Случилось странное. Кирьяков принялся мелко-мелко отмахиваться, словно от комара или мухи. – Молчите… Молчите… – Хотите убедить, что видели привидение? – Алексей… Пожалейте… Это ужасно… Чего-чего, а жалости Пушкин не знал. Порой. – Значит, привидение, – продолжил он. – Можете описать его внешний вид? Характерные признаки? Черты внешности? Мужчина или женщина? – Это было… оно… – проговорил Кирьяков и невольно вздрогнул. – И как оно явилось? Зажмурившись, Кирьяков медленно, запинаясь, начал рассказывать, как устроил маленькую баррикаду из кресла, как положил револьвер, как заснул. Проснулся от легкого шороха. И как увидел… нечто. – Не мужчина, не женщина, нечто бесформенное… – добавил он. – Стреляли в нечто? – Не помню… Меня такой ужас обуял, что думал: все, конец… Пушкин снова оглянулся. Если Кирьяков не сходил с места, призрак должен был появиться у штор, которые прикрывали выход на лестницу, ведущую в ресторан. – Что делал призрак? Вопрос показался издевкой. – Алексей, зачем вы смеетесь надо мной? – Кирьяков горестно усмехнулся. – Я чуть не умер. – И не думал, Леонид Андреевич. Куда он двигался? Кирьяков еле-еле махнул. Судя по направлению, призрак двигался от штор к окну. Вероятно, призрак имеет привычку выходить в окно. – Куда и как оно исчезло? – Не знаю… Ничего не знаю, – ответил Кирьяков, которого помаленьку исцеляло народное лекарство. – Благодарю, что сунули меня в эту засаду. Век не забуду… Пушкин крикнул коридорного. Екимов с Лаптевым во-шли не сразу, с опаской. Он попросил доставить размякшего господина домой. Кирьяков уже неплохо стоял на ногах, однако его подхватили под мышки и понесли. Екимов пообещал посадить страдальца на извозчика и даже не взял денег за водку: она за счет заведения, и так, сердешный, страху натерпелся. Коридорный явно сочувствовал маленькой трагедии Кирьякова. Оставшись один, Пушкин первым делом проверил дверь за шторами. Она была прикрыта. Замок для призрака не помеха, но здесь замка-то и нет. Пушкин встал спиной к двери и определил, куда могло двигаться привидение. Вектор указывал на окно, выходившее на Никольскую улицу. Ничего особенного на окне не было. Шторы свисали волнистой драпировкой. Подоконник чист. Даже этажерки с вазой рядом не было. Получалось, призрак двигался бесцельно. Если только целью не было само окно. Подойдя к шторам, Пушкин стал щупать плюшевые складки. В левой шторе не было ничего, кроме мягкой материи. Зато в правой он нащупал нечто небольшое и твердое. Засунув руку в углубление, Пушкин вынул вещицу, какую обычно не держат в шторах. Находка была неожиданной. 2 Городской участок только-только приходил в себя после ночной тревоги. Городовые скинули шинели и уселись за чай, Свешников отправился к себе на второй этаж, приказав будить только в том случае, если прискачут всадники Апокалипсиса. Или посреди ночи заявится сам обер-полицмейстер. На прочее наплевать и забыть до утра. По распорядку службы квартира пристава находилась в полицейском доме, а городовые спали в казарме при участке. Полиция была на службе круглосуточно. Появление Пушкина никого не обрадовало. Чего доброго прикажет тащиться в холод и ночь. Но чиновник сыска всего лишь спросил доктора Богдасевича. – У себя в медицинской спит, – ответил старший городовой Потапов, довольный, что беда не к ним, а к доктору. Медицинская часть участка служила для лечения пострадавших, доставленных с улиц, лечения городовых, получивших мелкие травмы или подцепивших простуду, и лечения пристава после больших праздников. Для столь важных дел имелся стеклянный шкаф с лекарствами и медицинскими инструментами. А также смотровая кушетка, на которой спал Богдасевич, прикрывшись казенным одеялом. На легкие толчки в область спины доктор отвечал сонным мычанием. Проснулся после того, как его крепко встряхнули за плечи. Богдасевич забурчал медведем и сел, слепо осматриваясь. – Вы что тут делаете? – спросил он, разглядев Пушкина. – Заглянул в гости. – Который час? – Богдасевич полез в кармашек жилетки, из которого свисала цепочка часов. – Два часа ночи… С ума сошли, Пушкин? Слегка безумный вид был скорее у доктора: волосы всклокочены, костюм изрядно помят. Лег спать не раздеваясь, умаялся, не иначе. – Вскрытие Немировского уже производили? – Какого Немировского? Зачем? Ночью? – Богдасевич не вполне еще овладел мыслями. – Ах, этот, из «Славянского базара»… Чего торопиться, и так все ясно… Вам с какой стати? Засунув руку во внутренний карман сюртука, Пушкин вынул пузырек темного стекла без этикетки с хорошо притертой стеклянной пробкой. – Знаете, что это? Богдасевич сладко зевнул, обдав густым перегаром, взял пузырек и покрутил, наставив его на тусклый свет керосиновой лампы. На дне виднелась прозрачная капелька зеленовато-бурого цвета. – Аптечное лекарство. – Можете определить, какое? С некоторым усилием вынув пробку, доктор принюхался. – Ну, так сказать затруднительно, – начал он. Пушкин перебил: – Настойка наперстяночной травы? – Ну… – с некоторым сомнением произнес Богдасевич, гоняя капельку по дну пузырька, – исключить нельзя. Откуда знаете? – Точно определить состав сможете? – Наперстянку? Лаборатория у нас скромная, но с этим справимся. – Это ведь сердечное лекарство? Богдасевич вернул пробку пузырьку. – Довольно сильное. Дигиталис входит в список «Б» опасных лекарств российской фармакопеи. Аптекам предписано хранить его под замком. Многие доктора его не рекомендуют. – Тогда вам будет проще, – сказал Пушкин. – Чего проще? – При вскрытии Немировского найти большое количество наперстянки. – А почему большое? – Доктор, какая предельная норма приема? – Раньше – десять капель в разовый прием. Теперь разрешили до пятнадцати, – ответил Богдасевич. – Зачем – понять не могу. Риск только усилился. Забрав пузырек из рук доктора, Пушкин повертел его на свет. – Подтвердите или опровергните мою гипотезу насчет того, сколько выпил Немировский. Доктор недовольно фыркнул. – Глупости. Больной всегда знает, какую дозу ему прописали. Не будет же он пить, что называется, из горла. – Убедитесь или опровергните, – сказал Пушкин, возвращая пузырек. – Мне надо знать срочно. К утру успеете? – С ума сошли? – ответил Богдасевич. – Прикажете вскрытие ночью делать? – Я приставу ужин в «Эрмитаже» обещал, приглашаю вас. – К утру не успею. Но к обеду наверняка. Когда в «Эрмитаже» гуляем? Пушкин обещал сразу после Рождества. Что доктора вполне устраивало: ничего так не красит жизнь, как ужин в «Эрмитаже» на Святках и за чужой счет. – Хотите вздремнуть, ложитесь у меня прямо тут, – Богдасевич стал добродушен. – У меня другие планы, – ответил Пушкин. – К утру надо быть в форме.