— Вашим Сиятельствам веревку скинуть, или… не беспокоить часика три, пока вы там… изволите вдвоем купаться? — Так! — немедленно откликнулся Джеррисон на стратегически расставленные паузы. — Это кто там такой остроумный?! — Кидайте. — сказала Лиля. — Тут комары. И, кажется, пиявки. — Что значит — "пиявки"?! — насторожился Джеррисон. — Что значит — "кажется"?! — спросили сверху. — Веревку давай, вот что это значит! — Тут что, и правда есть пиявки?! — Альдонай пресветлый, что вас так это взволновало? Наверняка есть… Могучий воин с лица несколько спал — но от веревки ее не отпихнул, нельзя не отметить. На берегу, куда он вылетел пробкой раньше, чем ее вытащили, он лихорадочно стащил сапоги и напряженно осматривал ноги. — Да нету ничего, нету. Штаны они прокусить не могут… — сжалилась над ним Лиля. — Точно? — Точно. Чего вы их боитесь? Ну, противно, ну чешется — ну и что? — А в голове пиявки заведутся?! Или, скажем, прямо в ногах?! — Пиявки так не заводятся. Это же не оводы. Народ ей не поверил. Она моментально услышала массу совершенно достоверных историй, из которых следовало, что в Ативерне людей едят все, кто не люди. — Вы, знатоки паразитов, лучше котел сполосните — и дочистите уж… Или нам отдайте. Прямо удивительно — все в курсе, и все — с чужих слов. К вечеру Джеррисон явился снова. Поджавши губы, служанки допустили таки мужа до госпожи, сушившей волосы. Не у костра же это делать? Всех мужиков они разогнали, поставив возы квадратом — но мужа выгонять оснований не было. Лиля, пользовалась поводом отдохнуть один вечерок — раз уж на этот раз действительно голову пришлось мыть. Бог свидетель, ей это было нужно. Закрыв глаза, она отдалась редкому моменту безделья — пока умелые руки служанок в три гребня вычесывали ее богатство. Заодно "настоящие" служанки будут поменьше бурчать между собой, что "невместно" госпоже самой это делать. Она не стала открывать глаза для разговора. Перебъется, дама изволит приводить себя в порядок. — Мадам. У вас есть запас этого вашего особого уксуса? — Немного есть. — Сможете уделить на очистку котлов? Лилиан воздержалась от ехидных комментариев — Да. Немного дам. Утром. — Благодарю. Доброй ночи. Полковник удалился. Полудремотную негу все-таки испортил его рык не далее чем в ста метрах. — Первая и вторая роты! Завтра с котлами за ведьминым уксусом для очистки явиться после завтрака! — Слушаемся! Очаровательно. Хоть бы подальше отошел… Сожгут ее с такими вот названьицами. Впрочем, тут не жгли. Тут отправляли в монастырь. Придя в палатку Джесс сел на сундук и попытался вернуться к планам и донесениям. Очень хотелось отделаться от буквально ноющего ощущения этой плотной, шелковой на вид золотой волны, которая как будто была готова засветиться… Альдонай спаси, он же этих волос даже не трогал никогда! Воистину, золотое правило, вдолбленное ему когда-то насмерть "Никаких шашней командира в полку и обозе!" соблюдать иногда было очень не легко. Флаг — Так ты мне что-нибудь, наконец, скажешь, Толстый? — А что ты, Твое Сиятельство, хочешь чтобы я тебе сказал? — оторвался наконец от карты командир наемников. — Хочешь знать, какие у нас дела? Я тебе скажу. Шут сел поудобнее. — Сидим мы в центре недружественной территории. В которой мы вроде как сильнее всех — но по отдельности. Со снабжением у нас кое-как, на грани облома. Спасибо, что не голодаем. Идет к нам — неизвестно как, но идет — Кровавая Куница лично, со своим любимым полком. С тем самым, с которым он герцога Байканского пять лет назад куда-то дел, вместе со всей дружиной, двумя вольными компаниями и половиной замковой челяди… В принципе, Шут знал, что челядь не так уж пострадала, но решил помолчать. Тем более, что конюх, которого он из любопытства расспрашивал о том штурме, трясся и заикался, как только речь о замке заходила. — Имеем мы под боком тысячи полторы сброда… то есть, извиняюсь, благородных дворян. Как эту благородную плесень заставить подчиняться — знаю ровно один способ, но ты ж мне не разрешаешь. Так что мое мнение, господин наниматель, такое: дела у нас плохие, тикать отсюда надо. Быстро тикать. — Куда "тикать"? Мы тут стоим вроде как с законными претензиями на трон. Если убежим — какие претензии? И кто мы тогда, если не законная добыча? — Коли мы, как ты говоришь, с законными претензиями — что ж твоя претендентка молчит и жмется, как альдон в борделе? — А что она, должна тебе лично все высказать? — Мне ничего говорить не надо, ты мой наниматель — вот и весь сказ. А вот местные именно так выражаются, как я тебе сказал. И твои "благородные" — тоже. Ты знаешь, что из них половина за месяц разбежалась, причем те, что поумнее? — А что-нибудь хорошее ты мне можешь сказать? — Могу. Я понял куда идет Иртон. И понял зачем. — И?.. — Он отрезает нас от Уэльстера. Причем так, чтобы иметь возможность перекрыть нам дорогу и на Эльвану и вольные города. — Ух ты. А как ты это узнал? — А я послал несколько групп в глубокий рейд и велел гонять местных, да мне каждый день отписываться. Ну и погляди, я на карте пометки сделал когда, откуда и кто из них писать перестал. Или указал, что первые разъезды увидел и утек. Он-то крут, да и я ж не первый день в деле. Теперь и Альтерс задумался над картой. — На переправы смотри, и пущи. — Ну да… Сколько, как ты считаешь, у нас времени? — Арбалетчики твои будут? — Будут… но сами арбалеты будут мелкие. И мало. Послезавтра. — То есть — почитай, что нет. А еще кто-нибудь? Шут помолчал. — Нет. Скорее всего. Нет кораблей, не знаю почему. — Тогда — пока нас не заперли, десятинка. А потом он сюда прямо по дороге пойдет. — Тогда мы успеем достойно отступить? — Может быть. Или хотя-бы не с полными его силами столкнемся. Так что надо как-то быстро соображать. Тем более, что того и гляди, народец местный с цепи-то сорвется и начнет нас толпой бить. А толпа — зверь страшный, мы тысячу человек прибьем, да тысяча останется — и по нашим косточкам пройдется. — Народец, говоришь, сорвется?.. — вдруг как-то заинтересовался Шут. — А ты что про это знаешь? Тактично выражаясь, Альтвера никогда не была оплотом благочиния. Большой старый порт, несколько гильдий, Королевский дворец со всеми его службами, три рынка, семинария… Деньги, товары, множество людей — в-общем, не очень благонравных, совсем не смиренных, и уж точно — не лезущих в карман за словом (кто побогаче и посолиднее), и за ножом (кто не совсем по закону побогаче), ну и большинство остальных имели возможность выбрать между острым словцом и зуботычиной, чем обычно и обходились. Если бы королевская деревня (до сих пор столица имела именно такой статус, и, по неочевидным чужакам причинам, за него держалась) когда-нибудь решила обзавестись своим гербом, то на нем было бы написано "ЗА СВОИХ!". Их Величества традиционно относились к этому… с пониманием. Альтвера традиционно отвечала им… тем же самым. Все люди, все человеки — жить-то как-то надо, нет? Вот короли они, при всех их "но" — свои. И "блаа-родные" есть свои — а есть… не свои.