордов, чья родословная насчитывает не меньше тысячи лет. Особенно когда часть этих лордов происходит от почти бессмертных эльфов. Отец Гайвена, Брайан Ретвальд, был слабым королем. Настолько же слабым, насколько сильны были его прадед, дед и отец. Брайан Первый был чувствителен, мягкосердечен, склонен к философии. Он поощрял науки и чурался сражений. Страной вместо него правили Айтверны. Сначала старый герцог Гарольд, затем его сыновья, Глэвис и Раймонд. В ходе вспыхнувшей двадцать лет назад междоусобицы Раймонд Айтверн одержал верх, убив в поединке своего брата Глэвиса. С тех пор он стал первейшим советником короля Брайана и подлинным повелителем Иберлена. В тени лорда Раймонда Гайвен и взрослел. Деспотичный и не терпящий прекословий, герцог Айтверн во всем диктовал свою волю его отцу – и отец слушался. Королева Лицеретта, происходившая из утратившего власть монаршего дома Паданы, считала своего венценосного супруга безвольным ничтожеством. Тонкобедрая, белокожая, со спадающей до пояса копной золотисто-рыжих волос, королева Иберлена напоминала прекрасную принцессу из сказки, но нрав ей достался фамильный – жестокий и гордый. В собственном супруге урожденная Лицеретта-Августина Берайн видела источник нескончаемого унижения и позора. Дочь королей, род которых насчитывал более пяти столетий, она полагала Брайана Ретвальда монархом лишь по имени, не по сути. Однажды Гайвен, четырнадцатилетний тогда подросток, спросил королеву об этом. – Леди Августина… – Он называл мать по второму имени, как было принято в землях ее родины. – Отчего вы так холодны с лордом Брайаном? На обедах вы даже не беседуете с ним ни о чем, а стоит ему завести разговор – отмалчиваетесь. Вне приемов вы и вовсе избегаете его общества. Королева и дофин расположились в тот час в ажурной беседке фруктового сада, разбитого по приказу ее величества в одном из внутренних двориков Тимлейнской крепости. Клонившееся к западу солнце било косыми лучами сквозь густые ветви абрикосовых деревьев, с недавних пор прижившихся на этой северной земле. – Вы задаете излишне дерзкие вопросы, принц. – Леди Августина даже не отняла взгляда от украшенного гравюрой разворота «Поэтики» Веллана, которую сейчас сосредоточенно читала. – Возможно, мои вопросы и переходят границы учтивости, – осторожно сказал Гайвен, не глядя на мать, – но все-таки мне хотелось бы знать. Весь двор шепчется о том, что вы давно уже не принимаете лорда Брайана в своей опочивальне. Королева молча отложила книгу на столик. Повернулась к сидевшему на кушетке напротив сыну – и коротко, без замаха, залепила ему пощечину. Гайвен поднял руку, стягивая с нее атласную перчатку, коснулся пальцами горящей щеки. В ушах звенело. В беседке повисла тишина. Гайвен сидел ровно и молчал. Запел в саду соловей. – О подобных вещах благородному человеку говорить не пристало, – сухо сказала наконец королева. – И уж тем более воспитанный юноша не станет спрашивать свою родительницу о таком. – Понимаю, что не станет, ваше высочество. Но я осведомлен, о чем говорят, сплетничают при дворе, – и я не одну прислугу имею в виду. На последнем балу я невольно слышал, как шепчутся о том же ваши фрейлины, и леди Элизабет откровенно посмеивалась над положением моего отца. Мне известно, что он стал вам противен. Я должен уяснить для себя, отчего так получилось. – Причину… Дорогой Гайвен, вы просите слишком о многом. Я не привыкла открывать свою душу ни по просьбе, ни тем более по приказу. – Я прошу, матушка. Я наследник Брайана Ретвальда. Если он сделался неприятен собственной жене, мне нужно понимать почему. Лицеретта-Августина дотронулась до лица сына, провела ладонью по лбу, коснулась прямого носа, сжала меж указательным и большим