Я уставилась на его руку, сжимающую поводья. Порой гадала, не мог ли он чувствовать мои эмоции или читать мысли. Конечно, он не мог, но изучил меня лучше, чем те, кто знал меня годами. Поразительно, что ему это удалось за такое короткое время. Но сейчас я почти желала, чтобы он меня не знал. Я сморгнула подступившие к глазам горячие беспричинные слезы. Не понимаю, почему вдруг так расчувствовалась, но мне не хотелось, чтобы его это тяготило. Я потянулась к нему, но остановилась и уронила руку на колени. – Прости, – прошептала я. – За что? Я с усилием сглотнула и подняла взгляд, смотря в спину Киерана. – Просто… за все. Кастил напрягся. – Ты серьезно? – Да? – За какое именно «все» ты извиняешься? Вряд ли будет достаточно повторить это слово. – Я думала о том, что ты несколько лет не видел родителей, и твое возвращение домой должно было пройти хорошо – счастливо. А вместо этого случилось все это. И Аластир… – Я покачала головой. – Ты знал его гораздо дольше, чем я. Его предательство должно было тебя расстроить. И еще я думала о Покоях Никтоса и насколько сильно они повреждены. Готова поспорить, что храм стоял тысячи лет. А потом пришла я и… – Поппи, позволь прервать тебя. С одной стороны, мне хочется рассмеяться… – Мне тоже, – вставил Киеран. Я прищурилась на вольвена. – Но с другой стороны, мне не кажется смешным, когда ты извиняешься за то, что тебе не подвластно. – Поддерживаю, – бросил Киеран. – Киеран, я не с тобой разговариваю, – огрызнулась я. Вольвен пожал плечами. – Я лишь добавлю. Живи дальше. Мы с отцом притворимся, будто вас не слышим. Я насупилась и посмотрела на Джаспера, который ехал с нами в облике смертного. Я не заметила, когда он обернулся в человека. Кастил понизил голос: – Нам нужно будет о многом поговорить, когда мы окажемся где-нибудь в уединении и у меня появится возможность убедиться, что твои раны исцелены. – Какие раны? Он вздохнул. – Ты, видимо, не заметила, но ты по-прежнему вся в синяках после отдыха в охотничьей хижине. После того, как он вознес меня… в ту, кем я теперь стала. – Я… – Поппи, не говори опять, что ты в порядке. – Я и не собиралась, – солгала я. – Ну да. – Он подвинул меня ближе к себе – так, что я прислонилась к его груди. – Что тебе нужно знать, так это то, что ты ни в чем не виновата. Ты ничего не сделала неправильно, Поппи. Твоей вины ни в чем нет. Ты это понимаешь? Веришь в это? – Я знаю, что ничего не сделала, чтобы вызвать все это. Я говорила правду. И не винила себя в действиях других людей, но все равно мое появление оказалось разрушительным, намеренно или нет. Это другая разновидность вины. Мы замолчали, и я перевела взгляд на Киерана, на раскинувшийся город – Бухту Сэйона. Обширные пологие холмы и долины были усеяны домами цвета песка и слоновой кости – квадратными, круглыми, блестевшими под тусклым солнцем. Некоторые здания были приземистыми, с одинаковыми шириной и высотой. Они напомнили мне храмы в Солисе, только в отличие от них дома были выстроены не из черного зеркального камня. Эти здания ловили солнце, боготворили его. Некоторые сооружения казались выше замка Тирман, их стройные башенки грациозно возносились в небо. И все крыши, насколько я могла видеть, покрывала зелень. На них росли деревья, и спускались вьющиеся побеги, усыпанные яркими розовыми, голубыми и лиловыми цветами. Бухта Сэйона размером не уступала Карсодонии, и это был лишь один из городов Атлантии. Я не представляла, как мог выглядеть Эваемон – столица Атлантии. Первые признаки сельской жизни мы увидели на фермах перед самым городом. На полях паслись коровы и пушистые овцы. У дороги козы объедали сорняки и листву с низких веток. В садах зрели желтые фрукты и росли различные овощи, а чуть в стороне от главной дороги из-за покрытых мхом стволов кипарисов виднелись стены кремовых домов. Их было немало, все на приличном расстоянии друг от друга и достаточно большие, чтобы вместить немаленькую семью. Ничего