– Эти слова – этот титул – важны для нас. Они означают, что из крови тех, кто пал от рук Вознесшихся, и из пепла всего, что они разрушили, мы все равно восстанем. – Она склонила голову набок. – Для нас эти слова означают, что, вопреки тому, что с нами пытались сделать, мы не сломались. И мы восстанем снова. Я обдумывала услышанное. Королева пошла дальше, и я последовала за ней. – Знают ли Вознесшиеся, почему Последователи и атлантианцы так говорят? Она слегка улыбнулась. – Знают. И уверена, их сильно беспокоит то, что мы взяли их титул и превратили в нечто совершенно иное. Исходящая от нее волна удовлетворения вызвала у меня ухмылку. – Вот почему ты никогда не слышала этот титул. Сомневаюсь, что большинство ныне живущих смертных и даже некоторые Вознесшиеся его слышали. Они прекратили им пользоваться несколько столетий назад, примерно в то время, когда первые Последователи начали оставлять надписи с этими словами. Король с королевой постарались дистанцироваться от этого титула, но он отражает то, какие они. – Она поймала мой взгляд и пошла дальше. – Что касается нападения, в котором погибли твои родители, а ты получила шрамы. Тебе очень повезло остаться в живых. У меня ушло некоторое время, чтобы понять, что мы сменили тему. – Да, – согласилась я и задумалась. – Полагаете, я выжила благодаря моей кровной линии? – Пожалуй, да. В юном возрасте атлантианцы почти как смертные, но ты… Ты другая. Видимо, в тебе сильнее линия божества, и она тебя защитила. – Я… Я замолчала, и она, не дождавшись продолжения, бросила на меня быстрый взгляд. – Что? – Большую часть жизни удивлялась, как я выжила в ту ночь и почему… была избрана Девой. И теперь, когда знаю, почему, у меня еще больше вопросов, потому что мне столько лгали. Очень многое нужно осмыслить. – Но похоже, ты как раз этим и занимаешься. – Потому что у меня нет иного выбора. Я не могу отрицать. Мне становится дурно при мысли, что, должно быть, сделала Кровавая Корона, чтобы создать меня. А еще меня пугала мысль, зачем они все это делали. Но на этом я сейчас сосредотачиваться не могла. – Не только с той, кто могла быть моей матерью, но и с Малеком. Я знаю, что он не был хорошим человеком, но все равно – личностью. И тем не менее чувствую себя… отстраненно. Мне жаль, и я им сочувствую, но они незнакомцы, и это не меняет того, кто я. Неважно, во что верил Аластир и Незримые. Я не только кровь, которая течет в моих венах. – Нет, – сказала она чуть погодя. – Я тоже так не думаю. – Правда? – удивленно выпалила я. Она слабо улыбнулась. – Я помню божества, Пенеллаф. Хотя многие проявляли склонность ко всевозможным злодеяниям, не все они были такими. А другие? Если бы они впали в спячку, как боги, кто знает, что стало бы с божествами? Мы никогда не узнаем. Но Малек… он не был плохим человеком, Пенеллаф. Хотя я только что призналась, что Малек для меня лишь незнакомец, меня наполнило любопытство и потребность узнать больше о человеке, который был моим отцом. Вполне естественно. – Не был? – наконец спросила я. Она покачала головой, и ее черные волосы блеснули синевой на солнце. – Он не был плохим правителем. Долгое время он правил честно и справедливо. И он мог быть очень великодушным и добрым. Он никогда не обращался со мной плохо или умышленно грубо. – Он изменял. Постоянно, – вырвалось у меня, и я тут же пожалела, что высказала свои мысли. – Простите. Мне не следовало… – Не нужно извиняться, – сказала она с негромким смешком. – Он изменял. Да, постоянно. У мужчины две головы, и ты можешь предположить, которой он пользовался чаще. Я не сразу поняла, что она имеет в виду, а когда до меня дошло, я вытаращила глаза. – Но когда мы познакомились, он таким не был. Только под конец начала подмечать в нем это… брожение. Это сильнейшее расстройство, которое, как я решила, возникло еще до того, что он сделал со своей любовницей, потому что он превращался в нечто иное. Я… не знаю, что произошло, чтобы он изменился настолько, что больше не довольствовался мной и жизнью, которую мы пытались построить. Почему исчезли великодушие и доброта, которые некогда были его второй натурой. Но знаю, что моей вины в этом нет, и я давно перестала беспокоиться, почему он искал полноты и смысла в объятиях других женщин. Я пытаюсь сказать, что твой отец не был монстром, Пенеллаф. Он был божеством – самым могущественным из всех. Но при этом он был человеком, который заблудился. Я сильнее зауважала ее. Ей было бы так легко изобразить его одной краской, и я бы ее в этом не винила. Но она хотела, чтобы я знала: в этом человеке было и что-то хорошее. Я стала дышать чуть свободнее. Я оценила ее поступок больше, чем она, наверное, осознавала это. Но эта история вызвала у меня еще один вопрос. – Вы сказали, что преследовали его, потому что… – Потому что он мстил бы мне. Мстил бы Атлантии. Когда Совет потребовал, чтобы он разобрался с любовницей, которую вознес, он решил, что Совет его предал. А