пальцами узкий подбородок. Гайвен даже не шелохнулся, не сбился с дыхания – как если бы его лица случайным порывом коснулся восточный ветер. – Внешность Ретвальдов, – сказала королева тихо, – как у Бердарета Колдуна, только моложе. Как темные фэйри со старых картин. Но глаза наши – Берайнов. Ты мог бы стать государем в Ларэме, не лишись мой дед трона. Пойми, пожалуйста, мальчик… О прежних Ретвальдах можно сказать многое, но не то, что они были добрыми королями. Артебальд и Торвальд колесовали и вешали, жгли восставшие города и замки вместе со всеми жителями – и держали Иберлен в кулаке. Наша семья, моя и твоя, Гайвен, потеряла собственный дом. Опекун выдал меня за сына короля Торвальда, когда тот задумал военный поход на юг, – сквозь Лумей к Падане, чтобы расширить Иберлен до Полуденного моря. Наш союз подкрепил бы его претензии на южные престолы. Но Торвальд умер, Гарольд Айтверн был наголову разбит при Лакрее, а их сыновья, Раймонд и Брайан, оказались совсем другой породы. Раймонд не желает завоеваний, ему важно лишь удержать имеющееся. Коллинс и Гальс подняли головы, а он жаждет их сдержать. Он затянул, сделал бессмысленной начатую Торвальдом Ретвальдом войну. Брайан во всем слушается его. Мы сидим здесь, а могли бы уже править среди виноградников родины. – Не каждый король, матушка, избегающий завоевательной войны, глуп. – Но глуп всякий король, позволивший войне завоевательной превратиться в оборонительную. Уже юг угрожает Элвингарду, а не север Лакрею. Клифф Гарландский хотел выдать за тебя юную Эмилию – а вместе с ней предлагал нам союз. Вместе Тимлейн и Кенриайн сокрушили бы Аремис и шакалов, что кормят его из Ларэма, – да только Раймонд отговорил твоего отца от этого альянса. Он хочет сделать твоей королевой свою дочь Айну и ради искуса породниться с Ретвальдами растоптал наши шансы одержать наконец победу. Брайан согласился на его уговоры, и думаешь, почему я так холодна к нему? Настоящий государь не пойдет на поводу у заносчивого царедворца. Брайан сделал Раймонда Верховным констеблем, но в скольких сражениях выиграл этот генерал? Мечом он владеет достойно, но предпочитает посылать на смерть вассалов Коллинса, сам ведя бои в Коронном Совете. – Айна Айтверн, – задумчиво сказал Гайвен. – Девица моих лет, правильно? Мне в самом деле следовало бы приглядеться к ней. – Ты совсем прослушал все, мною сказанное? – спросила королева крайне сердито. – Нет, отчего же, я выслушал вас внимательно, матушка. Я понимаю, что политика умножается на расчет и делится на амбиции, если можно так выразиться. Вы считаете, что амбиции герцога Айтверна противоречат интересам Иберлена, и мой отец в этом потворствует ему. Все же я считаю, вы не правы. – Не права? В чем же, скажи. Для столь оторванного от светской жизни юноши ты позволяешь себе излишне смелые суждения. – Вы подаете дурной пример, – сказал Гайвен тихо, словно ветер прошелестел по траве. – Хороший или плохой король, лорд Брайан наш государь. Когда даже венчанная с ним церковью жена не выказывает ему уважения, как выглядит он в глазах мира? И как выгляжу я? Мне этот престол занимать, вы хотите, чтобы я занял его, считаясь сыном слабого короля? – Вы – сын слабого короля. С этим ничего не поделать, мой принц. – Вы оскорбляете меня, ваше величество. – В Гайвене, обычно тихом и молчаливом, пробудилось непонятное упрямство. Сейчас он смотрел на леди Августину с вызовом. – Я оскорбляю не вас, принц. Только вашего родителя. – Королева вдруг улыбнулась. – Но если вы не желаете быть оскорбленным, я могу дать вам совет. – Какой, матушка? – Не быть сыном своего отца. Будьте внуком своего деда. В любом Великом Доме бывает неудачное поколение, но это не значит, что династия