Глава 13 Хоть я никогда прежде не питала особой симпатии к моему зятю, после нашей встречи в тот вечер я прониклась к нему уважением. Теперь я знала, что и дела короля, из-за которых он постоянно находился в разъездах, были делами важными, – неудивительно, что иногда он вел себя несдержанно по отношению к семье. Менее обязательный человек давно бы уже переложил бремя ответственности на другие плечи. Вызывало уважение и то, что он доверился мне после моего непростительного вторжения в запертую комнату. Я сожалела только, что он не показал мне лестницу в контрфорсе или комнатушку внутри, но это значило бы требовать от него слишком многого. Перед глазами у меня продолжали стоять шевелящиеся от сквозняка шпалеры, а за ними – огромная черная дыра. Ход войны между тем не вызывал у нас особого беспокойства. Во главе нашей западной армии был поставлен племянник короля, принц Морис, который нуждался в серьезном подкреплении, особенно в кавалерии, чтобы нанести врагу решающий удар. Но план летнего наступления еще, кажется, не был разработан. Принц Руперт[11], брат Мориса, пытался убедить короля в необходимости отправить около двух тысяч кавалеристов на запад, однако натыкался на обычное сопротивление Совета, и конница не появлялась. Все это мы знали, разумеется, от Ричарда; возмущенный тем, что не получил еще ни одной из обещанных пушек, он со всей своей суровой прямотой заявил нам, что наша западная армия – не что иное, как сборище немощных, ни на что не годных молокососов, а сам принц Морис страдает навязчивой идеей: сесть перед Лайм-Риджисом и ждать, когда ворота откроются сами по себе. «Если Эссекс с парламентской армией решат двинуться на запад, – объяснял Ричард, – нам нечего будет противопоставить, кроме шайки немощных болванов и горсточки пьяных генералов. Я ничего не могу сделать: у меня под Плимутом народу раз-два и обчелся». Эссекс решил двинуться на запад, к третьей неделе июня был уже в Веймуте и Бридпорте, и принц Морис, в ущерб своему престижу, поспешно отступил к Эксетеру. Там он встретился с королевой – своей теткой, – прибывшей в паланкине из Бристоля и страшно напуганной приближением врага; именно в Эксетере она произвела на свет своего последнего ребенка – событие, только прибавившее забот принцу Морису и его генеральному штабу. Он решил, что самое мудрое – как можно скорее отправить ее во Францию. Две недели спустя после рождения ребенка она, еще очень слабая и напуганная, уехала в Фалмут. Мой зять был одним из тех, кто приветствовал ее, когда она проезжала через Бодмин, и в самых мрачных красках описал нам несчастную королеву, потрясенную выпавшим на ее долю тяжелым испытанием. – Возможно, она и досаждала его величеству дурными советами, – были слова Джонатана, – но она – женщина, и меня бросает в дрожь, когда я думаю, какая ее ждет судьба, попади она в руки мятежников. Все роялисты Корнуолла вздохнули с облегчением, когда узнали, что она благополучно добралась до Фалмута и отплыла во Францию. Но возглавляемая Эссексом парламентская армия все увеличивалась в численности, и мы понимали, что не пройдет и нескольких недель, как он перебросит свои силы из Дорсета в Девон, и тогда только река Теймар будет отделять его от Корнуолла. Из всех нас только Ричард с радостным нетерпением ожидал начала сражения. – Если нам удастся заманить наглеца в Корнуолл, – говорил он, – в совершенно незнакомую для него местность, где узкие тропки и высоченные заросли собьют с толку кого угодно, если армия короля и Руперта, зайдя с тыла, отрежет ему все пути к отступлению, мы окружим его и уничтожим. Я хорошо помню, как он весело потирал руки и хихикал, радуясь этой перспективе, словно ребенок перед каникулами, однако мысль эта не приводила в восторг ни Джонатана, ни других джентльменов, ужинавших