– Прекрасная демонстрация, судари. Теперь, когда я увидела вас, у меня нет сомнений, что вы преуспеете. Спасибо за оказанное удовольствие. Я буду болеть за вас на трибунах. Пожалуйста, наслаждайтесь ночью отдыха. Они изобразили разномастные салюты и поклоны, снова став мальчишками. Лани помахала и почти что вытолкнула Кейла обратно в коридор. Скрывшись из виду, они услышали, как юнги препираются: «Увидел ее первым» и «Она моя, без вариантов». Лани покраснела, но хихикнула и прикрыла рот. Более того, она по-прежнему держала Кейла за руки в узком коридоре, когда обернулась и прошептала: «Большое тебе спасибо за это, сэр». Но она улыбалась и стояла ужасно близко к нему, и невозможно было не чувствовать ее аромат, не смотреть в ее зеленые глаза, не ощущать ее теплую, стройную руку под тонкой тканью. – Боже праведный, чем тебя кормят во флоте, – она глянула вниз, ущипнув мышцы на его руках. – Наверное, все равно не догадаюсь под униформой – о, прости, что я ее помяла, – Лани пригладила его рукав. Кейл услышал, как отвечает: «Все прекрасно», когда чуть не упал вперед. Она подняла глаза, и он почувствовал ее дыхание на своем лице. Ее губы были приоткрыты. Грудь Кейла терлась о бюст Лани. – Кейл… – Он испытал дежавю от того, как она это произнесла, но неважно. Он поцеловал ее. Она в панике схватилась ладонями за его плечи, но ее рот оставался открытым, и губы двигались вместе с губами Кейла. Он коснулся ее языка своим, и ее тихий стон зажег в нем огонь. Он едва сдерживался, чтобы не вжать ее в стену и не касаться так, как ему вообще-то не следовало. Так что он просто продолжил целоваться, и она не остановила его. Губы Лани были мягкими, влажными и теплыми, но все ее тело оставалось напряженным, и наконец Кейл отстранился. Ее нежная кожа раскраснелась, глаза оставались закрытыми, и она тяжело дышала. Она облизнула губы, и он уставился на них. – Ты ведь знаешь, нам нельзя, – сказала она, открывая глаза. – Я болван, помнишь? Ничего я не знаю. Она улыбнулась, но в ее глазах опять блестела влага. – Это лишь всё усложнит. Его мысли обратились к штуковине, от которой стало теснее в штанах, но Кейл был совершенно уверен, что Лани не это имела в виду. Он снова подался вперед. – А мне плевать. Ее ладони поднялись к его груди, чтобы остановить его, но не оттолкнули, и он передвинул руку ей за голову, стараясь не слишком наваливаться на ее тело. Что бы она ни говорила или что бы ни делали ее руки, ее губы снова приняли его поцелуй. Она издала еще один звук. Восхитительный звук, а слабый толчок в грудь Кейлу был ничтожным, символическим сопротивлением, и они оба это знали. Его другая рука опустилась, принявшись блуждать по спине, бедрам и ягодицам Лани, и он притянул ее ближе, так что даже эта видимость сопротивления исчезла, и руки Лани обвились вокруг него. С диким, неопытным рвением он протолкнул язык ей в рот, понятия не имея, что делает, и плевать он хотел. Ощущение ее тела было всем, что он когда-либо воображал. А воображал он это часто. К тому времени, как он отстранился, чтоб глотнуть воздуха, они оба запыхались. – Ты же знаешь, мне нельзя с тобой совокупляться, – сказала она. Кейл чуть было снова не ляпнул «ничего я не знаю», но промолчал, только часто дышал. – Когда-нибудь я должна буду выйти замуж за принца, и я… ну, в общем, я должна быть девственницей. – Я принц, – сказал он, и Лани приподняла бровь, хмуро сомкнув губы. Да будут прокляты все боги, я хочу ее, даже когда она хмурится. – Не такой уж влиятельный принц. И мы не женаты. – Все равно я один из Алаку. Да и ты не то чтобы влиятельна, принцесса. Она открыла рот в притворной обиде, и Кейла вновь потянуло вперед, но на этот раз она удержала его, и впервые с момента, как они уединились, Кейл отвлекся на окружающее. Он заметил Фаутаве: тот стоял у входа и поедал нечто вроде мясных шариков на палочке. – Ах. Не парься насчет меня, капитан. – Он откусил еще кусочек. – Это