Я немного задумалась. – Думаю, прощению придается слишком большое значение. Простить легко, но гораздо труднее забыть. Понять и принять гораздо важнее, чем простить. Я поняла, почему он лгал. Это не значит, что я согласна, но я это приняла и живу дальше. Мы оба живем дальше. Она склонила голову и кивнула. Я не знала, поверила ли она мне. Душевная боль заглушала все остальные ее чувства. Прошло несколько мгновений. – Как ты думаешь, Малик жив? – спросила она. – Кастил считает, что жив. Ее взгляд стал пронзительным. – Я спросила, думаешь ли ты, что Малик жив. А не что считает мой сын. Я застыла, глядя через ветки туда, где спиной к нам стоял Киеран. – Он… должен быть жив. Не потому что я так хочу ради Кастила и ради вашей семьи, но как еще мог вознестись мой брат? Мы не уверены, что они держат в плену еще одного атлантианца. – Я подумала о безымянной и безликой женщине, которая, возможно, была моей родной матерью. – И герцогиня Тирман утверждала, что Малик жив. Она не самый заслуживающий доверия источник, но думаю, она сказала правду. Только я не… – Что? – не дождалась она, когда я замолчала. Я почувствовала в ней крохотную искру надежды. – Только не знаю, в каком… состоянии он будет, – закончила я. Я сцепила пальцы на коленях, приготовившись к новой волне боли от королевы. Глаза защипало от слез, когда я посмотрела на нее. Она сжала дрожащие губы. – Простите. Я представить не могу, каково вам. Знать, что они обратили моего брата и, возможно, самую близкую подругу, уже достаточно тяжело. Но это другое. Мне так жаль. Она дышала так, будто воздух был полон осколков стекла. – Если он жив, и они так долго используют его? – Ее взгляд встретился с моим и обратился к небу. – Может, было бы лучше, если он… Она не закончила фразу, но в этом не было необходимости. – Если он был бы мертв? Ее плечи дернулись, и она быстро заморгала. – Ужасно так думать, правда? – Она прижала руку к груди и несколько раз сглотнула. – Особенно для матери, ужасно желать такое собственному ребенку. – Нет, но это… реальность, – сказала я, и ее взгляд метнулся в мою сторону. – Если вы так думаете, это не значит, что вы его не любите, не переживаете за него и не надеетесь, что он еще жив. – Как ты можешь говорить так, когда знаешь, что в глубине души я желаю, чтобы он перешел в Долину? – Вы знаете, что я могу ощущать эмоции, – заметила я, и она сжала губы. – Я чувствую ваше горе, но также вашу надежду и любовь к сыну. Знаю, что это реальность, – повторила я, ловя ее взгляд. – И я не считаю неправильным желать любимому человеку обрести покой. Я люблю своего брата. То, что мне, возможно, придется сделать, не меняет моей любви к нему. – Нет, – мягко согласилась она. – Только доказывает, как сильно ты его любишь. Я кивнула. – То же самое и у вас с Маликом. Несколько секунд она смотрела на меня, а затем на ее губах появилась слабая, дрожащая улыбка. – Спасибо, – прошептала она и похлопала меня по руке. – Спасибо. Я не знала, что сказать, поэтому не сказала ничего. Просто наблюдала, как она пытается успокоиться. Королева Элоана сглотнула и медленно, глубоко вздохнула. Ее боль улеглась, став по силе такой же, как боль, которую я ощущала от Кастила при нашем знакомстве. Ее черты разгладились, она прочистила горло и слегка подняла подбородок. Если честно, это впечатляло, ведь я знала, как глубока и ужасна ее боль. Может, мать Кастила никогда меня не полюбит и мы никогда не сблизимся, но это не меняло того, что она невероятно сильная женщина, вызывающая уважение и восхищение. – Итак, – начала она, складывая руки на коленях, – как же вы с моим сыном планируете этого добиться? – Мы выставим Кровавой Короне ультиматум. Они отпустят его брата, прекратят создавать новых вампиров и убивать тех, кто пожелает кормить их. И они уступят Атлантии контроль над землями к востоку от Нового Пристанища. – Я не знала, что ей уже может быть известно. – Если они откажутся, будет война. Она следила за маленькой синекрылой птичкой, прыгающей