– Старший инспектор, – сказала Мари Жанвье. – Инспектор, – сказал он. – Спасибо, что пришли. Она отошла в сторону, пропуская его. – Спасибо, что пригласили. Если Мари собиралась делать вид, будто пригласила его на вечеринку, то он вполне мог ей подыграть. – У нас к вам еще несколько вопросов. – Она показала ему на тот самый стул, на котором он сидел в прошлый раз. Те же люди сидели за тем же столом, но теперь среди них был и пожилой человек, он сидел в удобном кресле чуть в стороне. На сей раз Бовуар был готов. Да, они приветливо улыбались ему, но он знал, чего они от него хотят. Он не стал садиться, прошел мимо расследователя прямо к тихо сидящему в углу человеку: – А вы кто? Человек встал. В нем, одетом в гражданское, ощущалась офицерская выправка. Армейская или полицейская. И высокое звание. Он был чуть ниже Бовуара, средних лет, стройный. В нем чувствовалась непринужденность и вместе с тем готовность к действию. Такая манера держаться достигалась только многолетней практикой руководства в трудных ситуациях. А нынешняя ситуация была затруднительной. – Франси Курнуайе. Я работаю в Министерстве юстиции. Бовуар был удивлен, даже потрясен, но пытался не показать своих чувств. – И почему вы здесь? – Я думаю, вы знаете, старший инспектор. – Это дело стало политическим. – Оно всегда было политическим. Я полагаю, ваш старший суперинтендант знает это. Знал с того самого момента, когда принял решение пропустить наркотик. Но вам нет нужды смотреть на меня так. Я не враг. Мы все хотим одного. – И чего же? – Справедливости. – Для кого? Франси Курнуайе рассмеялся: – Вот хороший вопрос! Я служу народу Квебека. – Как и я. – А старший суперинтендант? Бовуар не смог сдержать ярость: – После всего, что он сделал, у вас есть сомнения на его счет? – Но его службу следует рассматривать в целом. Да, он сделал много полезного, но вы можете сказать, что он хорошо послужил народу, когда впустил сюда то, что может стать настоящей чумой? – Чтобы предотвратить кое-что похуже. – Но как мы можем знать, что оно было бы похуже? – спросил Курнуайе. – Мы знаем только, что наркотик попадает на улицы, десятки тысяч, может быть, сотни умрут. Либо от самого наркотика, либо от насилия, спровоцированного наркотиком. Это справедливо? Даже Бовуар, не будучи прирожденным политиком, понимал, что Франси Курнуайе опробует логику, которая будет предъявлена прессе. В ток-шоу и интервью. Чтобы оправдать это убийство. – Какие бы благородные цели ни преследовал глава Surete, он совершил ужасную ошибку. И должен за нее заплатить. – И чего вы хотите от меня? – У вас есть возможность смягчить нежелательные последствия, старший инспектор. Вы были его заместителем. Это может запятнать всю Surete, а полиция только-только начинает возвращать доверие к себе. – Вы хотите, чтобы я сказал: решение принимал он, он и несет ответственность? – У вас есть выбор. Вина так или иначе ложится на Гамаша. Избежать этого невозможно. Его крушение было неизбежно с того момента, когда он принял решение. Он это знал. И все равно поступил по-своему. И вы никак не можете это предотвратить. Не можете его спасти. Пуля вылетела из ствола. Вы, однако, можете смягчить побочный вред, который претерпят другие. – Включая и меня? Франси Курнуайе только пожал плечами. – Включая и премьера? Лицо Франси Курнуайе помрачнело. – Мы составили заявление, старший инспектор. Возьмите его с собой, если хотите. Прочтите. Переиначьте. Но подпишите. Сделайте то, что до?лжно сделать. Не позвольте вашей преданности ослепить вас. – Вы, наверное, шутите? Вы говорите это мне? – Бовуар старался говорить негромким голосом, вежливым тоном, но его ярость прорывалась наружу. – Решение пропустить эти наркотики позволило нам разрушить крупнейшие наркокольца, которые опутали Северную Америку. Эта операция Surete чуть не стоила жизни одному из старших офицеров, а вы, вместо того чтобы благодарить нас, угрожаете мне и шефу, будто мы преступники? – Он понизил голос. – И вы говорите, что я слепой? – Вы и представить себе не можете, что вижу я. – О, я думаю, что очень даже представляю. Мы всего лишь маленькая деталь в вашей большой картине, верно? И он с удовлетворением увидел длившееся доли секунды сомнение в глазах Курнуайе. Небольшое удивление. – Это хорошо, если вы считаете, что мы имеем общую картину, – сказал Курнуайе, приходя в себя. – Но поверьте мне, мы только совершаем неловкие действия, реагируем на события и пытаемся делать то, что нужно нашим гражданам. Бовуар ничего не сказал, но одно он знал наверняка. Этот Курнуайе неловких действий не совершал. Гамаш сидел за столом с пластмассовой столешницей в полукабинете, пил воду и смотрел в окно. Потом он получил эсэмэску. – Я сейчас вернусь, – сказал он официантке, протягивая ей двадцатку. – Пожалуйста, придержите этот столик для меня. – Oui, monsieur. Натянув шапочку на уши и надев перчатки, Гамаш прищурился, выйдя в яркий, холодный день. Снежок поскрипывал под его ботинками, пешеходы его обгоняли, спеша добраться туда, куда стремились попасть. А он никуда не торопился. Впереди и по другую сторону медленно шли два человека. Один высокий, тощий, даже в зимней куртке худосочный. Другой пониже, хорошо сложенный, держащийся на ногах более устойчиво. Амелия. Гамаш наблюдал их прогулку на протяжении двух кварталов, а когда они остановились – ушел в проулок. Теперь он смотрел на них оттуда, закутавшись в куртку и прислонившись к холодным кирпичам заброшенного здания. Арман видел дилеров, и наркоманов, и проституток, занимавшихся своими делами при свете дня. Они знали: ни один коп их не остановит. Эта часть рю Сент-Катрин была не столько артерией, сколько кишечником. Двое мужчин в заскорузлой грязной одежде рылись в мусорных бачках. Иногда отталкивали друг друга. Дрались за бачки и черствые корки. Гамаш смотрел: на него увиденное производило впечатление. Молодые полицейские работали прекрасно. Относились к делу серьезно. Как и должны были. В их карьере будет мало заданий важнее нынешнего. Хотя они пока этого не знали. Он получил эсэмэску от одного из них, краткое сообщение о ходе дела. В тексте сообщалось о том, где сейчас находится Амелия. Но они понятия не имели, где находится он. Не знали, что глава Surete присоединился к ним и тоже ведет наблюдение за бывшим кадетом. Гамаш спрятался поглубже в тень, когда Амелия и ее друг приблизились к дилеру. Оба мужчины казались хрупкими по сравнению с бывшим кадетом Шоке. «Одноглазый», – подумал Гамаш. Потом Амелия сделала что-то странное. Она задрала левый рукав до локтя, протянула руку дилеру. Тот отрицательно покачал головой. Амелия сказала что-то, словно споря с ним, потом отвернулась от дилера и ушла прочь. Ее друг поспешил догнать ее. – Двадцать баков за отсос, – услышал Гамаш мужской голос у себя за спиной.