лучше, чем театр! Кейл зарычал и почувствовал, как съеживается в его руках Лани. – Ты никогда не был в театре, безденежный сын шлюхи. Фаутаве изобразил свой лучший взгляд раненого щенка, затем намеренно неуклюже протиснулся мимо Кейла сквозь оставшийся фут свободного пространства, похлопав его по заднице и сказав: – О, извините, сэр, очень сожалею. Когда он прошел мимо, Лани полностью высвободилась. Она натянула капюшон, поправляя свои рубашку и брюки. – Мне следует вернуться во дворец, – сказала она, и сердце Кейла упало к желудку. – Нет, тебе следует остаться ненадолго и выпить со мной разок. А может, несколько. Она посмотрела ему в глаза, и он понял: ей хотелось сказать «да». – Нет, мне не следует. Удачи тебе на выпускных, принц Ратама. Я не солгала, я приду смотреть. На выпускных? – До них еще почти полмесяца. – Я знаю. – Перед ними я больше тебя не увижу? Она бросила на Кейла взгляд, как бы говорящий: «Ты слишком много себе позволяешь, если думал, что увидишь». – А зачем тебе? Я уже извинилась. Кейл улыбнулся сквозь боль. Сократи свои убытки, друг, ты уже получил больше, чем когда-либо считал возможным. – Величайшее извинение, которое мне доводилось получать, принцесса, благодарю. Она тоже улыбнулась, но слезы подступили вновь, едва не заставив его задохнуться. – До свиданья, Кейл-че. – До свиданья, мой Кейл. Он выпрямился и поклонился из уважения к ее титулу, надеясь, что, когда ей случится подумать о нем, Лани всегда будет помнить именно так: они целуются в пустой прихожей, и он уверенный в себе, увлеченный жизнью парень в мундире, а не какой-то никудышный юный принц. Я твой, подумал он, но ты не моя и никогда не станешь. Он хотел сказать сотню вещей – хотел сообщить ей, что она лучшее, что было в его одиноком детстве, что знакомство с ней дало ему понять, что значит чего-то желать. Но казалось, лишь единственная вещь имеет смысл, так что Кейл сосредоточился на своем тоне и постарался говорить с наибольшей любовью и наименьшей тоской, на какие был способен: – До свиданья, принцесса. 12 После ухода Лани он воспользовался моментом, дабы прийти в себя, затем раздвинул шторы под радостные возгласы юнг. Он снова сел рядом с Тхетмой и приобнял его. – Брат, – его тон заставил фермерского сынка съежиться, – этой ночью королевский угорь собрался на охоту. И он будет агрессивен. Его друг допил свой напиток. Остаток вечера – по крайней мере, в «Огнях и небе» – прошел в относительно сдержанном пьянстве. Перед уходом Кейл позаботился о том, чтобы найти Мели и поблагодарить ее как за бесплатный вечер, так и за встречу с Лани. Та ответила своей очаровательной улыбкой, на сей раз с небольшой добавкой озорства, и пожелала ему спокойной ночи. Большинство юнг забрали оставшиеся деньги и отправились по борделям, но все вернулись в казармы без лишней шумихи. Дни до выпускных летели быстро, хотя ночи тянулись для Кейла бесконечно, когда он лежал в койке и думал про Лани. Днем он упражнялся со своей новой командой, иногда даже восторгаясь тем, насколько легче за минувшее время стало такое простое действие, как гребля в унисон с десятью другими людьми. Ютани тренировал своих парней. Всему отряду надоело слушать все более и более преувеличенные истории о бордельных подвигах, и между лучшими командами вспыхнуло несколько потасовок, но в остальном все вроде бы шло гладко. Ютани, похоже, старался изо всех сил – хотя он использовал барабан, а юнгам это не нравилось, – офицеры были сама деловитость, а морсержант даже не показывался на глаза. Кейл и его команда не устраивали дополнительных тренировок. Он сообщил подопечным, что важно дать отдых своим телам и что их победа или поражение решатся в намеченный день. Он встретился со всеми ними лишь однажды, утром после кутежа; похмельные и полупьяные юнги жмурились от солнца, но лучились ухмылками. – Что бы ни произошло на выпускных, – сказал он, глотая комок в горле, – для меня было честью с вами