в тот вечер в Менебилли. – Если сражение состоится в Корнуолле, – сказал Фрэнсис Бассет, – край будет опустошен. Вместе с моим зятем он занимался тогда укреплением королевского войска и находил это дело довольно трудным. – Край слишком беден, чтобы прокормить целую армию, – продолжал он. – Сражение лучше дать на том берегу Теймара, и мы рассчитываем на вас и ваше войско, Гренвил, на то, что вы атакуете противника в Девоне, оградив нас таким образом от вражеского нашествия. – Глупости, мой дорогой, – отозвался Ричард (Фрэнсис Бассет вспыхнул, а мы все ощутили неловкость), – вы помещик, и я уважаю ваши познания в сфере мелкого и крупного рогатого скота. Но, ради бога, оставьте решение военных вопросов профессионалам, таким как я. Наша задача – уничтожить противника, и мы не можем это сделать в Девоне, где нет никакой надежды его окружить. Как только он переправится через Теймар, он сразу же окажется в западне. Я боюсь только одного, что он этого не сделает и пустит в ход свою кавалерию, превосходящую нашу, в Девоне, на открытой местности атакует Мориса и его сборище недоумков, и в таком случае мы упустим самый лучший шанс из всех, что когда-либо предоставлялись нам в этой войне. – Значит, вас не волнует, – спросил Джонатан, – что Корнуолл будет опустошен и люди, лишившиеся крова, больные, голодные, измученные, потянутся по дорогам? Выглядит все это не очень успокаивающе. – К черту ваш покой! – воскликнул Ричард. – Кое-кому не повредит увидеть немного крови. Если вы не готовы пострадать за дело короля, тогда лучше сразу вступить в переговоры с противником. Какое-то время после того, как он смолк, атмосфера в столовой оставалась несколько натянутой, и вскоре мой зять подал знак расходиться. С тех пор как в мою жизнь вернулся Ричард – странность, которой я не находила объяснения, – я стала меньше избегать общества и приобрела привычку ужинать внизу, а не у себя в комнате. Уединение более не казалось мне таким желанным. После ужина, поскольку было еще светло, он вышел прогуляться со мной по дороге на насыпи, толкая впереди себя мое кресло. – Если Эссекс подойдет к Тавистоку, – продолжал он, – и я вынужден буду снять осаду Плимута и отступить, могу я прислать тебе своего щенка? – Какого еще щенка? – удивленно спросила я. – Я не знала, что у тебя есть собака. – Юго-западный ветер отягчает твой ум, – сказал он. – Моего выродка, вот кого я имею в виду, моего молокососа, сына и наследника. Согласна ли ты взять его под свое крыло и хоть немного научить уму-разуму? – Ну конечно, если ты считаешь, что со мной ему будет лучше. – Гораздо лучше, чем с кем-либо другим. Моя тетушка Аббот из Гартленда слишком строга, а жена Бевила в Стоу так кичится своим выводком, что у меня пропадает всякое желание просить ее об этой услуге. Впрочем, она никогда не уделяла мне особого внимания. – С Джонатаном ты говорил? – Да. Он согласен. Только я не знаю, поладишь ли ты с Диком. Он дичится людей. – Я буду его любить, Ричард, потому что он твой сын. – Иногда я в этом сомневаюсь, когда смотрю на него. Он труслив, робок, а его учитель говорит, что он может расплакаться из-за царапины на пальце. Я бы не раздумывая обменял его на юного Джо Гренвила, моего родственника, который служит у меня ординарцем в Баклэнде. Этот парень ничего не боится. Такие, как он, как старший сын Бевила, мне по душе. – Дику только четырнадцать, – заметила я. – Не надо судить его слишком строго. Дай ему год-два, чтобы он почувствовал себя увереннее. – Если он будет походить на мать, я выставлю его из дома, и пусть подыхает. Сосунки мне не нужны. – Возможно, твой пример не побуждает его быть на тебя похожим, – продолжала я. – Лично я бы не пожелала прозвища Рыжий Лис для своего отца. – У него сейчас трудный возраст, – сказал