– Да вы шо! – тут только до Косого дошло, в какую беду он попал. – Не Людоед я! Не делал я ничего такого! Люди добрые! Да вы шо! – А ну цыц, гад, – отрезал мужчина, – а то я тебя кулаком успокою! Пусть в полиции разбираются, Людоед ты или не Людоед. Угроза была страшной. Настолько страшной, что, несмотря на всю дурноту, Косой моментально вскочил на ноги. Беда, в которую он попал, оказалась не шуточной. Черт с ним, с изнасилованием несовершеннолетней, тюрьма, да и только, а в тюрьме он уже был. А вот обвинение в том, что он совершил эти убийства, – это уже конец, виселица. И никто не будет разбираться, он это сделал или не он. По своим каналам Косой слышал, что в полиции с ума сходят, мечтая повесить убийства на кого угодно, даже лучше, если он будет из криминального мира. А коли его возьмут с такой уликой, как порезанные пальцы… Похолодев, Косой завопил: – Я не Людоед! Ну хорошо, побил я девчонку, выпил лишнего, но я не Людоед! – В полиции разберутся! – отрезала дама. – Я вам денег дам! Я денег дам девчонке! – Косой бросился к своей одежде, валяющейся на полу, и вытащил из кармана штанов кошелек, – вот 300 рублей! Всё, что у меня есть! – А шо? Вариант неплохой. Хочете грошей – не зажимайте себе ноги! Девочке они понадобятся на лечение, – подал голос мужчина. – А мне сколь-ко дашь? Шоб ты так жил, фраер, как прибедня- ешься! – Еще триста! У меня есть, правда, я в банде Щеголя! Я отдам деньги, у меня есть. Как бы нехотя дама взяла кошелек. Было видно, что в ней происходит мучительная борьба с собой. Но сумма была слишком большой, и в конце концов дама не выдержала. Схватив дрожащей рукой бумажник с деньгами, она обняла девушку за плечи и быстро вывела ее из комнаты. – Молодец дамочка! – прокомментировал мужчина, – а где мои деньги? Или я тащу тебя в полицию? За вырванные годы здесь не тот фасон! – Мы ко мне поедем, я всё отдам! – Косой стал одеваться. Мужчина с угрожающим видом уставился на него. Он казался Косому все больше и больше знакомым, и наконец Косой, не выдержав, спросил: – А я за тебя раньше не видел? Уж очень ты мне знаком! – А ты посмотри внимательней – может, и узнаешь. В памяти Косого вдруг отчетливо всплыло воспоминание: перестрелка в районе Пересыпи, Щеголь и его люди не участвуют, но Сало, который и устроил перестрелку, велел им прийти посмотреть, как он размажет банду… Корня! – Ты Гека из банды Корня! Правая рука Корня! – вдруг выкрикнул Косой. – Вижу, память к тебе возвращается, – усмехнулся Гека, – может, вспомнишь, в конце концов, за то, что ты Людоед? – Слушай, Гека, мы же свои люди! – Никогда такая мразь, как ты, своим не был! Мразь, которая бегает на побегушках у Сала! Ану живо поехали, не то сдам тебя со всеми потрохами! Да еще расскажу полиции, кто ты такой. – А что ты делал в этой гостинице? – с подозрением спросил Косой. – То же, что и ты, – развлекался с девочкой в соседней комнате, пока не услышал вопли девчонки, которую ты бил. Я отпустил свою девку, а тут появилась эта дама из гимназии, позвала на помощь… Интересно, ты Щеголю расскажешь, как облажался? Как я поимел тебя, как коня в пальте? – Знаешь, а ведь тебе это с рук не сойдет, – Косой вперил в Геку тяжелый взгляд, – я ведь знаю, кто ты такой. Тебе боком всё это выйдет. Я тебе отплачу. – Ой, от страха аж штаны намочил! Не бей мине, киця, лапой, а то я тебе вдарю шляпой! – засмеялся Гека. – Жалкая трусливая шавка, которая воюет с бабами, собирается мне мстить! Ужас! Лучше закрой рот и сделай мине ночь до вечера. – Я тебе отомщу. Ты за дорого пожалеешь. Попомни мои слова. – Твои слова в одно мое ухо влетели, а в другое вылетели. Шоб ты так жил, как я на это смеялся. Правду говорят – за дурною головою ноги через рот пропадают. Ану шевелись, пока я обратно взад не передумал! Возле гостиницы их уже ждал извозчик. Ехали на Молдаванку долго. По дороге оба хранили молчание. Косой жил в жалкой хибаре на спуске на Балковскую. Увидев эту хибару, Гека задумчиво протянул: – Смотри-ка! Тут, кажется, вторую жертву нашли. Иностранца. – Я тут ни при чем! – огрызнулся Косой, – а вот ты… – Ладно, двигай копытами! За эту песню я уже слышал. Они вошли в покосившуюся хибару. Косой поднял дощатую половицу и достал жестяную коробку из- под чая. – Вот, бери, всё, что у меня есть, – хмуро сказал он. В коробке было 302 рубля 30 копеек. Копейки Гека забрал тоже, швырнув пустую коробку на пол. – Теперь убирайся, – Косой сжал кулаки. – Уберусь. А ты запомни следующее, и передай Щеголю. Пусть он не смеет соваться к Салу и искать с ним дела против Корня. Оба жестоко поплатятся за это. Всё. Я сказал. И, толкнув Косого в плечо, Гека быстро вышел из хибары на улицу, где его ждал извозчик. Взглядом, полным ненависти и злобы, Косой смотрел ему вслед. Деньги от Косого Гека привез в номер гостиницы «Бельвю», где вместе с Таней они пили заказанное шампанское, весело глядя друг на друга. Вернее, веселился один Гека. Таня, как всегда, была задумчива. Лизу, которая с успехом изображала изнасилованную гимназистку, Таня уже отправила домой. Лиза