похожего на Масадонию или Карсодонию, где преобладали просторные особняки и поместья, а рабочие либо ездили в город, либо селились в едва пригодных для жизни лачугах. Когда мы проезжали мимо ферм, пасущийся скот не обращал внимания на сопровождающих нас вольвенов. Возможно, животные привыкли к ним и чувствовали, что те не представляют угрозы. Интересно, слышали ли ночью фермеры или жители города вольвенов, бегущих к храму Сэйона? Их вой должен был всех перебудить. Но мысли о вое вольвенов отошли на задний план, когда перед нами внезапно предстал город. Меня затопила нервная энергия. Здесь не было ворот, внутренних стен и наползающих друг на друга зданий. В воздухе не стоял смрад людей, вынужденных скученно жить в ограниченном пространстве, – который бил в нос, когда въезжаешь в Масадонию или Карсодонию. Тот запах всегда напоминал мне о невзгодах и безысходности, но в Бухте Сэйона пахло фруктами из садов и солью с моря. Сельские угодья и кипарисовые рощи переходили в город. Так и казалось – никакого разделения между теми, кто кормил город, и теми, на чьи столы попадала еда. Этот вид вызвал во мне прилив веры и надежды, и я села ровнее в седле. Я мало что знала об атлантианской политике, но понимала, что королевство не было полностью избавлено от проблем. Оно стремительно становилось перенаселенным, и Кастил надеялся это исправить, поторговавшись с Солисом насчет возвращения земель восточнее Нового Пристанища – большого и практически необитаемого куска Солиса. Кто-то мог и не заметить, насколь существенна разница между королевствами, но она была огромна. И если Атлантия смогла так все устроить, то может и Солис. Но как такое возможно? Если нам с Кастилом удастся свергнуть Кровавую Корону, Солис останется прежним, только будет безопаснее для смертных, потому что выживут только те Вознесшиеся, которые согласятся обуздывать свою жажду крови. Но власть останется у богатых. А самые богатые – Вознесшиеся. Они благоденствуют в сословном обществе, которое будет труднее изменить, чем положить конец Ритуалам и убийствам невинных. Но можно ли верить в то, что большинство Вознесшихся изменятся? Согласятся ли на это новые король с королевой, которые заменят тех, что сейчас правят Кровавой Короной? Будут ли вообще перемены в Солисе? Однако мы должны попытаться. Это единственный путь избежать войны и предотвратить дальнейшее уничтожение и бесчисленные смерти. Во-первых, мы должны убедить королеву Илеану и короля Джалару, что, вопреки утверждениям герцогини, мой союз с принцем будет нести гибель Вознесшимся, а не приведет к краху Атлантии. Оба – и герцогиня, и Аластир – ошибались, и они мертвы. В каком-то смысле Вознесшиеся сами положили начало своему краху тем, что создали Деву и убедили народ Солиса, будто бы я избрана богами – богами, которых смертные считают очень даже живыми и не теряющими бдительности. Вознесшиеся сделали меня своей марионеткой и символом Солиса в глазах людей, которыми манипулировали. Мой брак с Кастилом послужит двум целям. Докажет, что атлантианцы не распространяют чуму, известную как Жаждущие, – эту ложь Вознесшиеся изобрели, чтобы прикрыть собственные злые деяния и посеять страх, с помощью которого легче управлять людьми. И народ Солиса поверит, что боги одобрили союз Избранной и атлантианца. У нас будет преимущество благодаря лжи Вознесшихся. Они сохранят власть, только если поймут это. Потому что если они обратятся против меня, все их королевство лжи обрушится. Кастил был прав, когда называл королеву Илеану умной. Она и в самом деле умна. Ей придется согласиться. Мы предотвратим разрушительную войну и, возможно, при этом изменим Солис – изменим к лучшему. Но в самой глубине моего существа зазвучал странный голос, очень похожий на мой, но не мой, происходящий из того же места, что и пробудившаяся во мне древняя сущность. От его шепота стало не по себе, и я похолодела от страха. «Иногда войну предотвратить нельзя». * * * По