На столике между двумя креслами я заметила большую шкатулку, перевязанную пышным розовым бантом. – Я уже собирался подняться к тебе, – сказал Тамлин, быстро окидывая меня взглядом, словно желая удостовериться, что за минувшие часы со мной ничего не случилось. – Напрасно ты не спишь. Я вошла, закрыв за собой дверь. Я знала, что не усну, особенно после слов, звеневших у меня в ушах. – И тебе стоило бы лечь. – Мой голос звучал так же натянуто, как и отношения между нами. – Ты слишком много работаешь. Я подошла к креслу, оперлась руками на спинку. Пока я разглядывала его подарок, Тамлин внимательно разглядывал меня. – Теперь ты понимаешь, почему я не рвался в верховные правители? – спросил он, поднимаясь из-за стола. Он подошел ко мне, поцеловал лоб, кончик носа, потом осторожно поцеловал в губы. – Столько писанины, – проворчал он. Я усмехнулась. Тамлин прижался губами к ложбинке между моим плечом и шеей. – Прости меня, – прошептал он. Его поцелуй отозвался покалыванием во всей спине. Он снова поцеловал мою шею. – Прости меня. – Тамлин… – начала я, проводя пальцами по его руке. – Я не должен был говорить тех слов, – прошептал он, не отрывая губ от моей шеи. – Ни тебе, ни Ласэну. Я совсем не хотел вас обидеть. – Знаю, – ответила я и почувствовала, как напряжение покидает его тело. – И ты меня прости за все, что я там наговорила. – Ты была совершенно права, – сказал Тамлин, хотя я понимала, что это не так. – Я был не прав. У себя в комнате, раздумывая над его доводами, я поняла их правоту. Если бы он сделал исключения для кого-то из подданных, остальные фэйри потребовали бы того же. А мой благородный жест действительно выглядел как подрыв существующих устоев. – Возможно, я… – Нет, Фейра. Ты была права. Я ведь не понимаю, что значит голодать и каково возвращаться домой без добычи. Кивком головы я указала на подарок, ожидавший меня. Как бы мне хотелось, чтобы он завершил нескончаемую цепь подарков. – Это тебе? – нарочно спросила я, заставив себя лукаво улыбнуться. В ответ он слегка прикусил мне мочку уха. – Нет. Это тебе. От меня. Подкрепление его извинения. Тяжесть на душе, донимавшая меня все эти дни, начала уходить. Я развязала бант. Шкатулка из светлого дерева больше напоминала сундучок высотою в локоть и шириною в полтора. Сверху к нему крепилась железная ручка. Никаких надписей или символов, позволяющих угадать содержимое, я не увидела. Наверняка не платье. Однако… «Только бы он не вздумал подарить мне корону». Хотя шкатулка для короны или диадемы отличалась бы бо́льшим изяществом. Я щелкнула медным замочком и откинула широкую крышку. То, что предстало моим глазам, было… хуже короны. Внутри я увидела перегородки и перегородочки, заполненные кистями, красками, брусочками угля и особой бумагой для рисования. Словом, все, что необходимо странствующему художнику. А какой яркой была красная краска в стеклянной баночке. И синяя тоже. Совсем как цвет глаз фэйки, убитой мною в Подгорье. – Я подумал, тебе будет удобнее носить все свои принадлежности в этом сундучке. Не надо брать с собой мешки. Кисти были новенькими, сверкающими, с мягким и чистым волосом. Смотреть на этот сундучок и его содержимое было все равно что разглядывать труп, облюбованный вороньем. Я попыталась улыбнуться. Попыталась заставить свои глаза хотя бы немного заблестеть от радости. – Тебе не нравится мой подарок, – вздохнул Тамлин. – Почему же, – сумела возразить я. – Чудесный подарок. Я не подыгрывала Тамлину. Его подарок действительно был чудесным. – Я подумал: если ты снова начнешь рисовать… Он не договорил. Кровь прилила к лицу. Мне стало жарко. – А как насчет тебя? – тихо спросила я. – Тебе эта возня с бумагами хоть в чем-то помогает? Я выдержала его взгляд. Пока что Тамлину удавалось сдерживаться. – Мы сейчас говорим не обо мне, а о тебе, – сказал он. Я снова обвела глазами содержимое сундучка: – Мне позволят пойти рисовать туда, куда я пожелаю? Или караульные будут присутствовать и при моих занятиях живописью? Молчание. Я и так знала ответы. «Нет» – на первый, и «да» – на второй. Меня затрясло. Я сделала еще одну, отчаянную попытку достучаться до него: – Тамлин, послушай. Я не могу… не могу жить в постоянном окружении караульных. Я… задыхаюсь от такой опеки. И тебе самому плохо. Не отталкивай мою помощь. Давай работать вместе. – Фейра, ты и так отдала достаточно. – Я знаю. Но… Я повернулась к нему. Сейчас передо мной стоял не Тамлин, а верховный правитель Двора весны во всем своем могуществе. – Тамлин, сейчас меня труднее погубить. Я стала сильнее и проворнее. – Мои близкие были еще сильнее и проворнее, чем ты. Но с ними довольно легко расправились. – Тогда женись на той, что способна все это терпеть. Я и сама удивилась своим словам. Тамлин медленно моргал. Потом вдруг спросил ужасающе нежным голосом: – Значит, ты не хочешь выходить за меня? Я старалась не смотреть на его кольцо у себя на пальце, на крупный изумруд. – Хочу. Конечно же хочу. – У меня дрогнул голос. – Но ты, Тамлин… На меня вновь надвигались стены. Меня давило все: тишина, караульные, взгляды придворных. Увиденное сегодня днем, во время уплаты десятины. – Я тону, – кое-как сумела выговорить я. – Понимаешь? Я тону. И чем больше ты стараешься меня защитить, чем больше караульных выставляешь для моей охраны… С таким же успехом ты бы мог затолкать меня в воду с головой. В его глазах и лице ничего не изменилось. Но потом… Я вскрикнула и инстинктивно закрылась руками. Сила, которую Тамлину удавалось сдерживать, вырвалась наружу. Посыпались осколки разбитых окон. Затрещала ломающаяся мебель. А сундучок с красками, кистями и бумагой… Подарок Тамлина взорвался, превратившись в тончайшую стеклянно-древесную пыль.