Ричард. – Слишком взрослый, чтобы его качали на руках, и слишком маленький, чтобы с ним разговаривали. С сегодняшнего дня он твой, Онор. На следующей неделе я привезу его тебе. Было решено, с согласия Джонатана, что Дик Гренвил и его учитель Герберт Ашли увеличат число обитателей Менебилли. В день их приезда я ощущала необычный подъем духа и вместе с сестрой Мэри отправилась на осмотр отведенной для них комнаты под башней с часами. Я привела себя в порядок, надела голубое платье – мое любимое – и почти все утро заставляла Мэтти расчесывать мне волосы. Я не уставала повторять себе, что это до смешного сентиментально – потратить столько времени из-за какого-то паренька, который на меня даже не взглянет. Было около часа, когда я услышала топот лошадей в парке. Сильно взволнованная, я кликнула Мэтти, велев ей позвать двух лакеев, чтобы они отнесли меня вниз. Я хотела встретить их в саду, твердо веря, что гораздо легче познакомиться на открытом воздухе, под солнцем, чем в четырех стенах. Я сидела в скверике, когда открылись ворота и появился молодой человек. Он пересек лужайку и направился в мою сторону. Он был выше ростом, чем я предполагала; пылающие локоны Гренвилов, нахально вздернутый нос и дерзкий вид сразу напомнили мне Ричарда. Однако стоило ему только заговорить, как я тут же поняла свою ошибку. – Я Джо Гренвил, – изрек он. – Меня прислали, чтобы попросить вас вернуться в дом. Случилась маленькая неприятность. Бедняга Дик упал с лошади, когда мы въезжали во двор – мостовая оказалась немного скользской, – и поранил голову. Его подняли в вашу комнату, и ваша служанка сейчас смывает с него кровь. Я готовилась совсем к другому и очень расстроилась, что приезд оказался таким неудачным. – Сэр Ричард с вами? – спросила я, пока он катил кресло по тропинке. – Да, – ответил юный Джо, – и очень раздражен, проклинает несчастного Дика за его неуклюжесть, отчего бедолаге становится только хуже. Мы уезжаем через час. Вы знаете, Эссекс дошел до Тивертона, и Тонтонский замок в руках мятежников. Принц Морис увел с собой несколько наших отрядов, и в Окгемптоне должен состояться военный совет, на котором обязан присутствовать сэр Ричард. Наши войска единственные остались на подступах к Плимуту. – И вы находите это захватывающим, не так ли, Джо? – спросила я. – Да, сударыня. Мне не терпится самому сразиться с врагом. Проехав ворота сквера, мы увидели Ричарда, расхаживавшего взад и вперед по коридору. – Представляешь, этот щенок упал с лошади прямо у ступенек крыльца! – воскликнул он. – Я иногда задаюсь вопросом, в здравом ли он рассудке, если ведет себя точно придурок. Как тебе Джо? – Он похлопал молодого человека по плечу, и тот посмотрел на него с гордостью и обожанием. – Мы сделаем из этого парня настоящего солдата. Сходи принеси мне эля, Джо, и себе тоже налей кубок. Умираю от жажды. – А Дик? – поинтересовалась я. – Не следует ли мне пойти к нему? – Предоставь его женщинам и его ни на что не годному учителю, – ответил Ричард. – Еще успеешь на него насмотреться. У меня только час времени, и я хочу побыть с тобой. Мы оказались в небольшой приемной в глубине галереи. Он сел и, потягивая свой эль, сообщил мне, что Эссекс будет в Тавистоке к концу недели. – Если он пойдет на Корнуолл, угодит прямо в западню, – сказал Ричард, – и, если король вовремя подойдет к нему с тыла, партию можно считать выигранной. Будет не очень приятно, дорогая, но продлится недолго, могу тебя в этом заверить. – Здесь будет сражение? – спросила я с недоверием. – Трудно сказать. Многое зависит от Эссекса – ударит он с севера или с юга. Он пойдет на Лискард и Бодмин, где мы и попытаемся его остановить. Молись, чтобы август был дождливым и они по уши увязли в грязи. Однако пора ехать. Я заночую в Лонстоне, если успею. – Он