– Они поступили очень мудро. – Он кивнул. – Эссекс[9] упорно движется на запад. Очень вероятно, что нам придется дать еще один бой на этом берегу Теймара. В эту минуту с радостными возгласами вбежали дочки Питера, бросились в объятия к отцу и, повиснув на руках у смеющегося и извиняющегося Питера, увлекли его и всю семью за собой в галерею. Мы с Ричардом остались одни. Через окно я посмотрела в сад, на коротко подстриженные кусты и ухоженные газоны, в то время как самые тривиальные мысли будоражили мой ум. «Трава такая зеленая после утреннего дождя» или «Немного холодновато для такого времени года», – фразы, которые я никогда в жизни не произносила даже в разговоре с незнакомым человеком, казались мне в тот момент наиболее подходившими к ситуации. К счастью, язык мой отказывался формулировать слова, и я продолжала молча смотреть на сад. Ричард был так же нем, как и я. И вдруг он заговорил тихо, но быстро и отрывисто: – Прости, что молчу. Не думал после пятнадцати лет увидеть тебя все такой же, ужасно не изменившейся. Этот прыжок из безразличного настоящего в интимное прошлое еще больше взволновал меня. – Почему ужасно? – спросила я, глядя на него поверх бокала. – За долгие годы у меня сложился совсем другой образ. Я ожидал увидеть калеку, осунувшуюся и бледную, нечто вроде зыбкой тени, окруженной докторами и сиделками. Вместо этого… ты. Он посмотрел мне в глаза с той дерзкой прямотой и бесцеремонностью, которую я так хорошо помнила. – Сожалею, что разочаровала тебя, – горько усмехнулась я. – Ты не так меня поняла. Я не сказал, что разочарован. Просто я потерял дар речи. – Он снова опорожнил свой бокал и поставил его на стол. – Сейчас я приду в себя. Где мы можем побеседовать? – Побеседовать? Но… здесь, я полагаю, если тебе угодно. – Среди этих безмозглых болтунов и орущих детей? Ни за что, – возразил он. – Ведь у тебя есть комната? – Да. – Я старалась держаться с достоинством. – Но если мы там уединимся, это может показаться странным. – Раньше ты не была такой щепетильной. Это было похоже на запрещенный прием, я не нашлась, что ответить. – Должна тебе напомнить, – промолвила я, запинаясь, – что вот уже пятнадцать лет мы чужие друг другу. – Ты считаешь, я все забыл? В этом месте нас прервала Темперанс Сол: она какое-то время мрачно наблюдала за нами со стороны, пока не решилась наконец подать голос. – Сэр Ричард Гренвил, я не ошиблась? – поинтересовалась она. – Ваш покорный слуга, сударыня. – И Ричард выразительно взглянул на нее. Он мог бы сразить этим взглядом кого угодно, но только не Темперанс. – Нечистый призывает вас к себе, – изрекла она. – Я уже вижу его когти на вашем горле, его челюсти, готовые вас растерзать. Покайтесь, покайтесь, пока не поздно. – Что все это значит, черт побери? – возмутился Ричард. Я покачала головой, показала пальцем на небо, а вошедшая во вкус Темперанс продолжала: – Следы Антихриста видны у вас на лбу. Люди, которых вы привели, – ненасытные волки. Вы все провалитесь в преисподнюю. – Скажи этой старой дуре – пусть идет к черту! – выпалил Ричард. Я предложила госпоже Сол бокал вина, но она его отвергла, словно это было кипящее масло. – Они будут рыдать и скрежетать зубами, – продолжала она. – Как вы правы! – сказал Ричард, взяв ее за плечи, повернул, словно волчок, и повел через всю комнату к камину, где сидел ее супруг. – Присматривайте за ней как следует! – промолвил он властно. Воцарилась тишина, за которой последовал легкий смущенный шепот. Питер Кортни, красный как рак, подбежал с наполненным до краев кубком в руке. – Не желаете ли еще вина, сэр? – Спасибо, нет. Я уже достаточно выпил, – отказался Ричард. Молодые офицеры, повернувшись к нам спиной, с неподдельным интересом разглядывали висевшие на стене портреты. Уилл Спарк, стоявший в небольшой группе возле камина, разинув рот, смотрел на королевского генерала. – Так и муху недолго проглотить, сэр, – пошутил Ричард. Джоан прыснула, но под взглядом Ричарда тут же смолкла. Уилл Спарк выступил вперед. – Один мой юный родственник служит под вашим началом, – сказал он. – Прапорщик в двадцать третьем пехотном полку. – Вполне возможно, – кивнул Ричард. – Правда, я никогда не разговариваю с прапорщиками. Он повернулся в сторону Джона Рашли. Приехав минуту назад со своей ежедневной прогулки верхом, тот переминался с ноги