— Ибо десницею Величества, — нравоучительно заметил граф — долженствует быть мудрость. А не безжалостность. — Какая жалость. Одесную может быть сквозняк. — Трудна стезя королевская. Полна испытаний. За такими-то разговорами, через час они добрались до временной стоянки. Их удивленно приветствовали, но никто не пытался ни остановить, ни окликнуть. Кони, возы, оружие и сотни, буквально сотни людей. Военная перекличка — господь Альдонай, как же жалко выглядело ее "войско" по сравнению с настоящим полком! Они остановились у специально очищенной полянки на опушке, на которой поставили не очень уместное в лесочке кресло без спинки. Граф и шевалье помогли ей спешиться. Шевалье остался рядом с ней, а граф прошел вперед и сел в кресло. Невысокий пожилой сержант поднес ему продолговатый ящик и принял его шляпу. Граф взял из ящика корону и одел на себя. По сторонам кресла встали два огромных кирасира с мечами наголо. Рука Джека стала вдруг совершенно железной, и упасть она не смогла. Второй сын Имоджин Авестерской. Он даже представился. — Баронесса Суассен. Мы выслушали твое дело. Приблизься. На совершенно чужих ногах Бригитта подошла к королю и присела в реверансе. Больше ей ничего не пришло в голову. Граф Иртон, пройдя мимо тихонько сказал: — Встаньте на колено, мадам. Не бойтесь. И, как и обещалось, встал слева от кресла. — Нарушен сюзереном мужа твоего родовой оммаж. Лишен он, таким образом, лена. Лишен лена и муж твой, ибо королем дарованы были герцогам Норделлам эти земли с условием. Закон говорит Нам: лен дается достойнейшему, вставшему на защиту его с мечом. Меч же и наследует. Ее левого плеча коснулась все та же железяка со стены. Меч из рук Короля. — Будешь ли ты и твои потомки моими людьми вовеки, как требует того клятва верности? Клянешься ли в том? — Да… — горло ее перехватило. Она увидела перед собой сложенные лодочкой руки Короля. Ничего не соображая, вложила туда свои. — Клянусь. — Встань, барон Суассен. — король поднял ее и встал сам. — Мы ожидаем твоей верной службы. И поцеловал в губы. В ушах ее зашумело, дышать стало как-то трудновато. Все-таки неудачное платье. У него такие теплые руки. Конечно, это платье. — Гхрм. — услышав это, Король покосился налево и, как ей показалось, с некоторым сожалением отпустив ее, сказал. — Да будет так. Теперь, как прямой ленник короля, ты снова под полной Нашей защитой. — Спасибо… то есть… Ваше Величество… — Граф Иртон — вздохнул Король. — Прикажите сопроводить барона в его поместье. — Слушаюсь, Ваше Величество. Бригитта возвращалась домой в сопровождении двух десятков разведчиков и совершенного разброда в мыслях, сжимая драгоценную грамоту. Впрочем, она надеялась разобраться. Теперь время у нее было. В деле торговом бесполезны… Шевалье Лонс Авельс сидел над листом бумаги. Вчера он понял, что такое описание не дает возможности определить даже день последнего года. Каждый день он сидел с бумагой. Со свитками. Или… — Лонс! Принеси, пожалуйста, чернил! Лонс чернил, компот, перо, отчет… Еще обычные начала: "где?!", "почему?!" и "когда?!" Он попытался вспомнить — когда это началось? Пришлось заодно ответить на вопрос что "Это"? Результат размышлений был неприятным — "это" началось с его трусости. Совершенно недостойной дворянина. Почти год он жил под защитой дамы. Фраза даже грамматически была странной. О, конечно, можно было сказать "Меня чуть не убили, меня пираты захватили, я тухлятину жрал, я о мести мечтал…" — но как только тухлятина кончилась, он что — попытался что-то узнать? Кого-то нанять? Он жене написал? Да его от одного прозвища Шут трясло! Он выбрал удобную позицию. Приятно — дети смешные, жалование платится, жизнь интересная. Почему бы и не поработать? Лилиан Иртон все решит. Лилиан Иртон скажет, что делать. Им даже не особенно помыкали. Просто он был "А, Лонс, из приемной?" Кто, кроме него самого, был виноват в том, что в результате к нему так и относились? Бегает с бумагой за женщиной — как еще на это смотреть? Никто от него ничего и не ждал — кроме него самого. Ладно. Чернила. Достал бутылку, налил в новую чернильницу, убрал бутылку, пошел относить. — Мадам. — Спасибо. — Мадам, я хотел бы… — Лонс, я занята. Не мешай, пожалуйста. Вот и поговорили. Он сел и уставился на очередную таблицу. Осталось подвести баланс. Он и подвел. Достал свою таблицу. Записал туда последнюю взятку и сумму жалования. Вполне приличное — две серебряных в месяц… Страшно хотелось разорвать все, раздолбать стол, вырваться из себя самого. Неужели весь он — таблицы, которыми всегда недовольны? — Лонс! Ты обещал сегодня баланс за месяц! Тишина. — Лонс! Подождав пять минут, Лиля бросила перо и вышла в приемную. В конце-концов, договорились же… Черт, уже и стемнело? Лонса не было в приемной. На идеально чистом столе лежало три листа. Большой — с балансом, поменьше — с какой-то таблицей и записка. На малом листе мешочек с монетами. Три ключа на медном кольце. Идеальный каллиграфический почерк — она давно ему завидовала. "Мадам графиня Иртон, я был недопустимо труслив. Мне не следует прятаться за Вашей спиной. Никакие тайны Ваши, вольно или невольно ставшие мне известными, не перестанут быть тайнами по моей вине или недосмотру. Я глубоко благодарен Вам за приют и защиту, сколько будет моих сил — я приложу их чтобы вернуть этот долг. С почтением, Лонс Авельс, шевалье" Непонятно зачем, она взяла малый лист. Две таблицы, одна озаглавлена "Взятки" — суммы с пометками от кого и за что. Вторая — "Жалование". Внизу подбита сумма — двести восемь корон взяток. Кажется, можно и не пересчитывать сколько в мешочке. У Лилиан появилось противное чувство, как будто "засосало под ложечкой". Она вышла из приемной и спросила у парней на посту: — Давно вышел шевалье Авельс? — Прости, госпожа, кто? Лонс? — Да, Лонс Авельс. — Часа три назад. На конюшне вспомнили, что он взял своего коня.