– Знаешь, тебе нужно остаться, когда все уйдут, – сказал Энтони. – Поговорим об этом. – Что касается остального ее имущества, – сказал Люсьен, – то мы сделаем опись, а вы можете отказаться. – У вас есть фотографии матери? – спросил Арман. Он последовал за Энтони к камину, на полке которого стояла фотография в рамочке. – Вы позволите? – спросил он и, когда Энтони кивнул, взял фото. – Это снято на последнее Рождество, – сказала подошедшая к ним Кэролайн. Арман узнал камин, перед которым стоял сейчас. На фотографии он был украшен сосновыми ветками и ярко-красными лентами, поодаль стояла елка, увешанная шарами, ниточками с нанизанными на них попкорном и карамельками в виде тросточек. Под елкой виднелись подарки в яркой упаковке. В центре фотографии находилась пожилая женщина, сидевшая в большом кресле. Над ней и вокруг нее расположились детишки, а три ее собственных ребенка стояли сзади. Все улыбались. Кто-то смеялся. На баронессе была бумажная корона из рождественской хлопушки, ее лицо расплылось в улыбке, и в ней просматривалось сходство с Маргарет Резерфорд[30]. Белые волосы. Отвислые щеки. Яркие голубые глаза, нависшие веки, как у бладхаунда. Огромная грудь и туловище, чтобы отирать о них руки в муке и прижимать к ним внуков. Глядя на фото, Гамаш чуть ли не вживую ощущал запах ванильного экстракта. Он поймал себя на том, что улыбается, и протянул фотографию Мирне. – Великая герцогиня Глориана[31], – предложил он; она кивнула, и ее улыбка стала еще шире. – «Мышь на Луне»[32]. – По мере того как Мирна разглядывала фотографию, занимавшую почетное место в доме сына баронессы, на ее лице появлялось все более задумчивое выражение. – Или Харви[33]. – Вы их возьмете, хорошо, – сказал Люсьен несколько минут спустя, когда они собирались уходить. Это был не вопрос, а утверждение. Под «они» он имел в виду Мирну и Бенедикта. Словно те были мешками с картошкой. Только менее полезными. – Мне нужно обговорить еще несколько вопросов с Энтони Баумгартнером, – сказал нотариус. – Oui, – ответил Гамаш. Кэролайн уходила вместе с ними, а Гуго оставался поговорить с Энтони о будущем дома на ферме. Немного спустя Мирна, Бенедикт и Арман сидели с Рейн-Мари у камина в бистро. К ним присоединились Клара, Рут и Габри, заказали выпивку. Электричество подали, телефоны заработали. – Они смогут приехать только завтра днем, – сообщил Бенедикт после разговора по телефону в баре бистро. – Кто? – спросила Клара. – Механики, – ответил Бенедикт. – Мой пикап все еще у дома мадам Баумгартнер. Его нужно отбуксировать и поставить на него колеса с зимними покрышками. Он стрельнул глазами в Армана, который одобрительно кивнул. – Я звонил в муниципалитет и настоятельно рекомендовал им проинспектировать этот дом, – сказал Арман. – Думаю, его нужно снести. – Его еще, наверно, можно спасти, – сказал Бенедикт. – Если Баумгартнеры захотят, я мог бы попытаться. – И думать об этом не смейте, – сказал Арман. – Кэролайн права. Они должны снести его, а землю продать. Солнце садилось, небо, перед тем как почернеть, приобрело мягкий синеватый оттенок. – Вы останетесь с нами на еще одну ночь, – сказала Рейн-Мари Бенедикту. – Но у меня нет одежды. – Мы дадим вам что-нибудь, – сказал Габри, оценивая размеры молодого человека. – Думаю, вы размером с Рут. Хотя она немного более мужеобразная. За выпивкой они рассказали о встрече с семьей баронессы и о том, что она на самом деле считала себя баронессой. Отдаленной родственницей Ротшильдов. – Отдаление существенное, – сказала Рут. – Но даже если это правда, – сказала Рейн-Мари, – из этого еще не вытекает, что у нее есть титул и деньги. – А может, и вытекает, – сказала Клара. – Как узнать? – Люсьен проверяет, – сказала Мирна. – Странно слышать, когда ее называют «мадам Баумгартнер», – сказала Клара. – Я знала баронессу, а эта Берта Баумгартнер – кто она? – Мне понравились ваши слова, – сказала Мирна Арману. – Она и в самом деле похожа на Маргарет Резерфорд. Рут выпустила виски изо рта назад в стакан и рассмеялась: – Да, точно. Вот кого она мне напоминала. – И все же, – ответил Арман Мирне, – думаю, вы близко подошли к самой сути. Не к ее внешнему виду, а к ее личности. – Каким образом? – спросил Габри. – «Харви», – сказала Мирна. – Вся встреча с семьей напомнила мне этот фильм. Клара улыбнулась: – Элвуд П. Дауд[34]. – Это глупо, – сказала Рут. – Баронесса ничуть не похожа на Джимми Стюарта. Видя недоуменное выражение на лице Бенедикта, Рейн-Мари сказала: – «Харви» – это старый кинофильм. Он о человеке… – Об Элвуде П. Дауде, – сказала Мирна. – …чей лучший друг – кролик ростом в шесть футов, – продолжила Рейн-Мари. – Харви, – сказала Мирна. – Они всюду вместе, – продолжила Рейн-Мари, – но никто его не видит. – Оно и понятно, – сказала Рут. – Ведь он кролик ростом в шесть футов. – Они пытаются убедить Элвуда, что никакого Харви не существует, – сказала Клара. – Они думают, что он спятил, – сказала Рут, гладя Розу. – Пытаются привлечь его на свою сторону. – Это напоминание о том, что, если кто-то счастлив, может быть, это единственная реальность, которая имеет значение, – сказала Рейн-Мари. – Какой вред от веры в гигантского белого кролика? – Или в титул, – сказала Клара, поднимая стакан. – Баронесса. – Баронесса, – сказали они. – Но это ведь не просто титул, верно? – сказал Бенедикт. – Ведь есть еще и деньги. Миллионы. Я думаю, есть ли вред от веры в состояние, которого не существует? – Тебе еще нужно многому научиться, молодой человек, – сказала Рут, цитируя фильм. – И я надеюсь, ты никогда этому не научишься. Глава четырнадцатая – И что ты собираешься делать? – спросила Анни; их машина медленно спускалась с холма в Три Сосны. – Ты ему собираешься сказать? – О чем? – спросил Жан Ги. – О расследовании или… Он почувствовал, что зад машины начинает заносить на снегу и льду, и перестал говорить, чтобы сосредоточиться. Его глаза впились в дорогу, он полностью сконцентрировался на управлении. Руки легко держали рулевое колесо. Жан Ги мельком кинул взгляд в зеркало заднего вида, увидел пристегнутого к сиденью Оноре: мальчик смотрел в окно.