на ногу у двери в испачканном грязью костюме, смущенный столь неожиданной компанией. – Эй, дружище! – окликнул его Ричард. – Не могли бы вы с кем-нибудь отнести кресло госпожи Харрис в ее комнату? Ей наскучило это сборище. – Это Джон Рашли, сэр, – шепнул ему на ухо Питер, – старший сын в семье и ваш хозяин в отсутствие его отца. – А! Покорнейше прошу простить. – Ричард улыбнулся и сделал шаг вперед. – Ваш внешний вид ввел меня в заблуждение, и я принял вас за лакея. Я лишаю званий своих молодых офицеров, если они являются ко мне в таком виде. Как себя чувствует ваш отец? – Хорошо, сэр, я полагаю, – раздраженно пролепетал Джон. – Рад это слышать, – сказал Ричард. – Передайте это ему, когда увидите. Передайте также, что сейчас я намерен приезжать сюда довольно часто – настолько, насколько мне позволит ход войны. – Да, сэр. – Полагаю, у вас найдется место для моих офицеров. Остальные смогут расположиться биваком в парке, не правда ли? – Разумеется, сэр. – Прекрасно. А сейчас я намерен поужинать наверху с госпожой Харрис, моей очень близкой родственницей – обстоятельство, которое вам, быть может, неизвестно. Как обычно поступают с ее креслом? – Мы его переносим, сэр. Это довольно просто. Джон кивнул Питеру, который, с поразившей меня покорностью, выступил вперед, и они взялись за подлокотники. – Еще проще было бы нести его хозяйку отдельно, – сказал Ричард. И прежде чем я успела что-либо возразить, он обхватил меня руками и вынул из кресла. – Показывайте дорогу, господа, – скомандовал Ричард. Необычная процессия вступила на лестницу на глазах у всей честной компании в галерее и нескольких слуг, которые, прижавшись к стене и потупив взоры, уступили нам дорогу. Впереди, неся кресло, громыхали Джон и Питер, покрасневшие до корней волос; я положила голову на плечо Ричарда, обхватила его руками за шею, чтобы не упасть, и мне казалось, что мы идем слишком долго и медленно. – Я ошибся, – шепнул мне на ухо Ричард. – Ты изменилась. – В чем же? – спросила я. – Ты весишь на тридцать фунтов больше. И на этом мы вошли в мою комнату. Глава 10 Я помню этот ужин так, словно это было вчера. Я лежала, прислонившись к подушкам, а Ричард сидел на другом конце кровати. Рядом стоял низенький столик. Казалось, мы расстались только вчера. Когда Мэтти, поджав губы, вошла с подносом – так и не поняв, почему мы разошлись, она думала, что он бросил меня из-за моей болезни, – Ричард расхохотался, назвал ее «старой сводней» – это было ее прозвище в те далекие дни – и поинтересовался, сколько сердец она разбила с тех пор, как он ее не видел. Она хотела отделаться сухим ответом, но не тут-то было. Он взял поднос у нее из рук, поставил на стол и тут же помирился с ней, зардевшейся от смущения, подшутив над ее дородностью и завитушками на лбу. – Полдюжины воинов во дворе жаждут познакомиться с тобой, – сказал он ей. – Иди и докажи им, что женщины Корнуолла получше потаскушек из Девона. Она исчезла, захлопнув за собой дверь, уверенная, что впервые за пятнадцать лет я больше не нуждаюсь в ее услугах. Ричард тут же набросился на еду – он всегда был хорошим едоком – и быстро стал поглощать все, что стояло перед нами, пока я, еще не оправившись от потрясения, вызванного встречей с ним, играла крылышком цыпленка. Не закончив, он, по своей старой привычке, встал и, держа в одной руке кость, а в другой – кусок пирога, принялся ходить взад-вперед и рассказывать о плимутских оборонительных сооружениях, которые его предшественник, вместо того чтобы сразу снести, оставил красоваться на виду. – Ты не поверишь, Онор, – говорил он мне, – этот толстый кретин Дигби девять месяцев сидел, не отрывая задницы, у стен Плимута, в гарнизон завозили продовольствие, дрова, возводили баррикады, а он играл с офицерами в карты. Слава богу, шальная пуля приковала его к постели месяца на два, и я за это время успею организовать осаду вместо него. – Что ты собираешься предпринять? – спросила я. – Первые две задачи были довольно просты, и я решил их еще в октябре. Я приказал возвести новое укрепление в Маунт-Баттене, и мои орудия так палят по кораблям, пытающимся пересечь пролив, что в гарнизоне уже начинает недоставать боевых припасов. Затем я перекрыл им воду, и городские мельницы не могут больше молоть муку для населения. Дай мне один-два месяца, и я заморю их голодом.