– Я в порядке, – хрипло ответил он. – Пока оставайтесь там. Гамаш огляделся, нашел кусок бетона, сунул руку в щель и принялся загибать гвозди. – Теперь можно. Не без труда пробралась через щель и Мирна, за ней – Билли, который перед собой толкал их куртки. – Что это? – спросила Мирна. Она стояла, подняв голову, принюхиваясь. Арман тоже почувствовал запах. Дуновение чего-то едкого. Знакомого. Даже утешительного. Вот только… Дерево, обугленное. Обугливающееся. Они с Мирной переглянулись, потом оба посмотрели на Билли, у которого на лице впервые за все время появилось встревоженное выражение. Гамаш почувствовал, как у него на шее волоски становятся дыбом. В доме пожар. – Нужно двигаться. – Ну же, ну же… – повторял Жан Ги, глядя на дом. Внимание его настолько сконцентрировалось, что он едва дышал. Не моргал. Не слышал, как подъехали машины. Ничего для него не существовало, кроме этого жилища. Время осторожности прошло. – Эй! – крикнула Мирна. – Где вы? – Здесь, я здесь, – раздался ответ. Голос хриплый. Незнакомый. Все трое посмотрели в направлении звука. Между ними и голосом находилась еще одна преграда. Расцарапывая руки, они стали расчищать пространство от кусков бетона и дерева, пока не проделали проход. Арман лег лицом вниз и посмотрел в него. И увидел длинный, тонкий хвост помпона. Потом знакомое лицо. – Это Бенедикт, – сказал он остальным. – Слава богу, – проговорила Мирна и обняла Билли. Бенедикт стоял спиной к двери, смотрел широко раскрытыми глазами, не отваживаясь верить в то, о чем он молился, о чем кричал и что все-таки случилось. Молодой человек поднес руку к лицу, не в силах сдержать слез: – Вы пришли… Вы пришли… Билли расширил проход, и когда Арман прополз внутрь, Бенедикт, рыдая, схватил его в свои объятия. Гамаш на мгновение прижал его к себе, потом отступил назад, чтобы видеть лицо Бенедикта. Его тело. Казалось, он цел и невредим. – Тут есть еще кто-то, – сказал Гамаш. – Где он? – Есть? – переспросил Бенедикт. – Я так не думаю. Не могу поверить, что вы пришли… – У дома еще одна машина, – сказала Мирна, присоединившаяся к ним. Следом за ней появился и Билли: – Да, я ее видел, но когда приехал. Я звал, но никто не откликнулся. Арман заметил на полу небольшую кучку тлеющего дерева. Бенедикт выжил ночью в трескучий мороз – сжигал все дерево, до которого мог дотянуться. Вот здесь-то и находился источник запаха. Значит, дом все же не горел. Он начал говорить об этом Мирне, но тут Билли прикоснулся к руке Армана. Призывая его к тишине. Он запрокинул и наклонил голову. Прислушивался. – Это спасатели? – спросила Мирна. – Спасатели? – переспросил Бенедикт. – А разве вы не… – Ш-ш-ш, – прошипел Билли, и все смолкли. Билли уставился в потолок. Арман увидел, как зрачки у Билли расширились, и в тот же момент он услышал скрежет. Похожий на визг. Дом издавал вопль. – Нет! – закричал Жан Ги. Он бросился вперед, но крепкие руки ухватили его. Бовуар выкручивался, сопротивлялся, пытался освободиться. Члены спасательной команды местного отделения Sûreté оттащили его, а дом исчез в облаке снега. – Черт побери, – прошептал один из агентов. Постройка стала обрушаться, и Бенедикт привлек к себе Армана. – В дверь! – прокричал молодой человек. Билли ухватил Мирну и успел прыгнуть туда за миг до сильнейшего треска. Они опустились на колени, крепко сжали веки, вцепившись друг в друга. Разрушение было ошеломляющим. Шум – оглушающим. Дезориентирующим. Громким, иерихонским. Скрежещущим. Визжащим. Он исходил от дома. От них. Дом обрушился на них. Обломки падали на Армана, сбивали его в сторону, но деваться было некуда. Мусор, хлам обваливался на них теперь со всех сторон. Пригвождал, придавливал их к земле. Бенедикт подтащил его еще ближе к себе, и Гамаш услышал рыдания парня, чье тело теперь сложилось над ним, защищало от неизбежного. Он едва мог дышать. Осталось место только для одной мысли. Одного чувства. Рейн-Мари. Рейн-Мари. А потом нечестивый визг прекратился. Раздавались глухие удары, хлопки, когда падали стропила. И оседали. Но громкий, душераздирающий звук почти прекратился. Арман открыл глаза, прищурился; их щипало от пыли и грязи. Он поднял голову, закашлялся. Заглянул в лицо Бенедикта. На лбу парня была кровь, ее струйки стекали по слою бетонной пыли и крошек штукатурки. Отчего молодой человек напоминал треснувшую статую. Но его глаза оставались яркими. И моргали. – Мирна? – прохрипел Арман, почти не узнавая свой голос. – Здесь. Он почувствовал, как она двигается у него за спиной, но не мог повернуться. Их припечатало к полу. – Билли? Последовало слово, которое Арман не смог узнать, но произнесенное знакомым голосом. Они все остались живы. Бенедикт закрыл глаза от пыли, висевшей в воздухе. Но Арман смотрел широко раскрытыми глазами. Впитывал. Смотрел на парнишку, который все еще обнимал его. Хотя глаза слезились, хотя их жгло, он видел дверной косяк, который спас их, видел отметки на нем, сделанные десятилетия назад. Отметки роста детей. Энтони, Кэролайн. Вырастающие с каждым замером. И Гуго, который не вырастал. Но Арман смотрел еще дальше. На серую руку, торчащую из кучи мусора.