Кабинет Фарахи точнее было назвать донжоном, окруженным стенами и стражами в самом сердце дворца. Кейл покинул нынешний королевский флигель и вышел во двор, вдыхая прохладный туман и удивляясь, почему в детстве всегда тратил утро впустую. Облака и туман делали вид несколько унылым и влажным, но Кейл всегда любил дождь. В такую погоду он почему-то чувствовал себя маленьким и беззащитным, но ощущение это было приятное. Шагая, он смотрел вверх и дивился, как не замечал красоту дворца раньше. Даже в полумраке взгляд его привлекали балконы с голубой плиткой, резные позолоченные изображения Просветленного на мраморных стенах, яркость кувшинок и храмовых цветов, светящиеся лианы и «голубиные хвосты». Садовники дворца выращивали сотню видов растений вдоль прудов и дорожек, подрезали и размещали так, чтобы украшать перила и окна, и оттого почти унылые сине-серые дворцовые тона смешивались с дюжиной оттенков розового, красного и белого. Принц осознал, что сам дворец, казалось, почти сложен из Фарахи и Кикай: суровая практичность, облаченная в эффектные цвета. Возможно, подумалось ему, красоты не бывает без камня. Он вытер влагу с лица, входя во внутреннюю крепость. Здешние залы скрывали обзор, мрачные и плохо освещенные, с поднятой решеткой вдоль каждого безымянного коридора и безымянными дверями, ведущими в лабиринтоподобные казармы телохранителей и посыльных. Кейл щурился и держался ближе к стенам, встревоженный звуками своих громких шагов в тишине, находя в памяти верный маршрут. После нескольких поворотов не туда и парочки ругательств он преодолел коридор, неотличимый от всех остальных, и увидел свет в кабинете отца. Из двери появилась фигура, и Кейл узнал уходящую Кикай, ее башмачки бесшумно ступали по каменным плитам. Ему подумалось, тетя выглядит расстроенной и усталой, что казалось необычным, но она свернула в другую сторону и исчезла прежде, чем он успел поздороваться. Следом вошел ждущий снаружи слуга, и Кейл, вздохнув, подошел к открытой двери. Он испытывал страх – как всегда в присутствии отца, – но теперь, может статься, порожденный еще и волнительной перспективой награды и счастья, а не только ожиданием кары и провала. Фарахи был в своем утреннем халате, лиловая кожа под глазами выглядела хуже обычного, волосы были уложены не совсем идеально. Монарх вручил слуге письмо, затем безмолвно отпустил. – Входи, – сказал он и махнул рукой, не отрывая взгляда от лежащих перед ним бумаг. Кейл вошел, и слуга закрыл дверь с другой стороны. – Итак, ты поразмыслил о своем будущем? Король приступил к следующему письму, безостановочно царапая пером, пока говорил. – Да, отец. У меня есть пара идей. Фарахи остановился и моргнул, как будто удивленный. – Хорошо. Я тоже размышлял. Он поднял голову – как обычно, глядя не совсем в глаза сыну. – Никто из твоих братьев не проходил рекрутский отбор. Полагаю, ты это знаешь. Кейл кивнул. Спасибо за это милое напоминание о моей ущербности, отец. – После офицерской школы я отослал их в Бато – в тамошний великий Монастырь, чтобы они научились Пути. Думаю, и ты для этого готов. Кейл постарался не реагировать, хотя это даже не приходило ему в голову. Он мало знал о монастыре и только то, что ему рассказывали братья. Тейн говорил, там нужно выдержать «испытания» и оставаться до конца, вернувшись мужчиной в глазах других. Несомненно, то была жреческая чушь. – Отец, я думал, что продолжу учиться на офицера, как мои братья. Монарх кивнул: – Конечно, сможешь. Как только вернешься, если все еще захочешь. Офицерская подготовка совсем не будет напоминать рекрутский отбор – его время в значительной степени принадлежало бы ему самому. Он мог бы не только работать с Тхетмой и другими по мере их развития, но также читать и узнавать все, что ни пожелает у кого ни пожелает, – и обладать почти полной свободой, чтобы видеться с Лани. – Моя команда… Новобранцы, с которыми я тренировался. К тому времени, как я вернусь, они станут морпехами. Я все это пропущу. Король пожал плечами. – У тебя будет масса возможностей поработать с солдатами, Кейл, и выбрать собственные обязанности и экипажи, если ты преуспеешь. Монастырь важнее. Кейл наблюдал, как стекают капли воска с одинокой свечи на столе Фарахи, и пытался успокоиться. Такого он не ожидал. – Я думал, у нас состоится беседа. Зачем утруждать себя просьбой подумать о моем будущем, если ты уже решил, каким оно будет? Глаза короля сузились, и он уронил перо. – Почему тебе обязательно спорить со мной на каждом шагу? Так часто и проходят беседы с королем, сын мой. Или с отцом, собственно говоря. Если честно, я думал, ты будешь доволен. Доволен? Черт побери, доволен? – Потому что следующие несколько месяцев я должен провести в окружении лысых стариков и мальчишек, напевая себе под нос? Я ненавижу священников. Они занудные, высокомерные дураки. Фарахи усмехнулся, что лишь рассердило Кейла еще больше. – Это ритуал посвящения, Кейл. Это нужно сделать, рано или поздно, и