улыбнулась только тогда, когда села в пролетку. – У тебя потрясающе получилось сыграть! – говорила ей Таня, стараясь успокоить впечатлительную подругу. – Я так тряслась от страха на самом деле, что мне ничего не стоило изобразить страх! – улыбнулась Лиза. Это был ее первый выход в свет согласно Таниному плану. И третий – выход Тани, которая вместе с Гекой после банкира, на 400 рублей обработала пожилого поляка, приехавшего в Одессу по коммерческим делам и неплохо говорящего по-русски. Все прошло гладко – пробыв в городе достаточно долго, поляк прекрасно знал, кто такой Людоед, а потому испугать его не составило большого труда. – Ты великолепно сыграла классную даму! – веселился Гека. – Насмотрелась на них в гимназии. У меня была точно такая. С виду – солидная и серьезная, только тронь ее – и начнет истерить, а на самом деле обожала взятки и на все была готова ради денег. – Поверить не могу, что ты училась в гимназии, – говорил Гека, – какая ты все-таки удивительная… – Оставим в покое гимназию, – сказала Таня, – мне не дает покоя Косой. В этот раз все получилось очень плохо. – Почему? За шо такое Косой? – Косой знает, кто ты такой, и натравит Щеголя на Корня. Щеголь, конечно, быстро догадается, что это был хипиш. Щеголь трус и слабак, он побежит жаловаться Салу. И вот тогда Корню не поздоровится. И тебе тоже. Зря ты ему угрожал. На Молдаванке начнутся бесконечные войны. И мы не сможем дальше работать. И Щеголь, и Сало начнут на нас охоту. Что будем делать тогда? – Пойдем к Корню. Он не откажет в помощи. – Какая от Корня помощь? Помощь нужна ему самому! Нет, пока всё плохо, – Таня с сомнением покачала головой. – У, дебил! – Щеголь со злостью сжал кулаки, – и какого черта тебя угораздило напороться на эту тварь Геку? Чем ты думал? Косой хмуро понурил голову. Вместе с Щеголем он сидел в знаменитой пивнушке «Гамбринус» на углу Дерибасовской и Преображенской – своеобразной штаб-квартире Щеголя, где он провел ночь за ночью, совещаясь со своими людьми и следя за работой уличных девиц на Дерибасовской. Щеголь всегда одевался очень элегантно, за что и получил свое прозвище. Он мог бы ужинать в любом дорогом ресторане, но натянутой аристократической атмосфере предпочитал раскованный «Гамбринус», в котором собиралась самая обычная публика, с увлечением слушавшая игру на скрипки Сашки-музыканта. В этот раз Щеголь был зол. Он снова и снова заставлял Косого пересказывать слова Геки. – А еще он сказал, что Корень хочет контролировать девиц с Дерибасовской, и отберет у тебя всё это, а тебя вышвырнет из Одессы вон, – твердил Косой, – что Корень на тебя плюет, и скоро его люди перережут тебе горло. Что Дерибасовская насовсем забудет, кто такой Щеголь. Так он говорил. – Тварь! – Щеголь стукнул кружкой с пивом – пенная шапка сразу же расползлась по дощатому столику, – он поплатится за это! Я покажу этому швицеру, как держать мине за фраера! Взял разгон с Привоза! – Обязательно должен поплатиться – зуб даю! – довольно вторил Косой. – Ты тоже хорош – какого ты полез на эту девку? Разве мало тебе знакомых девок? – Да это так… Шоб очень да, так нет… Не признал. Думал, вроде как здесь не тут, не знакомая, – шмыгнул носом Косой, – они ее как-то так причесали, одели и замазали, что я не узнал. А может, я вообще ее раньше пропустил – на Дерибасовской. Ну не думал я, что она с ними… – За дурною головою ноги через рот пропадают! Не думал он! Надо было сразу понять, что это обыкновенный хипиш! Развели, как босяка, а он и зубы распустил! Девки – и дама, и девчонка, обыкновенные хипишницы, а заправляет ими эта тварь Гека! – Ничего ж себе обыкновенные! Так работали… И ты бы ничего за это не разобрал! – Хм… Обжирон не повод выставляться. А кстати, это мысль. Если они работают на моей территории, на Дерибасовской, и хипиш этот для них явно не первый – они должны мне платить, или как? – А то! Еще как должны платить, – поддакнул Косой, – за то, чтобы ты позволил им работать. – За намерения они должны ответить за этот холоймес! А то шо – круче мине на ушах стать хочут? Конечно, половину того, что они наработали, они должны отдавать мне. Геку вышвырнуть с моей территории. А девок я бы взял. Пусть вдвоем работают. Такие девки – это не шо-то за здесь! – Девки под тебя не пойдут. Они под Корнем. – Корень… Этого Корня давно в порошок надо стереть. В общем, я решил. Мы пойдем к Салу. Пусть делает парадок, шоб я горло не простужал. – А что скажут за это остальные? – А ничего за это не скажут. Сало давно все под себя подминает. Он давно хотел расправиться с Корнем. Пытался даже, но потом почему-то отступил. Конь в пальте, чистой воды! Теперь пусть расправляется. – Интересно, эти девки – они кто? Вздуть бы их обеих! – мечтательно протянул Косой. – Да уличные, которых этот Гека надрессировал, как собак в цирке. Гека – тварь опасная. Его тоже нужно замочить, как и Корня. Пусть этим занимается Сало. Довольный, Косой с удовольствием осушил свою кружку с пивом до дна. Щеголь задумчиво смотрел на пламя камина и к своему пиву даже не притронулся.