обе стороны дороги находились два больших стадиона, напомнившие руины в Пределе Спессы. За колоннами выстроились статуи богов, а внешние, дальние от дороги стены были выше, и на них располагались ряды сидений. На каждой ступеньке, ведущей к сооружениям, стояли букеты ярких фиолетовых цветов. Оба стадиона пустовали, как и небольшие павильоны с золотыми и голубыми пологами, которые колыхались на теплом ветру, и здания вокруг. Но пустыми они оставались недолго. – Кастил, – произнес Киеран. В его тоне сквозило предостережение. – Знаю. – Рука Кастила крепче сжалась на моей талии. – Я надеялся, что нам удастся проехать дальше, прежде чем нас заметят. Очевидно, что нам не повезло. Улицы заполняются. Странный голос внутри меня и вызванная им тревога быстро стихли, когда из домов начали медленно и осторожно выходить люди. Мужчины. Женщины. Дети. Казалось, они не замечали Джаспера или Киерана, будто вид первого без рубашки верхом на лошади – самое обычное явление. Может, так оно и было. Зато они широко раскрытыми глазами пялились на Кастила и меня. От всех, на кого я ни смотрела, исходило замешательство. Все словно застыли, а затем пожилой мужчина в синем прокричал: – Наш принц! Принц Кастил! Наш принц возвращается! По толпе пронесся вздох, словно порыв ветра. Двери лавок и домов распахивались. Должно быть, люди не знали, что Кастил очнулся после цветка теневика. Я гадала, что им известно о том, что произошло в Покоях Никтоса. Падал ли кровавый дождь на город? Конечно, они заметили деревья Эйос, хотя вид на горы сейчас заслоняли здания. Улицы заполнили взволнованные крики и приветствия, люди галдели, выскакивали из домов или высовывались из окон. Они воздевали дрожащие руки, и одни выкрикивали имя Кастила, а другие – благодарения богам. Пожилой мужчина упал на колени, сцепил руки на груди и заплакал. И не только он. Плакали женщины. Многие рыдали в открытую, восклицая его имя. Кастил пошевелился за моей спиной, а мои глаза расширились. Я… никогда не видела ничего подобного. Никогда. – Они… некоторые плачут, – прошептала я. – Думаю, они боялись, что я мертв, – заметил он. – Я довольно долго не был дома. Не уверена, что причина была в этом. Как я видела в Новом Пристанище и Пределе Спессы, он пользовался любовью и уважением. Я огляделась, видя мельтешение восторженных, улыбающихся лиц, и к горлу подступил ком. Подобного не происходило, когда в свои города приезжали Вознесшиеся. Даже когда королева или король выходили перед народом, что, насколько я помнила, случалось нечасто. Народ в таких случаях всегда молчал. Люди замирали, приветственные крики переходили в шепот. Сначала я не поняла, в чем была причина. Вольвены. Должно быть, в какой-то момент они отстали, но теперь вернулись к нам. Они бежали по улице, пробирались по тротуарам, двигались между смертных и атлантианцев. Они не рычали и не щелкали зубами, но их тела казались явно напряженными. Мою кожу защипало от осознания, что взгляды переместились с Кастила на вольвенов, а затем на меня. Я застыла, чувствуя, как смотрят на мою окровавленную грязную одежду и синяки. И шрамы. – Я бы выбрал другой путь к дому Джаспера, если бы было возможно, – сказал мне Кастил, понизив голос. Мы свернули на дорогу, где здания устремлялись к облакам, а из-за домов начали показываться кристально-чистые воды моря Сэйона. Я и забыла о предложении, которое Джаспер сделал в Покоях Никтоса. Значит, Кастил ехал к нему, а не к родителям. – Но это был наименее людный путь, – добавил он. Так это наименее людная территория? Здесь же… боги, здесь, должно быть, тысячи людей: на улицах, в окнах, на опутанных плющом балконах и террасах. – Знаю, что это чересчур, – продолжал он. – Прости, что не удалось это отложить на время. Я потянулась к его руке, легко лежащей на моем боку. На этот раз я не остановилась, а положила руку поверх его и пожала. Кастил повернул ладонь и вернул мне этот жест. Мы не стали расцеплять руки.