поставил кубок на стол и, захлопнув дверь, опустился возле моего кресла на колени. – Присмотри за моим щенком, – попросил он, – обучи его хорошим манерам. Если случится худшее и сражение разыграется по соседству, спрячь его под своей кроватью. Эссекс не упустил бы случая взять моего сына в заложники. Ты все еще любишь меня? – Я люблю тебя по-прежнему. – Тогда перестань прислушиваться к звуку шагов в галерее и поцелуй меня, как если бы тебе этого хотелось. Для него было в порядке вещей пять минут подержать меня в объятиях, вскружить мне голову, затем ускакать галопом в Лонстон, забыв обо всем, кроме своих дел; я же оставалась сидеть в своем кресле, с растрепанными волосами и в измятом платье, не в силах избавиться от обуревавших меня мыслей, подавленная, растерянная и несчастная. Что ж, я сама избрала свою судьбу, позволила ему вернуться в мою жизнь, и теперь мне следует привыкать к жару, который он разжигал во мне и который уже ничто не сможет охладить. Итак, крикнув своего ординарца, он махнул мне рукой и поскакал в Лонстон, где, сказала я себе с ноющим чувством ревности, они с Джо наверняка найдут возможность плотно поужинать и предаться каким-либо сиюминутным утехам, прежде чем приступить на следующий день к серьезным делам. Я слишком хорошо знала моего Ричарда, чтобы поверить, что он станет вести воздержанный образ жизни только потому, что любит меня. Я пригладила локоны, расправила кружевной воротничок и дернула за колокольчик, позвав лакея; он и еще один слуга отнесли меня в кресле в мою комнату. Вышли мы не через парадную дверь, как обычно, а через задние комнаты, что под дозорной башней, и там, в коридоре, я увидела Фрэнка Пенроуза, кузена и помощника управляющего моего зятя. Он оживленно беседовал с молодым господином, примерно такого же, как и он, возраста, с желтовато-бледным цветом лица и выдающимся подбородком, – похоже, тот рассказывал ему историю своей жизни. – Позвольте представить вам мистера Ашли, госпожа Онор, – произнес Фрэнк своим обычным слащавым тоном. – Он оставил своего ученика отдыхать в вашей комнате. Мы с мистером Ашли хотим выпить чего-нибудь прохладительного. Мистер Ашли кивнул и щелкнул каблуками. – Сэр Ричард говорил мне, что вы крестная молодого человека, сударыня, и что отныне я должен буду подчиняться вам. Это, разумеется, не совсем отвечает общепринятым нормам, но я попытаюсь приспособиться к обстоятельствам. «Ты всего лишь претенциозный дурак, вряд ли мы найдем с тобой общий язык», – подумала я про себя, но вслух сказала: – Прошу вас, мистер Ашли, ничего не меняйте в своих привычках и поступайте так, как если бы вы находились в Баклэнде. Я ни во что не собираюсь вмешиваться и буду следить за тем, чтобы мальчику здесь было хорошо. Я оставила их кланяющимися и рассыпающимися в любезностях, хотя знала, что они с удовольствием разорвали бы меня на части, как только я повернусь к ним спиной. Наконец меня внесли в ту часть дома, что над воротами. Навстречу мне шла Мэтти, неся тазик с водой и переброшенные через руку бинты. – Рана серьезная? – спросила я. Она поджала губы, выражая явное недовольство случившимся. – Слишком напуган, а так ничего особенного, – ответила она. – Если вы посмотрите на него слишком строго, он упадет в обморок. В комнате слуги опустили кресло на пол и удалились, закрыв за собой дверь. Сжавшись в комок, он сидел в кресле перед камином. Крохотный человечек с огромными черными глазами и темными локонами. Повязка на голове только подчеркивала его бледность. Он с тревогой смотрел на меня, не переставая грызть ногти. – Тебе лучше? – тихо промолвила я. Какое-то время он молча смотрел на меня, затем, сделав странное движение головой, произнес: – Он уехал? – Кто? – спросила я. – Мой отец. – Да. Ускакал в Лонстон вместе с твоим кузеном.