лучше сейчас, пока ты еще можешь научиться чему-то полезному. – Полезному? Для кого? Ты посылаешь нас туда, лишь потому что хочешь, чтоб все видели, какой ты набожный. Его отец по-прежнему глядел с насмешкой. – Да, очень хорошо. И я также верю, что для юноши это время, потраченное не зря. – Мое время было бы лучше потратить на то, чтобы действительно изучать или делать что-то важное. Король вздохнул и покачал головой. – К чему спешить, мальчик? Если все, чему ты научишься в монастыре – это терпение, я буду благодарить Просветленного и всех его нудных монахов. Кейлу хотелось разнести вдребезги стены, письменный стол отца, весь этот чертов монастырь. – Я спешу, потому что хочу жениться на Лани! Воздух потревожил свечу Фарахи, и пламя зашипело, но не погасло. Похоже, он сказал это вслух. Ну, вот и всё. Глаза короля округлились. – Ты… что? Ничего больше не остается. Будь мужчиной, она рассчитывает на тебя. – Я… Отец, я люблю ее. Она почти совершеннолетняя, и скоро должна будет вернуться к своему народу. Я хочу жениться на ней, я хочу, чтобы она осталась тут со мной, и она чувствует то же самое. Отец и сын смотрели в упор, и наконец глаза и руки Кейла уже не могли хранить неподвижность. Монарх откинулся на спинку кресла и взглянул на единственное украшение в комнате – семейный портрет ныне покойной родни. – Любовь – наихудшая причина для женитьбы принца, особенно на дочери соперника. Какие секреты ты мог бы нашептать ночью той, кто, по существу, шпионка? Кейл моргнул, ожидая шока и, может, вопросов об интимных вещах и том, где он с ней был, а не о благонадежности. – Она не шпионка. Это Лани, отец. Она как член семьи! – Да, но она не член семьи. Она одна из Капуле, принцесса Нонг-Минг-Тонга. И хотя ты, кажется, забываешь, кто ты такой, вряд ли забывает она. Ой-ой. – И далее, не будет преувеличением сказать, что наши вельможи ненавидят друг друга. Они ссорятся из-за каждого соглашения, помнят каждую обиду. Они винят друг друга за пиратство, плохую погоду, неурожаи и все остальное под солнцем. Смешивать нашу кровь с их кровью – это политический кошмар. Кейл чувствовал, что это было преувеличением. – Ни я, ни она даже близко не претендуем на престол – какая кому разница? – Да, и как раз поэтому это явно брак по любви. Наши вельможи назвали бы тебя околдованным, а меня – дураком. Мы позволяем врагу быть среди нас, и ради чего? Сантиментов? Ради какой иной выгоды? – Ради мира! Неужели она здесь не поэтому? Ей уже разрешили «быть среди нас». Король фыркнул. – Молодая подопечная – не то же самое, что первая жена взрослого принца. Она будет иметь значительно больше влияния. Взамен я мог бы взять другую подопечную, а то и трех – король Капуле плодится как племенной кролик. Но ты прав, она должна скоро покинуть нас и вернуться к своему народу. Мы проведем для нее церемонию через пару недель. Но ваш брак не приведет к миру, он спровоцирует войну – войну, которую с тем же успехом способен развязать наш собственный народ, или это может побудить Капуле убить твоих братьев и тем самым гарантировать, что на трон сядет его собственный внук. – Фарахи выдохнул, наконец глядя сыну в глаза. – Мне жаль, но на этом всё. Ты отправишься в монастырь, пройдешь там испытания и вернешься мужчиной. Ты еще молод, Кейл. Со временем тебе станет ясно, что похоть капризна и недолговечна, что любовницы мужчины – это слабость, это порок, который следует обуздывать, как и любой другой. Но в скором времени у тебя будет выбор жен из любой точки Островов, я обещаю тебе это, как твой отец и твой король. С этими словами он взял перо, и Кейл почувствовал, как горит открытое поле его будущего, как захлопывается дверь каземата. Он не верил, что у него будет выбор, что бы ни говорил его отец. Все, что делал этот человек, было для его собственных целей, его собственной выгоды. Наконец-то Кейл это понял. – Я не пойду, – сказал он, и уверенность в этом неповиновении сияла подобно заре. – Ты добровольно сделаешь, как я скажу, или тебя поволокут в монастырь на цепях. Кейл смотрел в глаза отцу и знал: тот никогда не уступит и вряд ли на это способен. – Тогда приведи своих стражников. Я не пойду. Фарахи выдержал его взгляд, наконец выдохнув и пробормотав «совсем как его мать». Кейла подмывало стереть веселье с лица этого человека, но тут позади себя он услышал голос, возможно Эки. – Очень жаль, мой принц, – прошептал тот, затем огромные ладони почти нежно обхватили его горло, перекрывая дыхание и сильно сжимая. Он бился и пытался вывернуться, отбрыкиваясь и размахивая руками. Но никуда не попал, ни во что не ударил, будто существовали только ладони слуги. К тому времени, как он попытался оторвать их от себя, в глазах у него потемнело; он споткнулся, задыхаясь, его чистые брюки прошуршали по полу, начищенная кожа ботинок скрипнула, и он упал. Он смотрел, как отец строчит свое письмо: взор отведен, дело закрыто, шлепанцы постукивают под столом. А затем – пустота. 14