Ранги, гласила общепринятая мудрость, все еще ярился оттого, что был похищен меньшими богами у своей жены Хаумии, богини земли. Храм, конечно, никогда не учил подобным вещам, но монахи Просветленного были подозрительно безмолвны в такие времена. Что могут сделать или сказать люди, которые исповедуют мир, перед лицом такой огульной смерти? Дворец Шри-Кона был разделен примерно на четыре «крыла», или квадрата, и Кейл покинул тот, который принял за Южный – без солнца определить было трудно. Комнаты постоянно видоизменяли и переделывали, королевские залы пристраивали, спальни слуг меняли местами, даже сады перемещали и высаживали заново. Паранойя Фарахи и в лучшие времена раздражала Кейла, но сейчас он промок и устал, спешил и вроде как заблудился и каждый хлюпающий шаг действовал ему на нервы. Он придерживался открытых залов на краю внешнего двора – залы здесь не имели внешних стен и давали четкий вид на площадь, – что помогло ему сориентироваться. Дождь хлестал и собирался в лужи, низвергаясь на выложенные плиткой дорожки. По водостокам неслись ручьи, а украшавшие балконы цветы разлетелись и усеяли траву, как опавшие листья. Сам дворец был в безопасности так далеко от моря. Сильные потоки дождя превратят мир в грязь, а ветры сорвут черепицу с крыш, но утром его каменные стены будут стоять, как и прежде. Люди, обитающие здесь, проведут несколько недель, обмениваясь священными безделушками, принося в жертву мелких животных, – все что угодно, в надежде обмануть и умилостивить богов, чтобы те оставили в покое. Но потом это исчезнет. Мертвых похоронят, и все отстроят заново, как будто ничего и не случилось. Кейл вошел в арку на краю площади, промчался через пустой зал и вышел обратно под ливень. Внутренний двор выглядел точно так же, как и внешняя площадь. Черепичные цветные крыши, залы без внешних оград, тщательно ухоженные сады… Он смотрел, как раскачиваются пальмы и аккуратные ряды кустарников, склоненных почти к земле. Когда буря закончится, садовники безропотно выйдут и сметут прочь мертвую листву, стирая все следы буйства. Они пересадят цветы и, возможно, даже кусты роз, говоря, что уже давно пора сменить их цвет. Эта мысль заставила Кейла улыбнуться. Островитяне поступали одинаково при землетрясениях, ураганах – даже поветриях. Люди Пью искренне верили, что каждое могучее существо в небесах стремится уничтожить их. Наверное, это было эгоистично, даже высокомерно, но это делало их неунывающим народом. Мои родичи, мои люди, подумал он и ощутил прилив гордости за это умение противостоять. Да, суеверие, непостоянство и беспечность соотечественников раздражали его. Но пусть никто не говорит, что они не выносливы. Именно по причине этой стойкости он знал, что «дебют» Лани не отменят, даже из-за конца света. Многочисленные холостяки, королевские прихлебатели, компаньоны и сопровождающие будут пить и танцевать всю ночь, пока побережье Шри-Кона уходит под воду. Они будут смотреть и ликовать при вспышках молнии, веселясь, когда кто-то подпрыгнет или вздрогнет, и воспринимать раскаты грома как барабанный бой. Но Кейлу было недосуг смаковать свою неприязнь. Наконец он с облегчением нашел сердце дворца – которое больше напоминало украшенный форт – и поднялся по лестнице в свою нынешнюю комнату, перепрыгивая через две ступеньки зараз и благодаря судьбу, что все уже спустились на церемонию и что он тут один. Он снял мокрые шмотки и взял свою униформу, заметив, что ее вычистили и украсили маленькой булавкой, отмечавшей его как Главаря Бухты. Он застегнул пуговицы и пряжки, выпрямился и мельком глянул в зеркало. Дерьмо. Его лицо и волосы внушали отвращение. Он выглядел грязным, взъерошенным, небритым и усталым. А еще заметно пованивал. Он снова разделся. И с некоторым смущением осознал, что никогда