Дальше все произошло неожиданно и так быстро, что никто не успел среагировать — ни Марушина, ни солдаты, ни Таня, ни Володя. Из-за угла в толпу врезалась группа всадников. Это были цыгане. Торговки расступились. Вперед вырвался пожилой цыган на черной лошади. Лицо его было суровым, испещренным шрамами, в ушах болтались золотые серьги-кольца, пышные седые волосы были связаны в хвост. Поравнявшись с Марушиной, он с гиканьем осадил лошадь. Затем резко выбросил правую руку вперед. Перед глазами Тани мелькнула знакомая татуировка на всю ладонь — роза за колючей проволокой… Нож с широким лезвием и костяной рукояткой вонзился в грудь Авдотьи Марушиной по самую рукоятку. Нелепо раскинув руки, она издала хрип, похожий на стон. Затем застыла на мгновение. Из ее раскрытых губ вытекла струйка крови. А потом она рухнула вниз, на землю… Цыган резко взнуздал лошадь и, сопровождаемый другими всадниками, сеющими вокруг панику и беспорядок, рванулся в сторону. Еще мгновение — и они скрылись за углом. Торговки заголосили еще страшней, чем прежде. Тогда только, словно опомнившись, солдаты принялись стрелять в толпу. Пули рикошетом ударили в булыжники мостовой. — Бежим! Быстро! — схватив Таню за руку, Володя побежал. В толпе началась настоящая паника. Люди кричали, рвались в разные стороны, сбивали друг друга с ног. Хаос был тем страшней, что породили его выстрелы. В толпе были убитые и раненые, и вопли боли совпали с воплями сходящих с ума от страха при виде этой неожиданной беды. Володя метался из стороны в сторону, крепко сжав руку Тани. Их толкали со всех сторон. Послышалось глухое урчание автомобильных двигателей — к месту происшествия приехали еще машины, из которых на ходу выскакивали солдаты. — Сейчас оцепят Привоз! Надо бежать! — Володя завернул за угол. Они мчались так быстро, что от этого бега горели легкие и почти исчезло дыхание. Наконец остановились передохнуть. — Господи… Что это было? — Володя вытер пот со лба дрожащей рукой. — Это была любовь. Настоящая любовь, — ответила Таня, — наверное, она существует на свете. — Какая любовь? Ты что, с ума сошла? — Володя странно смотрел на нее. — Нет, — Таня покачала головой, — татуировка. Этот цыган был любовником или мужем Ираиды Стекляровой. И он отомстил за ее смерть. — Как отомстил, почему? — Володя смотрел на Таню во все глаза. — Вот почему, — Таня протянула руку вперед и разжала ладонь. Медальон был крепко зажат в ее руке. Таня осторожно открыла хрупкую крышку и показала Володе содержимое: фотографию девушки — на одной стороне и на другой — имя: Авдотья Марушина… — Матерь Божья… — дрожащими руками Володя взял медальон, — ты хочешь сказать, что она… убила девушку… из-за этого имени… — Из-за документов, — поправила Таня, — она забрала ее документы, и в Авдотью Марушину превратилась Мария Токарчук, настоящая убийца с Привоза. — Но как цыган узнал… — растерянно сказал Володя. — Это я тоже не могу понять. Но как-то узнал. Настоящая любовь существует на свете. Теперь я знаю это точно, — горько усмехнулась Таня. В переулке показалась толпа, бегущая от солдат. Она нахлынула на них, размела в разные стороны. Таня потеряла Володю из виду. На какое-то мгновение ей показалось, что он мелькнул в толпе, но потом пропал. Оставалось бежать. Бежать под грохотом раздававшихся сзади выстрелов. Бежать подальше от смерти, от пуль… Была глубокая ночь, когда Таня все-таки решилась выйти из квартиры в Каретном переулке. Она все ждала, что Володя зайдет к ней. Но он не пришел. Таня остановилась напротив его дома. Окна квартиры были темны. Впрочем, она и не ожидала ничего другого. Воспоминания нахлынули на нее горькой лавиной, сбили с ног, повлекли за собой. Горечь утрат, разбитые надежды, осколки навсегда сломанной жизни, отчаяние, безнадежность, тоска, неуверенность в завтрашнем дне, горькая потеря прошлого и будущего, неверие в жизнь и разочарование во всех людях, испуг потерянного в мире чужих взрослых ребенка и отчаянный страх — все это нахлынуло на Таню погребающей под собой черной лавиной и вылилось горячим потоком слез. В который раз Таня оплакивала свой разбитый мир, умирая без надежды на свет. Светом была ее любовь к Володе, единственным светом, который она знала в жизни, и этот свет исчезал от нее, постоянно обманывал, не даря тепла, и предавал. Что толку его искать — квартира пуста, он уехал. Ускользнул от нее в очередной раз. Так было все время. Так будет. Не на что надеяться. Твердя все это самой себе, Таня медленно шла к его квартире, переставляя ноги с таким трудом, словно у нее была сломана спина. Дверь была приоткрыта. Таня оказалась в темной гостиной. Камин не был разожжен. Было ясно, что здесь никого нет. Таня остановилась в центре комнаты, возле стола, и закрыла лицо руками. Где-то поблизости скрипнула дверь. Она вздрогнула, но тут же взяла себя в руки, объясняя самой себе, что дверь скрипнула у соседей. В старом доме всегда множество странных звуков. Их нельзя понять, их нельзя объяснить. Таня молча стояла в пустой комнате, словно не решаясь уйти. Протянула руку к столу, но ее перехватили на лету. Володя вышел откуда-то сбоку, из темноты комнаты, и Таня вдруг поняла, что он все время был здесь, что он и не думал уезжать. Таня спрятала лицо на его груди. — Я люблю тебя… — прошептали ее губы, а может, прошептал за окном ветер, — люблю… Люблю… Лицо Володи было сосредоточенным и серьезным. — Идем, — он властно взял Таню за руку, — идем! Навсегда. До конца жизни. Сколько жить буду, столько… Идем! Решительно подтолкнул Таню вперед. Больше не было ни ветра, ни разбитого мира, ни темноты. — Идем, — повторила Таня, — навсегда. До конца жизни… Дверь спальни резко захлопнулась за ними.