работать. Вы продвинулись дальше и продержались дольше, чем я мог себе представить, и вы никогда не подводили своих братьев. Что бы ни ждало в будущем, вы заставили гордиться ваши семьи и ваш город. И я тоже вами горжусь. Я салютую вам. Ка? – Ка, сэр! – Удачи, братья. А сейчас тренируйтесь с вашими командами и не ленитесь. – При этом они улыбнулись. Многие поблагодарили его. И хотя он снова и снова говорил себе, что все прекрасно, что неприятное ощущение внутри – это всего лишь нервы и естественное следствие возложенной на него ответственности, Кейл все никак не мог успокоиться. С каждым днем это чувство росло в его сознании, подхлестываемое отсутствием сержанта Квала, плавным завершением муштры и упражнений и почти благодушным настроем офицеров. Я веду себя как Фарахи, с ужасом подумал он, вижу несуществующие тени и клинки во тьме и живу в страхе. Но это осознание ничего не изменило и не дало утешения. Неважно, что втолковывал сам себе Кейл или сколько тренировался и шутил с Тхетмой и другими, – к утру выпускного дня он испытал панику. Он чувствовал ее, когда пробудился от беспокойного сна, и во время завтрака, съеденного без аппетита, и когда его настоящая и приемная команды проверяли свои снасти и относили их к бухте Сулу, насвистывая морские песенки и поддразнивая друг друга, как будто до решения их участи не оставались считаные часы. Стало еще хуже, когда он увидел, что на берегу собираются тысячи горожан-зрителей. В Сулу располагался самый крупный порт во всем Пью. Во´ды здесь и в сухой сезон были достаточно глубоки, чтобы даже самые большие суда швартовались без всякой опаски, а ровный протяженный берег в основном не затоплялся, кроме тех случаев, когда накатывали огромные волны. Форты, склады, волнорезы и причалы усеивали побережье, а сотни доков ежедневно кишели торговыми кораблями. Шри-Кон был одновременно самым крупным и самым Северным островом, ближайшей сушей между Островами и континентом, и потому – неофициальным средоточием торговли. Изо дня в день он полнился людьми и запахами морской живности; моряки с других островов спешно грузили или разгружали товары, владельцы складов устраивали торги под открытым небом, а портовые продавцы зазывали, требуя внимания. Однако сегодня половина акватории была перекрыта колонной кораблей флота, вытянувшихся в линию от одного маленького мыса до другого, чтобы освободить место для гребцов. Команды выстроятся бок о бок рядом с кораблями флота, прозвучит сигнал, и лодки устремятся по прямой на другую сторону. Солнце почти не сдвинется на небе от старта до финиша, и в итоге одна команда будет объявлена Главарями Бухты и пожалована некой особой наградой от короля, а другая – исключена из флота. Юнги смеялись и перебрасывались шутками, когда покидали казармы, но здесь, в Сулу, все притихли. Кейл прохаживался и проверял свои снасти вместе с командой, но то и дело поглядывал на Ютани. Он волнуется, потеет. Но это совсем неудивительно – разумеется, он нервничает. Он испытывает давление и возглавляет команду. Мне не стоит беспокоиться. Кейл чувствовал, как и его бросает в нервный пот, но только из-за своих юнг. Он уже знал собственную судьбу – свою последнюю маленькую хитрость, на которую ушло несколько ночей упорных уговоров. Но давай поглядим, что сделаешь ты, Квал. Давай просто поглядим. Он посмотрел в сторону бухты на сгрудившуюся толпу и на другие команды, что рассаживались по своим лодкам, – волны спокойно покачивали их на легком ветерке, а прозрачная голубая вода искрилась на высоком солнце. Весла стучали о леера и друг о друга, когда его юнги в последний раз проверили их на предмет изъянов и трещин, а затем положили поперек борта катамарана. Офицеры кричали и указывали пальцами, объясняя, какой будет сигнал и как справиться с фальстартом, потом велели заткнуться и сесть в свои богом клятые лодки. Мой отец будет у финишной черты. И мои братья, и Кикай, и Амит. И Лани.