раньше не готовил себе ванну, не стригся и практически не брился самостоятельно. Мои братья должны были подготовиться, верно? Полуголый, он вышел из своей комнаты и направился в покои Тейна. Он прокрался вдоль стены, открыл дверь, ворвался внутрь и зашел в умывальную, и действительно – почти полная ванна и все остальное, что нужно Кейлу, разбросанное на мыльном серебряном подносе, еще не убранном забегавшимися слугами. Дрожа в холодной воде, Кейл натер свою кожу куском душистого мыла, затем почистил зубы каменной солью и прополоскал рот, прежде чем пожевать мяту. Напоследок он поелозил по лицу использованной бритвой Тейна и покрутился из стороны в сторону, изучая себя. Чуток порезался, но сойдет. Мужская мода была весьма простой. Кейл сгреб волосы назад и завязал их, потом прокрался обратно в свою комнату и надел мундир. Пожалуй, он выглядел не особо современно – в нынешнее время аристократы зачесывали волосы вперед и разделяли пробором или закрепляли маслом, а их наряды все больше и больше смахивали на женские платья, но принцам разрешалось «блюсти традицию». Скрипя ботинками из твердой кожи, он спустился на главный этаж, слегка вздрагивая от звуков эха в пустых коридорах. Имелся лишь один зал для проведения Свечной Церемонии Лани, достаточно большой и близкий к нынешнему королевскому крылу, и когда юноша приблизился и попытался придумать, что именно скажет, он даже сквозь раскаты грома услышал смех и музыку из тронной залы. У входа ждали приветливые слуги, поэтому Кейл отбросил неловкость, приятно улыбаясь в ответ и стараясь выглядеть как обычно. Они кивнули и без малейшей настороженности открыли двери. Что ж, мне по крайней мере не воспретили вход, подумал он, и когда уже собирался прокрасться в конец зала и немного пошпионить, лакей у двери объявил, что есть мочи проревев: – Принц Ратама Алаку, четвертый сын короля! Некоторые из ближайших гостей поклонились или присели в реверансе, и Кейл помахал рукой и откланялся в ответ, благодаря удачу, из-за которой не отскочил в удивлении и панике. Раз уж тонкий подход был исключен, он оглядел зал у всех на виду, взяв со столика напиток и стараясь выглядеть уверенно. Он не увидел никого из своих братьев и с некоторым облегчением – и ревностью – понял: все они с отцом. – Принц Ратама! – Знакомый женский голос. Кейл обернулся и увидел, как подруга Лани, Мэли, делает искусный реверанс. – Мэли, рад тебя видеть. – На ней было простое, скромное неяркое платье, как и на всех женщинах в поле зрения Кейла. – Вот уж не думали, что тебе удастся прийти этим вечером. – Она сморщила свое девичье личико с видом озорной осведомленности. – И я тоже. Полагаю, монахи сыты мной по горло. Усмешка Мэли сияла, как до блеска начищенный воск. – Что ж, их потеря. – Она многозначительно взглянула в сторону танцпола. – Ох, – промямлил Кейл, – не хочешь ли потанцевать? Она захлопала ресницами. – С удовольствием, мой принц! – Затем она изобразила нечто среднее между рвением и почтением – откровенно фальшивая поза, подумал Кейл, но все равно соблазнительная. Они вышли на танцпол вместе с дюжиной других пар. Музыканты играли бодрее обычного, и раньше, возможно, все эти пляски устрашили бы Кейла, но почему-то после «чинга» больше не казались такой уж тягомотиной. Как и ожидал Кейл, музыка часто прерывалась громом, который встречали смешками, тостами или вовсе безразличием. Когда темп замедлился и пары встали в более близкие, интимные позиции, Мэли прошептала: – Твоя тетя – компаньонка Лани этим вечером. – Ты уже видел ее? Лани? – Она незаметно стрельнула глазами в дальний конец зала. Кейл не мог ничего толком разглядеть между всеми этими людьми и покачал головой. При следующей возможности Мэли зашептала снова: – Пока она торчит у себя за столом. Но, конечно, ей в итоге