выродилась. Торвальд Ретвальд имел власти больше, чем любой из Карданов, сидевших на Серебряном Престоле прежде него, и основал бы империю, не одолей его болезнь прежде срока. Берите с него пример. Не позволяйте аристократии вами играть. Подождите, пока придет ваш час, научитесь всему, чему полагается, – а потом заткните им рты. Они считают вас слабым, по праву рождения, и не будут вас опасаться. Держитесь незаметно, а затем действуйте – и не позволяйте уже никому чинить себе препон. – Это дельный совет, – сказал принц, помолчав. – Я постараюсь ему последовать. Два года минуло с того разговора – и очень многое случилось за прошедшее время. Сначала, среди зимы, умерла в лихорадке королева Лицеретта-Августина, не достигнув даже возраста сорока лет. Придворные шептались, что она оказалась отравлена руками лумейских лазутчиков, подобно тому как ранее был убит ими старый граф Ричард Гальс. Вслед за тем, весной сорок седьмого года, бритерские таны Алард и Кентран осадили и пытались взять приступом Элвингард. Сын лорда Ричарда Александр отправился на защиту своих владений. Перед тем он просил лорда Раймонда прислать себе на подмогу малерионских гвардейцев, но герцог Айтверн ему отказал, заявив, что те нужнее на западе. Слухи усилились. Уверяли, Айтверном руководила зависть. Ричард Гальс сам добивался звания лорда-констебля – и его молодой наследник явно желал достигнуть положения, которого не достиг отец. При обороне Элвингарда Александр бился доблестно, показал себя хорошим командиром и отогнал захватчиков за пограничную реку Терму. На Коронном Совете, проходившем месяцем позже, Джеральд Коллинс спросил, не является ли бездействие лорда-констебля изменой. Айтверн отвечал ему, что не вправе снимать с занимаемых ими гарнизонов и перебрасывать за сотни миль своих солдат, когда опасность угрожает не его домену и не всему королевству, а единственному пограничному графству, чей сеньор вполне способен справиться с бритерским набегом собственными силами. «Или молодой граф Гальс столь немощен, – спросил герцог Айтверн с усмешкой, – что не сможет один отогнать отребье, собранное разбойными танами с юга?» Присутствовавший на собрании Александр Гальс сухо ответил, что помощь ему в самом деле была не нужна, и что мелкая пограничная стычка вовсе не стоит перепалки перед лицом короля. Король Брайан, как водится, призвал вельмож примириться, но было видно, что он не станет осуждать герцога Айтверна. Гайвен, расположившийся в углу, внимательно изучал сеньора Западных Берегов, занимавшего место по правую руку от короля, пока тан Боуэн Лайонс, формальный глава совета, сидел по левую. Раймонд Айтверн действительно вел себя на собрании иберленской знати как хозяин, и обвинения Коллинса скорее позабавили, чем разозлили его. Гайвен опять вспомнил слова матери, что лорд Запада манипулирует отцом ради удовлетворения собственных прихотей, – и промолчал. В те дни наследник дома Ретвальдов предпочитал держаться в тени. Круглыми днями он изучал юриспруденцию и право, штудировал своды законов Иберленского и соседних королевств, просматривал сводки о торговле и податях, что поступали из канцелярии Граммера. Обычно по несколько часов в день он также до изнеможения фехтовал. Считавшаяся принадлежностью аристократа дуэльная шпага, кавалерийский палаш, пехотный клеймор, рыцарский меч – принц старался приучить руку к любому оружию подобного рода. Брайан Ретвальд никогда не вступал в сражение сам, но Гайвен считал, что не должен следовать его примеру, если желает стать сильным государем. Торвальд Ретвальд лично ходил в битву, пусть и был внуком колдуна и сыном интригана, – и снискал себе на ратном поле уважение солдат. Военные дела привлекли внимание Гайвена. Не