Ладони и подмышки Кейла вспотели, но он выдохнул и стиснул рукояти весел, чувствуя, как его мозоли плотно прилегают к древесине, – ощущение столь знакомое и в то же время такое странное, как воспоминание о другой жизни. Несмотря на всю борьбу, подготовку и боязнь, почему-то казалось, этот самый момент никогда не настанет, вызов так и не последует. Но вот час пробил, и Кейлу не осталось ничего другого. Он наконец-то ощутил приятное онемение в мышцах рук и ног и свободу в груди. Он ощутил тепло полуденного солнца на своем лице и закрыл глаза, потом услышал, как Лауаки говорит: «Спокойно, парни, вы знаете, что делать», в то время как его подопечные топали ногами или упирались лбами в ладони. И Кейл в самом деле знал. Это было похоже на одиночный заплыв, пока твоя команда на берегу или поглощена собственными тяготами: весь мир на мгновенье исчез, пока его титулы и богатства не отошли на второй план и пока не прекратилась даже борьба против воли других и не осталось только море. Больше нечего делать, кроме как грести. * * * Лани умиротворенно сидела рядом с королем. Она махала и улыбалась детям в толпе, изо всех сил стараясь выглядеть царственно, уверенно и дружелюбно. Как-никак, она неформально представляет свой народ. С другой стороны от нее так же вела себя тетя Кикай, обмахиваясь бумажным веером, хотя день был не слишком жарким. – Фара-че, в какой лодке будет Кейл? – Она уже задавала этот вопрос и, вероятно, с полдюжины других за последние несколько минут. – Вторая справа, сестра, как ты прекрасно знаешь. – О да, вторая справа. – Она прищурилась и подалась вперед. – Разве это не захватывающе? – Она дернула принцессу за рукав, будто девчонка. – Да, очень захватывающе, – сказал монотонным голосом король. Вокруг деревянных трибун горело кольцо благовоний, призванных побороть смрад из гавани, но эта битва протекала безуспешно. Из-за свечей воздух лишь чадил тухлой рыбой и затхлым потом вперемешку с пряностями, духами и ромом. Люди сидели или стояли по всему пляжу – семьи, парочки, вельможи и простолюдины. В толпе расхаживали мужчины, женщины и дети, продавая все – от рисовой пасты до побрякушек, сладкого чая и резных предметов культа. Трибуну Фарахи окружали солдаты в мундирах, а еще больше наверняка дежурили поблизости. Немного поодаль сидели Тейн, Ману и Рани, и принцесса искоса взглянула на них, в который раз подметив, насколько все они похожи. Все трое, с хорошо сложенными рослыми телами в тканях и шелке синего и серебристого цветов и серьезным выражением на смуглых лицах, восседали с прямыми спинами. У них были густые брови, тонкие губы и увесистые носы, как у большинства островитян. Все трое – чуть более крупные, не столь впечатляющие подобия отца, рассудила она без особого интереса и улыбнулась, припомнив отличительные черты Кейла. Даже женщины завидовали его бровям и ресницам, его ярким круглым глазам, полным губам и тонким скулам. Неудивительно, что он недолюбленный сын – в нем едва ли есть что-то отцовское. – Не правда ли, мой брат красив, когда одет по-королевски, а не как злой волшебник, Лани-че? Она изображала вежливость, однако была права. Фарахи отказался от своих обычных пестрых одежд и, как его сыновья, облачился в шелка традиционных для Алаку цветов, синего и серебряного; контраст с его металлическим венцом и густыми черными волосами притягивал взор. Само собой, у него был тот же мужественный облик, что и у его сыновей, и время от времени Лани вспоминала, что королю Фарахи нет еще и сорока и он может легко брать новых юных жен. – Очень красив, тетушка. – Ммм, – сказал король, не глядя на нее. – Остерегайся комплиментов моей сестры, принцесса. Они часто помогают ей лучше всего. Лани улыбнулась и вежливо кивнула – и потому, что он король, и потому, что сказал правду. Кикай очаровывала ее с самого детства – она была всем, чем не являлась родная мать Лани. Умело перевоплощаясь что ни миг из робкой и беспомощной в смелую и обаятельную, Кикай обладала полным доверием короля, и ее равно любили и боялись слуги, простолюдины, оранг кайя и дворянство. Она так и не вышла замуж повторно, когда умер ее первый муж – ей и не требовалось, – и Лани знала, что у нее есть тайные любовники, как минимум один. О, быть могущественной и свободной, как она, – чего еще можно желать? Положение Лани было совсем иным. Во-первых, ее брат не был королем Шри-Кона, да и вообще она почти не помнила свою настоящую семью, кроме матери, иногда наносившей визиты. Остальных она не видела с самого детства. Ни разу. Страна, в которой она родилась, продолжала существовать без нее, за морем в сотне миль отсюда – место, населенное фермерами и людьми холмов, которым правила одна