придется… воспользоваться уборной, а они все за пределами зала. – Кейл приподнял бровь. – Если направиться назад к королевскому крылу, можно будет случайно встретить ее на обратном пути, если есть такое желание. – Она мило улыбнулась. – Комнаты прислуги, – сказал Кейл и заметил удивление Мэли. – Этой ночью они будут пустовать, и это ближе и… там меньше ожидается принцесса, надо думать. И больше приватности. Мэли театрально оглядела Кейла сверху донизу так, будто видела его в каком-то другом ракурсе. – Ну да, мой принц. Не сомневаюсь, ты прав. Они закончили танец и поклонились друг другу. Кейл схватил бутылку вина, после чего прокрался вдоль стены. Он обнаружил зал для слуг безлюдным – все они либо работали на вечеринке, либо прятались дома от шторма со своими семьями, либо сопровождали короля с его советом. Кейл снова поморщился от громкого стука своих ботинок в пустом коридоре, но со всей осторожностью прокрался к жилищу слуг. Ни одна из дверей не была заперта, поэтому Кейл проскользнул в ближайшую и стал ждать. Его ладони вспотели, в горле пересохло, и он забыл стаканы, поэтому пил вино прямо из бутылки. Каков, собственно, план? А нет никакого плана. Говорить Лани всякие утешительные нежности было прекрасно в теории и весьма легко, не покидая зарешеченную и запертую келью в монастыре, но теперь, когда он дошел до дела, его мысли казались спутанными. Ради всего святого, ты плясал «чинг» Тамо, ты умеешь проходить сквозь стены своим разумом, наверняка ты сможешь и это. Он закрыл глаза и сосредоточился на своем дыхании. Сперва он услышал отдаленные раскаты грома, такие частые, что казалось, они теперь звучали непрерывно; услышал, как дождь барабанит по двору, пробиваясь через окна, словно рукоплещет огромная толпа, затем вынужден был сжечь выползшее наружу воспоминание о бухте Сулу. Он вдыхал запах мокрых кирпичей и травы, волнами разносимый ветром, и думал, как чудесно обонять и чувствовать шторм из безопасного дворца – как чудесно просто быть живым. Затем он уловил нотки ванили и рома. Когда он открыл глаза, Лани стояла перед ним с туфельками в руках и в платье, гораздо более откровенном и экстравагантном, чем у других. На глазах у нее были слезы, но она улыбнулась и пошла к нему, а Кейл, оставив бутылку вина на полу возле кровати слуги, встал и раскинул руки. Он обвил их вокруг Лани, положил подбородок ей на макушку и крепко прижал к себе, вдыхая ее аромат. – Ты здесь, – прошептала она, и он улыбнулся незаметно для нее. – Я не намерен позволить кучке стариков и лужице воды остановить меня, не так ли? – Он почувствовал, как она затряслась от смеха или, возможно, от всхлипа, и прижалась к нему еще крепче. В ее голосе звучало волнение: – Ты получил мое письмо? Кейл сразу понял ее страх. Если бы он его не прочел, ей пришлось бы рассказать ему сейчас, и она не знала, как он отреагирует. – Да, – сказал Кейл, и хотя он подумал, что было бы легче не смотреть на Лани, слегка отстранился, чтобы взглянуть ей в глаза. Она хотела заговорить, но он покачал головой, пытаясь подобрать слова. – У меня… У меня нет особой цели в этом мире, Лани, но… ты – ее часть, до конца моей жизни. Ты не одинока, ты никогда не будешь одинока. Даже если ты за морем, даже если я никогда больше тебя не увижу. Я люблю тебя. И я приду к тебе, когда ни попросишь и как ни попросишь. Я не хочу от тебя ничего такого, чего ты не можешь дать. Это… это все, что я хотел сказать. Она пристально глядела на него, и шторм исчез. Потом она плакала и вернулась в его объятия, они целовались, упав на кровать. Он едва мог видеть ее, кроме как в постоянных вспышках молний, а без них не существовало ничего, лишь ее лицо в темноте. Время словно застыло, когда Лани, выскользнув из своего изысканного платья, расстегивала одежду Кейла, и все это