сразу, но он все же добился у отца разрешения получать копии докладов из ведомства лорда-констебля. Не все из прочитанного в них пришлось ему по душе. Так, например, выяснилось, что герцог Айтверн переукомплектовал и расширил полки арбалетчиков, хотя те еще восемь лет назад доказали на эринландско-гарландской войне, что проигрывают вооруженному луками ополчению, будучи при этом недешевы в содержании. Верховный констебль вовсе не проявлял интереса к новым веяниям в военном искусстве. Еще год назад генерал Терхол, комендант тимлейнского гарнизона, просил Раймонда закупить в Падане хотя бы десяток пушек, в придачу к имеющимся на вооружении требушетам и баллистам. Пришедшее с востока новомодное оружие, основывавшееся на применении пороха, в ту пору как раз начало входить в обращение в Срединных Землях. Раймонд Айтверн прошению генерала Терхола отказал, завизировав, что названные бомбарды слишком опасны и сложны в обращении, и приобретение их стало бы пустой растратой казенных денег. Возражения, что огнестрельное оружие совершенствуется с каждым годом и уже не каждая пушка взорвется при попытке выстрелить из нее, как случалось еще пятнадцать лет назад, герцог Айтверн проигнорировал. Подобное не нравилось Гайвену. Главнокомандующий не должен рассуждать столь однобоко. Любое новое изобретение бывает поначалу опасно, но прогресс не стоит на месте. Впрочем, дела с прогрессом давно обстояли в Иберлене неважно. Юный Ретвальд прочел достаточно книг по истории, чтобы уяснить себе это. Когда-то Иберлен стремительно развивался – как и все окрестные государства, впрочем. Ту эпоху, трагически оборвавшуюся семь веков назад, философы даже окрестили Новым временем, эрой, как выражались они, Ренессанса. В Тарнарихе, прежней столице Карданов, заседал сенат, куда, в отличие от нынешнего Коронного Совета, входили представители всех сословий, не только дворянства. Открывались мануфактуры и фабрики. Там использовались диковинные машины, работавшие на механических принципах. С их помощью можно было выплавлять чугун, резать металл. В хрониках упоминалось о странных осветительных приборах, о лампах, горевших магическим огнем, установленных Конклавом чародеев во дворцах наиболее влиятельных знатных фамилий. Чародеи умели перемещаться по воздуху, оседлав стальных птиц, летевших быстрее ветра. Читая эти записи, Гайвен Ретвальд ощущал тоску по былым временам. Война Пламени изменила все. Огонь рухнул с небес, разрушив до основания блистательный Тарнарих. Девятьсот тысяч жизней сгорели в один день. Еще триста тысяч погибли в городе Кентайр, тогдашней резиденции Драконьих Владык. Не осталось ни машин, ни заводов, ни людей, что их создали. Была стерта с лица земли Башня Конклава, в библиотеке которой содержались научные знания Древних. Ренессанс закончился. Те из благородных лордов, что на момент катастрофы не находились в столице, потребовали прекратить играть с запретными знаниями – будь то магия или искусство создания машин. Новый Конклав волшебников уже не был созван. Немногие из выживших волшебников, такие как Айтверн и Фэринтайн, заявили, что не станут обучать наследников колдовству. Разоренные северные королевства на много столетий превратились в полудикарское захолустье. Около сотни лет Иберлен был разорван на разрозненные владения, а когда объединился вновь, стал тенью себя былого. Государственная власть ослабела, сеньоры творили что им вздумается в своих владениях, зачахла торговля. Даже сейчас в Тимлейне не имелось и половины того населения, что насчитывалось в Тарнарихе перед его падением. Иберленские лорды пестовали свои традиции, чураясь всего нового, полагая, что, обжегшись однажды, следует отказаться от применения огня навсегда.