семья. Моя семья, подумала она с некоторой гордостью. Так было на протяжении сотен лет. Ее прислали сюда лишь для того, чтобы укрепить мир между Шри-Коном и Нонг-Минг-Тонгом, потому что конфликт нанес ущерб обоим королевствам. Она была уверена, что была здесь, возможно, для того, чтобы однажды выйти замуж за кого-то из Алаку, хотя оба народа выглядели и вели себя достаточно по-разному, чтобы друг друга ненавидеть. Но за кого именно? Почти наверняка это окажется Тейн. Не потому ли ему еще не подыскали жену, что дожидаются, когда Лани достигнет совершеннолетия и станет его первой женщиной? Если так, это не понравится вельможам обеих земель. Наследник престола, женившийся на иноземке? Его сыновья, в чьих жилах течет кровь королей-землепашцев? А может, Фарахи намерен жениться на ней сам. Их сыновья будут второстепенными принцами со слабыми притязаниями на трон, и это будет менее значимый союз, но все-таки он сохранит мир на все то время, пока просуществует. Ни тот ни другой мужчина Лани не привлекал. Фарахи обращался со своими женами как с рабынями, совсем как ее собственный отец – во всяком случае, так говорила ее мать. По торжественным поводам их выводили напоказ, чтобы благородно выглядеть, возможно, улыбаться и кланяться, а затем отсылали обратно в роскошные темницы. Казалось, монарх Острова мало полагался на женщин, кроме своей сестры, и стоило одной из жен родить ему сына, как ее, по сути, списывали. Ходили даже слухи, что он убил одну из них и свою наложницу – мать Кейла, хотя, само собой, официальной версией была болезнь. В любом случае он разговаривал со своими слугами больше, чем со своими женщинами. Он не доверял им ни в чем, не ожидал ничего, кроме послушания и молчания. Что он чувствовал – похоть или любовь, – понять было невозможно. Тейн как будто ничем не отличался, разве что, пожалуй, имел чуть больше обаяния. Каков отец, таков и сын, подумала она, мысленно пожав плечами. Красивые девицы со всего Пью кидались на симпатичного наследника, но даже в юности тот игнорировал их. Он редко пил, никогда не впадал в ярость или отчаяние, и вся его шелковистая теплота казалась Лани маской, которую он надевал, когда ему удобно. Он будет именно таким человеком, каким его сделал отец, – верным, послушным и сдержанным, и даже если Лани каким-то образом соблазнит его, растопив его алакскую непоколебимость, она никогда не будет первой в его сердце, пока жив отец. А Фарахи еще совсем не старый. И наконец, Кейл. К великому раздражению Лани, при мысли о нем у нее затрепетало в животе. Кейл был искренним и добрым. Прекрасным. Она вздохнула. В нем была тихая страсть, которую Лани находила в высшей мере привлекательной; внутренняя сила, которая однажды, возможно, проявится. А может быть, и уже, подумала она, представляя Кейла в мундире, со своими подопечными, чья любовь к нему ясна, как солнечный свет. Казалось, он по какой-то причине невосприимчив к отцовскому влиянию, и хотя из него вряд ли выйдет хороший король, мужем он будет чудесным. Любящим и заботливым, подумала она. И лучше я буду принцессой без страны с мужчиной, который любит меня и моих детей, чем королевой Пью, связанной с нелюбящим тираном. Такой союз все равно послужит ее народу, как и ей самой. Мы могли бы жить на побережье в скромном доме – он бы сотрудничал с флотом, и мы могли бы вместе исследовать моря и растить детей, почти свободные от обязанностей наших семейств. Чудесная фантазия. Может, даже вероятная. Но мальчик должен стать мужчиной, и быстро. Он должен доказать своему отцу, что готов жениться на дочери чужеземной державы. С другого конца бухты раздался звук рога, заставив Лани вздрогнуть, и ему ответили еще несколько с кораблей флота. Люди из толпы возле пляжа кричали и махали руками, и Лани потребовалось мгновение, чтобы распознать в них шулеров. Она с досадой закатила глаза. Если что-то было возможно и маловероятно, эти островитяне будут биться об заклад. Проклятье моряков, предположила она. – Наконец, – пробормотал король, будто не мог дождаться, когда все это закончится. Но Лани посмотрела на него и смогла увидеть то, что нечасто замечала у Фарахи. Он взбудоражен, решила она, или на худой конец увлечен. Его короткая шея слегка вытянулась, когда он напрягся, высматривая лодки, левая рука вцепилась в подлокотник кресла, зрачки метались туда-сюда. Она слышала слабые отзвуки барабанов, когда юнги с плеском рассекали тихую гладь бухты, но даже со своего высокого ракурса Лани пока не могла сказать, кто опережает. Она наблюдала за лодкой, идущей второй справа, и гадала, в какой из остальных бывшая команда Кейла. Какие-то флотские на трибунах рядом с Фарахи обернулись и сказали: «Хороший