казалось сном. Белые сполохи снова и снова являли ее все более нагой верхом на нем. Сперва ее обнаженные плечи; следом ее маленькие, округлые груди; затем гладкий, плоский живот. Ее язык был у Кейла во рту, ее руки блуждали по всему его телу. – Я хочу тебя, – сказала она, и в каком-то далеком месте он вспомнил, что это не дозволено. Его руки сдернули платье, проводя пальцами по ее обнаженной спине, обхватили ее сзади и потянули вниз, прижав к телу. – Твоя… брачная ночь, – произнес он. Лани взяла его лицо в ладони и посмотрела ему в глаза. – У многих девственниц… не бывает крови, – произнесла она между неровными вдохами, затем снова погрузила язык ему в рот, прежде чем прерваться и сказать, с некоторой грустью, как показалось Кейлу: – Тебе нельзя кончать в меня, это единственное правило. Сумеешь так? Мелкая, крохотная, незначительная часть разума Кейла прошептала: «Вряд ли нам стоит идти на этот риск», но его губы сказали: «Да», и Лани сняла с него штаны до лодыжек. Она взяла орган Кейла в рот, и он увидел ее руку между ее ног, когда еще одна серия вспышек осветила комнату. Он сосредоточился на своем дыхании, откинул голову на кровать, а затем Лани подалась вперед, скользя грудью и бедрами вверх по его телу. Он испытал желание перевернуть ее на спину и перехватить контроль – двигаясь напористо и глубоко, – но она удержала его коленями и наклонилась вперед, так что их лица почти соприкоснулись, затем использовала руку, чтобы направить его твердый ствол себе навстречу. Сперва он ощутил тепло, будто окунул ступни в Ланкону, а затем нырнул за грань. Лани ахнула и поцеловала его, двигаясь вперед и назад, из стороны в сторону. В тот момент Кейл возлюбил Ранги. Гнев бога освещал ночное небо, когда Лани отстранялась, белый свет очерчивал изгибы ее тела, когда она двигалась на нем, ее волосы и груди подскакивали в такт дыханию, а стоны усиливались в естественном ритме, который чуть не заставил Кейла нарушить ее правило. Это не могло длиться достаточно долго; это длилось вечно. Он держал ее, пока она извивалась – за бедра, за груди, за чресла. Он царапал, он шлепал, он тискал ее, а потом она задрожала, и он почувствовал, как она сжимает его плоть внутри. – Лани… – сказал он, но уже слишком поздно. Он сосредоточился на своем дыхании, спасая быстро тонущий корабль, но тут она задрожала и вскрикнула снова, и он забил на всё и нарушил ее правило, а ей, казалось, было плевать. Она рухнула на него сверху, все еще подергиваясь и издавая тихие стоны, которые заставили его сделать то же самое. Он не мог подобрать слова, хотя чувствовал, что должен извиниться. – Ты нарушил правило, – сказала она, и Кейл смог произнести лишь «да». Их губы снова встретились, и оттого, как переплелись их языки, по спине Кейла пробежала дрожь. Он оставался внутри Лани, и не имел совсем никакой охоты шевелиться. Они лежали так некоторое время; ее голова покоилась на его груди, его руки обнимали ее тело, ее длинные ноги обхватывали его. – Хочешь винца? – спросил Кейл. Она наклонилась и подняла бутыль с пола, не отодвигаясь – убедившись, что ее таз не слишком отклонился. Кейл смотрел, как она пьет, озаряемая вспышками, и в этот момент – просто видя и чувствуя ее – ощутил, как снова затвердевает. Судя по ее взгляду, это не укрылось от нее, и когда первобытное чувство пробудилось в нем снова, он понял по ее лицу: на сей раз она сделает все, что ему заблагорассудится. В дверном проеме раздался женский голос: – Умно. – Сверкнула молния и осветила говорящую, отбросив длинную тень через всю комнату. Кикай выглядела усталой и осунувшейся, ее рука крепко вцепилась в дерево. Женщина отвела взгляд, словно испытывая отвращение. – Я не подумала заглянуть в комнаты слуг. – Она вздохнула. – Мэли сказала, вы будете здесь. Я надеялась, она лжет. 27