с ветки на ветку на розовом кусте. – И ты думаешь, что Кровавая Корона согласится на это? – Думаю, Вознесшиеся умны и сознают, что их контроль над Солисом держится исключительно на лжи и страхе. Они заявили народу Солиса, что я Благословленная и Избранная богами. А еще они доказывают, что от народа Атлантии эти же боги отреклись. Уверена, вы знаете, что народу Солиса говорят об атлантианцах – о том, как ваш поцелуй и есть то проклятие, что создает Жаждущих. Она закатила глаза, и я не смогла сдержать улыбки. – Мой союз с принцем Атлантии послужит доказательством, что это неправда. Проделает трещину в их лжи. Народ Солиса верит тому, что им говорят, потому что им никогда не позволяли видеть правду. Мы это изменим. У Вознесшихся не будет выбора. – Но будет ли этого достаточно, чтобы они отказались от власти? Прекратили кормиться и обращать людей в вампиров? Если бы я сказала, что надеюсь на это, мои слова прозвучали бы не слишком ободряюще. – Если Вознесшиеся хотят жить, они согласятся. – В том числе и королева с королем? Они останутся в живых и сохранят власть? – Нет. Они – нет, даже если согласятся с условиями. Я изучала ее профиль. Я не знала, известно ли ей о моих отношениях с королевой Солиса. – Илеана много лет растила меня. Это она меняла повязки и обнимала, когда мне снились кошмары. Она была самой близкой заменой матери, и я очень ее любила, – поделилась я, заставив себя расцепить руки. – Мне трудно совместить королеву, которую знала, и чудовище, которым она, очевидно, является. И не знаю, удастся ли когда-нибудь. Но мне не нужно долго думать, чтобы понять: ни она, ни король Джалара не должны жить. Не после того, что они сделали с Кастилом, с Маликом, моим братом и всеми остальными. – И с тобой? Я кивнула. Несколько мгновений королева Элоана молча смотрела на меня. – Ты серьезно это говоришь. Это был не вопрос, но я ответила: – Да. Она окинула взглядом мое лицо, чуть задержавшись на шрамах. – Мой сын сказал, что ты смелая и сильная. Я вижу, что это не преувеличение. Слышать такое от матери Кастила дорогого стоило, тем более зная, сколько в ней самой силы и мужества. Я вполне могла выкинуть какую-нибудь глупость, вроде пробежаться по саду или… обнять ее. Мне удалось усидеть на месте и удержать руки. – Но о чем мой сын не упомянул, так это о том, что ты еще и очень логично рассуждаешь, – добавила она. Я рассмеялась – ничего не смогла с собой поделать. Причем так громко, что Киеран оглянулся на нас, вопросительно вскинув брови. – Простите, – сказала я, подавляя хихиканье. – Кастил бы мог поспорить с тем, что логика – моя сильная сторона. Она слегка изогнула губы. – Меня это не удивляет. Большинство мужчин не понимают логики, даже если бросить ее им в лицо. На этот раз я рассмеялась гораздо тише, отчасти из-за ее ответа и удивления Киерана. – Но потому, что ты кажешься такой рассудительной, даже когда речь заходит об эмоциях, я могу быть откровенной, – продолжала она, и мое веселье пропало. – Должна признаться, есть еще одна тема, о которой хотела поговорить наедине. Мой муж хочет развязать войну с Вознесшимися – с Солисом. И кроме него этого же хотят многие. – Совет Старейших? По ее лицу пробежала тень. – Большинство из них хотят видеть Солис разрушенным. Лорды и леди Атлантии? Большинство из них тоже. И не только из-за того, что сделали с нашими сыновьями. А еще из-за того, что снова и снова делалось с Атлантией. Они хотят крови. Кастил говорил об этом. – Я могу это понять. – В комнате ты сказала, что хочешь нести в Солис смерть и разрушение, – указала она, и я поежилась, несмотря на тепло. – Валину, наверное, пришлось по душе, что он может получить поддержку в твоем лице. Но вряд ли ты понимаешь, что это на самом деле означает и что уже началось. Я накрыла колени ладонями. – А что уже началось? – Кастил не был дома и не видел, что мы ежедневно проводим учения наших войск за Эваемоном, и он не знает, что мы уже двинули большое войско к северным предгорьям Скотос.