урожай в этом году» – и кивнули головами, и указали пальцами, хотя девушка не поняла, на что именно. Казалось, она и глазом не успела моргнуть, как один из больших пришвартованных кораблей флота запустил фейерверк – сигнал к отметке четверти. Большинство лодок по-прежнему шли вровень, но к тому времени, когда другой корабль сигнализировал фейерверком отметку в полпути, пять команд явно боролись за первое место, а другие пять – за то, чтоб не прийти в хвосте. Казалось, теперь Фарахи поутратил интерес, но Кикай все еще яростно обмахивалась веером, спрятав свои изящные ножки под кресло. Затем одна из ведущих лодок завалилась набок. Толпа зрителей ахнула, весла бешено замахали, плавсредство раскачивалось взад-вперед. Затем лодка перевернулась, яростно выплеснув мальчишек в воду, и Лани лишь растерянно моргала, затем посмотрела на каменное лицо Фарахи. Шулеры и вовсе свихнулись. * * * Сидя спиной вперед, Кейл услышал кошмар прежде, чем его увидел. Встревоженные голоса, затем плеск. Он услышал выкрик Лауаки «продолжать грести!» и продолжал, но следующие бесконечные, почти неслышные мгновения длились целую жизнь, и очень скоро он увидел своих парней. Они барахтались в воде, пытаясь выровнять перевернутую лодку, и ловили свои весла, и его тело стало жестким и тяжелым. Все, о чем он мог думать, это: Я облажался. Я их всех подвел. Он молился Просветленному, полубогу Рупи, затем Таменге, корыстному богу людей. Он молился им всем. Прошу, только не это, я сделаю все что угодно, вытерплю что угодно, прошу, не наказывайте их, прошу, накажите лишь меня. – Прекратить грести! Капитаны, стоп! – разнесся над волнами голос. Капитан Хаку встал и заглушил барабанный бой, перекрывая звук далеких оваций и ветра, – само воплощенье командира. Барабаны умолкли, весла встали на место по креплениям и леерам, все взоры обратились на него. – Команда Ютани… у вас гребаная проблема? Тхетма крикнул из воды: – Кажется, мы накренили нашу лодку, сэр! – Это я и так, на хрен, вижу. Можете выровнять ее и продолжать? – Да, сэр. Но мы останемся без капитана. Сотня пар глаз наблюдала за плывущим к берегу Ютани. – А это проблема? – Черта с два, сэр. Хаку фыркнул. – Капитаны, поравняться с их лодкой. Мы начинаем снова, по моему приказу. Капитаны кивнули и заорали подопечным, будто Хаку обладал какой-то особой властью, которой у него, конечно же, не было: «Вы его слышали, равняйсь!» Мальчишки принялись юлить, разворачиваться и с плеском прокладывать себе путь в теперь уже вспененной воде. Тхетма и остальные облепили свою лодку, словно муравьи, и перевернули ее, удерживая, пока по очереди шлепались обратно с мокрыми веслами, а иные вычерпывали руками воду. Как в тумане, Кейл последовал примеру Лауаки вместе с остальными юнгами. Казалось, прошла вечность, хотя это, несомненно, длилось всего несколько мгновений. Хаку взглянул и принял решение моментально. Он стал ответом на отчаянную мольбу. Перерожденным витязем Рупи. Богом среди людей. – Готовы? – крикнул Хаку. – Ка, сэр! – ответила сотня юнг. – Тогда, на хрен, гребите! – Девять барабанов принялись отбивать тот же ритм, что и сердце Кейла, и Тхетма крикнул: – Налегай! * * * Лани наблюдала за переполохом, как и все остальные, но также следила за Фарахи. Вот сидит Король-Чародей – по словам простонародья, способный видеть будущее, – который и глазом не повел, когда та лодка опрокинулась в воду, но нахмурил брови, когда остальные ждали. – Ох! – Кикай ахнула и поерзала на своей подушке, обхватив одной рукой предплечье Лани. – Что творится! – Ее хватка усилилась, а глаза неотрывно следили за соревнованием. Юнги выровняли свои лодки и кричали что-то, не слышное толпе, а затем гонка началась заново. Били барабаны, но не как раньше, в темпе ровной трусцы или солдатского марша. Теперь, когда осталось покрыть гораздо меньшую часть бухты и после краткой передышки в воде, барабанные дроби выбивали скачку. Корабль на отметке полпути выстрелил еще раз почти мгновенно. Затем на трех четвертях. Как и раньше, пять лодок боролись за первое место, а пять просто за то, чтоб не прийти последними, затем ведущие лодки разделились, пока в гонке не осталось четыре. Затем три. Затем две. У одной отсутствовал барабанщик, и в ней было не одиннадцать, а десять человек. Они достигли мелководья у пляжа, оба лидера гонки бок о бок. Затем почти на полной скорости они врезались в песок, и толпа внизу начала кричать. Лани понятия не имела, кто выиграл; ее глаза не могли уследить за всем этим, пока следующие три команды нагоняли. Она посмотрела на заднюю пятерку и увидела, что они подплыли еще ближе, среди них и лодка Кейла. На вид они двигались… вровень. Точно вровень. Бум. Бум. Бум.