Рик смотрел, слушал и думал, что это все-таки приятно — не знать, а только видеть. Кузен приезжал — высокий, стройный, голубоглазый красавец, бросавшийся на всех смазливых бабенок подряд, почти не знавший отказа — Рик когда-то ему страшно завидовал. А в душе красавца жил ужас. И из десяти месяцев девять этот любимец дам проводил в седле, в драке и в полевом лагере. С водой вместо вина. И ужас скалился из него так, что Рику бывало страшно… Время текло медленно, ничего не происходило. В распаханных полях никого не было — время жатвы еще не пришло, девятый день — все уже по домам или на ярмарке. Посвистывали птицы, по-прежнему стрекотали цикады. Полю были неинтересны и эти двое, и их разговор, и политические проблемы. — Знаешь, а я тебе завидовал. — вдруг сказал Джесс. — Ты — мне?! — Ну, как же, принц, наследник. Столица. — Когда я стал наследником, отец решил, что сейчас он все ошибки исправит и меня правильно воспитает. Это в двадцать-то с лихом лет. И все. С тех пор у меня жизнь — как у стряпчего. Подъем, завтрак, библиотека, обед, переговоры, ужин. Или суд. Или совещание. В любом порядке. Знаешь, что тяжело? Тебя учат смотреть на людей. Меня и раньше отец учил, а тогда просто с цепи сорвался. — Это чем же плохо-то? — Ты мне не все рассказал. Возникла пауза. Ричард оттолкнулся от дерева и присел рядом с Джессом, глядя ему прямо в глаза. — В смысле? — Когда ты рассказывал про то, почему ты мне рассказывать начал, ты не все сказал. Ты вообще в сторону ушел. Ну? — Мы их бросили. — Ну вот! — Да нет, ты не понял. Я не про честь и прочее. Мы своих бросили, понимаешь? Мне же насмерть вбили в полку — "Своих не бросать". Нельзя. А мы бросили. Они были может и поганые, но свои. И я знаю, что так и надо, что нас бы убили и все — но все одно. Нельзя своих бросать. Нельзя. — Я почти всегда вижу, Джесс. Знаешь, это больно. Когда они все тебе врут. Ты всегда один. Девушка тебе улыбается — а ты прямо видишь, что она оценивает подсекать или нет. Офицер тебе рапортует — а ты видишь, что его прямо трясет от зависти… Все врут Джесс. Все. — А я? — И ты. Только не мне. Поэтому то я тебя и терплю… — Ой! Посмотрите на замученного страдальца! — Это не смешно, Джесс. Отец говорит, это дар — ну, я тогда не знаю, что ж такое проклятье. А самое страшное — ты все равно не знаешь правды. Вот Анелия, например, она все время боится. Все время. Чего — неизвестно. Лидия сначала просто и незатейливо злилась — а теперь тоже боится. Не меня, но чего-то со мной связанного. Чего, Джесс? И так со всеми — ты видишь, но не понимаешь.. — Конник на горизонте. С заводной. В город. Ричард подхватился с земли и уже было рванул к дороге, когда Джериссон схватил его за плечо и остановил. — Куда?! С ума сошел? Это же курьер, если бросаться будешь — он тебя убъет и отвечать не будет! — Спокойно, все учтено! Рик подошел к дороге и встал на обочине. Из внутреннего кармана он достал золотой медальон на цепи и поднял его повыше. Конник прибавил ходу, и подлетев через три минуты к Ричарду отрапортовался: — Курьер Дворцовой службы, сержант Пирре, Ваше Королевское Высочество! Готов служить! Соскочив с лошади, Пирре уважительно поинтересовался: — А как Вы узнали-то? — Узнал что? — нарочито спокойно спросил Ричард Ативернский. — Имею конверт от Его Величества, назначенный лично Вам, в собственные руки. — Давайте. Рик взял свиток, отошел к дереву, осмотрел обе печати, сломал их и развернул. — Это чего?! — Ошарашенно спросил Джериссон. — Это, мой наивный друг, называется "шифр". Поскучайте с сержантом полчасика… Полчаса Ричард сидел с диском и свитком, а Джесс с курьером выводили лошадей, а потом говорили о новостях. Курьер, узнав про посольство, посмурнел и напрягся. — Может, вернешься с нами сержант? — Не могу. Имею приказ — доставить письмо лично в руки королю Бернарду. — Понятно…А где бы нам лошадей купить, а? Мы ж до ярмарки ждать не можем. — Тут вы их не купите, особенно сейчас. Страда же скоро. Забирайте моих! — А ты как? — Дойду пешком, скажу что на постоялом дворе свели. Только вы уж это… записочку, или, там, подтвердите их Милости барону, что я ж не такой идиот! — Записочку, сам понимаешь, не могу. Но ты его к нам отправляй — все подтвердим. Если дойдем. Слово графа. Сержанту явно полегчало. — Ты мне, сержант, вот что скажи — что сейчас с перевалами? — Ну на три десятинки, они точно открыты. Вот потом дожди начнутся — и, считай, на полгода в Ивернею только кругалем или морем. Вы если там пойдете, учтите — за десятинку обернетесь, сможете на рудном караване пройти. А если нет — не знаю, кто через Лейс пойдет. Лейс шутить не любит, а по осени — совсем. — Ты, кстати, не очень-то про то куда мы идем… — Не извольте беспокоиться, Ваша Сиятельство. Служба наша такая. Я вас и не видел. Подошел Рик. — Джесс, отойдем. Отошли, шурша травой, на другую сторону дерева. — Нам срочно надо домой. Отец кое-что написал… но чего-то в этом супе не хватает. — Кто на нас охоту открыл понятно? — Нет. Наверху списка — Шут. Остальные… Сложно сказать. Похоже, отцу подвернулся шанс, и он его использовал — но наступил он на все хвосты, которые только на свете есть. — Ну, Шут так Шут. Мы с тобой пойдем через перевалы и Лейс. — А не на корабле? — Корабли, во-первых тонут, во-вторых там нас точно ждут. А на все сразу у Шута сил не хватит — не будет же он в каждой деревне держать человека, который нас в лицо опознает. Главное, Бернард на нас не охотится. — Твоими бы устами… — Курьер нам лошадей отдает. — О как! Надо ему заплатить. — Он на службе, чего это?! — Джесс. Не будь идиотом. Не жмись. Разошлись через полчаса. Курьер отказывался, но Рик его все-таки уболтал и две короны всунул. Рысью — шагом — в поводу Конная прогулка по живописным окрестностям чего-нибудь — прекрасное развлечение. Особенно с красивой девушкой/юношей, уж кто вам больше нравится.