когда я расторгла брак и заняла престол при поддержке Совета, стало еще хуже. Он не мог в это поверить. Что его – божество и потомка Никтоса – могли свергнуть. – Она убрала с лица завиток волос. – И под конец наши отношения… совершенно испортились. Он бы вернулся, а после того, что сделал, он больше не годился в правители. – А Кастил годится, как вы думаете? – спросила я, рискуя снова оказаться в ситуации, когда мне придется извиняться. – Он сделал то же, что и Малек. Он понятия не имел, что я не стану вампиром. Она окинула меня взглядом. Мы проходили мимо кустов гибискуса с лиловыми и ярко-красными цветами. – Но я не думаю, что Кастил попытался бы занять трон, если бы ты стала вампиром. Я знаю своего сына. Он бы забрал тебя и уехал, не рискуя твоей жизнью в Атлантии. Малек же хотел и Атлантию, и свою вампирскую любовницу. Хотя меня беспокоит риск, на который пошел Кастил, ситуации не одинаковые. Она права. Ситуации не одинаковые. И она была права насчет того, что сделал бы Кастил. Хотя если бы я вознеслась в вампира, Кастил уничтожил бы немало людей, прежде чем уйти. Когда мы замолчали, я увидела сквозь высокие конусы фиолетовых и голубых цветов Киерана, который двигался по саду, не отставая от нас. Если он старался быть незаметным, ему это не удалось. Королева Элоана увидела, куда обращено мое внимание. – Тебе придется привыкнуть к тому, что в нескольких шагах от тебя всегда кто-то идет. Я перевела взгляд на нее. – Когда я была Девой, меня сопровождало много теней. – И мой сын был одной из них. – Она остановилась перед высоким кустом с бледно-розовыми цветами, который образовывал арку над каменной скамьей. – Да, был. – Не возражаешь, если мы сядем? – спросила она. – Я гораздо старше, чем выгляжу, а в последние пару ночей почти не спала. Интересно, сколько же ей лет? Я села. – У меня есть к тебе вопрос, – произнесла она, усевшись рядом со мной. – Вы с Кастилом… – Она сделала короткий вдох, но я все равно это почувствовала – сильное страдание, когда она медленно выдохнула. – Вы планируете найти и освободить Малика? Так вот о чем она хотела поговорить наедине. Я собиралась ответить, но остановилась – мне незачем лгать. Мы с Кастилом больше не притворялись влюбленными, чтобы добиться своих целей. Мы в самом деле любили друг друга, и это не изменило того, во что мы верили и чего хотели достичь. Однако когда сосредоточилась на ее эмоциях, в моем горле возник терпкий, горький вкус страдания, и я не хотела его усиливать. Но если надеялась наладить отношения с матерью Кастила, я не могла строить их на лжи. – Да, мы планируем найти и освободить Малика. – Вот зачем мой сын захватил тебя? – Ее янтарные глаза ярко вспыхнули – слишком ярко. – В самом начале? Он похитил тебя? Я кивнула. – Он собирался использовать меня для обмена. И по этой причине мы первоначально решили пожениться. Она слегка склонила голову. – Почему ты согласилась? – Потому что мне нужно увидеть брата, узнать, кем он стал. И у меня будет на это больше шансов с Кастилом, чем в одиночку, – призналась я. – Вот почему я изначально согласилась выйти за него замуж, и неважно, родной ли мне брат Йен или нет. Он мой брат. Вот все, что имеет значение. – Ты права. Он твой брат, как и люди, которых ты помнишь как родителей, – твои родители. – Она помолчала. – И как ты думаешь, что ты обнаружишь, когда увидишь брата? Этот вопрос так напоминал вопрос Кастила, что я невольно улыбнулась. – Надеюсь, что найду брата таким, каким его помню, – добрым, заботливым, терпеливым и забавным. Полным жизни и любви. – А если это окажется не так? Я на миг закрыла глаза. – Я знаю Йена. Если он превратился в холодное и бессмертное существо, которое живет за счет крови детей и невинных? Это будет медленно убивать его – убивать того, кем он на самом деле является и кто продолжает жить. Если он станет таким, я подарю ему покой. Королева Элоана пристально посмотрела на меня, и ее горе пронзило что-то, напоминающее уважение, вместе с теплым, ванильным вкусом сострадания. – Ты сможешь это сделать? – тихо спросила она. – Мне не хочется это делать. – Я смотрела, как ветерок колышет высокие цветы. – Но придется. – А сейчас? Ваш план по-прежнему в силе? – Да, – ответила я, но не остановилась на этом. – Но мы не притворяемся влюбленными, чтобы достичь своих целей, ваше величество. Я люблю вашего сына, и знаю, что он любит меня. Когда я сказала, что он первое, что когда-либо выбрала сама, я не лгала. Он… – Я улыбнулась, продравшись через спутанные эмоции, из-за которых мое горло сжалось. – Он для меня все, и я пойду ради него на что угодно. Не знаю точно, когда это изменилось для нас, но мы оба влюбились друг в друга задолго до того, как я узнала, что Хоук – не основное его имя. Ничего из этого не отменяет того, как мы к этому пришли, – через обманы и предательства. Но сейчас мы здесь – и это все, что имеет значение. Она сглотнула. – Ты в самом деле простила ему предательство?