Амелия принялась тереть сильнее. Почти до крови. Но имя не исчезало. Дэвид. 14. Глава восемнадцатая Жан Ги Бовуар повесил телефонную трубку в кухне, потом спросил у тестя, можно ли ему воспользоваться телефоном в кабинете. – Конечно. Арман проводил его взглядом, потом повернулся к другим за столом. Рейн-Мари. Билли. Анни. Бенедикт. Гамаш и Жан Ги из разрушенного дома сразу поехали в больницу и обнаружили там Бенедикта в приемном отделении. Исцарапанного. Голодного. С забинтованной головой до самой линии волос. – Он просто везунчик, – сказал доктор. – Ни трещин, ни внутреннего кровотечения. Ни даже сотрясения. Ваш сын? – спросил он у Жана Ги. Тот посмотрел на молодого доктора нехорошим взглядом. – Нет, не мой сын, – отрезал Жан Ги и, увидев улыбку на лице Армана, добавил: – Его внук. – Это не совсем так, – сказал Арман, но и отрицать полностью слова зятя не стал. Доктор посмотрел на двоих мужчин, растрепанных, грязных. Потом на Бенедикта. Грязного. Растрепанного. И не почувствовал нужды возражать. – Ну, он весь ваш. Отвели Бенедикта домой. Домой к Гамашу. И теперь все, приняв душ, в теплой одежде, присоединились к другим – на столе стояла говяжья тушенка и теплый яблочный крисп с густой сметаной. Вкусная еда, которая редко не отвечала своей единственной великой цели. День подошел к середине, и они сидели, греясь от кухонной печки. Они, конечно, спросили о теле. О мертвеце. Хотели узнать, кто он. Но Жан Ги ответил, что не может им сказать, пока семья не поставлена в известность. По этому поводу он и звонил. Вернувшись минуту-другую спустя, он сел рядом с Анни и, кинув короткий взгляд на Армана, сказал: – Это тело Энтони Баумгартнера. – Что? – сказал Бенедикт. – Мы его только вчера видели. – Баумгартнер? – переспросила Рейн-Мари. – Родственник баронессы? – Ее сын, – сказал Арман. – Бедняга, – вздохнула Анни. – У него была семья? – Oui, – ответил Жан Ги. – Его бывшую жену оповестили, а она сообщит детям. Им уже под двадцать. – И что он там делал? – спросила Рейн-Мари. – Вот то-то и вопрос, – сказал Жан Ги, хотя имелись и другие вопросы, вытекавшие из полученной им только что информации. После того как он ответил на звонок и позвонил сам. – Вы уверены, что не видели и не слышали его, когда приехали туда вчера вечером? – спросил у Бенедикта Жан Ги; тот в ответ отрицательно покачал головой. – И никого другого вы тоже не видели? И опять Бенедикт покачал головой. Арман с интересом смотрел на своего зятя. – Я видел машину, – сказал Бенедикт. – Но только когда мы с Билли завели мой пикап. Я ее увидел в свете фар. Я знал, что пикапу нужно время, чтобы прогреться, а потому зашел в дом, чтобы не ждать на ветру. – И я тебя там оставил, – сказал Билли. – Извини. – Это нормально. Не ваша вина. Я вел себя глупо. Не нужно мне было вообще туда ездить. – Дом не был заперт? – спросил Арман. – Не был. Гамаш вытер слезы с раздраженных глаз, бросил влажную салфетку в огонь. Фельдшер просил его не трогать глаза, потому что соринки соберутся в уголках и трение может привести к необратимым повреждениям. Но они рыдали – просили, чтобы их потерли, и не потереть стало почти невозможным. Рейн-Мари, видя это, протянула руку, ухватила его запястье. На другую руку он сел. – Не возражаете, если мы присоединимся? – раздался голос из гостиной. Вошли Мирна и Клара. – Слышала, тебя выкинули из больницы. – Мирна обняла Бенедикта. – Как ты? Билли вскочил и предложил Мирне свое место, не пуская на него Клару. Глаза Рейн-Мари загорелись, она улыбнулась, посмотрев на Армана. – Ерунда, одни ушибы, – сказал Бенедикт. – Усибы, – сказала Клара. – Эх, ты, обесьян. Бенедикт уставился на нее почти так же, как Арман вперялся в Билли, когда говорил тот. – Вы незнакомы, – сказала Мирна. – Это Клара Морроу, соседка. – Привет, – сказал Бенедикт четким, громким голосом. – Вы не видели такое кино – «Выстрел в темноте»?[35] – спросила Клара у Бенедикта, а потом сказала Мирне: – Еще один фильм, который мы должны пересмотреть. – Хорошая мысль. – Клузо – знаете? – спросила Клара у Бенедикта, который продолжал смотреть, чуть наклонив голову, словно это могло помочь ему понять сию растрепанную персону. – «Мои руки – смертельное оружие». – Клара подняла ладони с растопыренными пальцами, имитируя рубящий удар карате и опробуя на Бенедикте еще одну цитату из фильма, но Бенедикт только смотрел встревоженным взглядом и даже на всякий случай сделал шаг назад, чуть не наступив на Гамаша. – Ничего страшного, – с улыбкой сказал Арман. – Она ими только рисует. – Живопись пальцами? – спросил Бенедикт. – У меня тетушка этим занималась. Терапия. С головой не очень хорошо было. – Если уж речь зашла о головах, как твоя-то – в порядке? – спросила Мирна, возвращаясь к первоначальному вопросу. – Они меня осмотрели – у меня явно крепкий череп. Он сказал это с такой серьезностью, что остальные не смогли сдержать смех. Бенедикт, который не сразу понял, в чем дело, сначала почувствовал смущение, потом усмехнулся. – Но и большое сердце, – сказала Рейн-Мари, погладив одеяло на его коленях. – Вы спасли их жизни. – Это они спасли мою. – Там, в доме, вероятно, было холодно, – сказал Арман. – Без отопления-то. – Да, холодно. – Хорошо, что вам удалось разложить костерок и греться у него. – Но нас это напугало до смерти, – сказала Мирна. – Мы его почуяли и решили, что дом горит. Словно одного обрушения было мало. – Так теперь вы можете нам сказать? – спросила Клара, садясь на стул Армана, взявшего себе другой. – Мы знаем имя человека, которого завалило в доме?