Майя опустила голову. – Что ни новость, то шок. Наш особняк, который я любовно обставляла, украшала, делала уютным, Алексей подарил приюту для бомжей. Теперь там живут алкоголики, которые свои углы пропили, уголовники, на свободу отпущенные, их родные видеть не желают. И прочий сброд. Алексею отбросы общества очень жалко. А меня куда? Могу поселиться в квартире над гаражом, но лишь при условии, что буду работать управляющей в приюте. Если откажусь, то получу однушку на краю новой Москвы. Вместо надежного джипа мне купят дешевую малолитражку. Денежное содержание такое, что еле можно прожить. Шофера нет, домработница отсутствует, медицинская страховка тоже. Если заболею, лечиться мне придется в районной поликлинике. Майя схватилась ладонями за щеки. – Я лишь спросила: «Леша, за что? Неужели ты так ненавидишь меня за то, что тебя обожаю?» Он возмутился: «Я тебя люблю! Поэтому все делаю для твоего хорошего настроения. От денег одна беда! Счастья они не приносят! Хочу освободить тебя. Ты станешь радостной…» И тому подобный бред понес. Я попыталась объяснить, что мне жизнь богатой женщины очень нравится. Он стал спорить: «Просто ты не понимаешь пока, как жить надо!» Я стала его уговаривать не рушить мою судьбу. Мне показалось, что муж понял. Но через три дня мне ключи от однушки дали, машину привезли, а все карты заблокировали, оставили одну, на ней двадцать тысяч, месячный доход. Я его адвокату позвонила, заявила: «Это беспредел. Я подаю на развод, по закону имею право на половину всего, что в браке нажито. Придется вашему клиенту делиться бизнесом, своим особняком в этом Городе, банковскими счетами. Так ему и передайте! Меня выкинуть, как кожуру от банана, не получится!» Юрист ответил: «Насчет одной второй нажитого вы совершенно правы. Но у вашего супруга ничего нет. Бизнес давно продан, деньги отданы на благотворительность, особняк оформлен как собственность Города, Николаев приобрел право проживания, но не дом. Свои машины он передал в фонд помощи многодетным, сел на самые дешевые российские колеса. Взять у него нечего». Майя застучала кулаком по столу. – Не верю, что Леша нищий! Неправда! Мне он сообщил, что коттедж в этом Городе купил! Купил! Он его собственность. Он какое-то новое дело задумал, вот и устроил спектакль! Все у него есть! Спрятано! Поехала сегодня к нему, хотела спокойно побеседовать. Майя посмотрела на меня. – Остальное вы знаете. И как вам эта история? Денег нет. Как жить, не знаю. Очень хочу найти врача, который даст Алексею лекарство, и мой муж очнется. Его этот колдун чем-то опоил. Город – секта! Помогите! Умоляю! Я погибаю. Глава двадцать девятая На следующий день в районе полудня я сидел в просторном кабинете следователя Пилкина. – Ваня, открой секрет, почему у тебя живот не растет? – осведомился Георгий. – Небось в фитнесе живешь? – Вообще спортом не занимаюсь, – признался я. – Значит, не жрешь ничего! – решил Жора. – А я весь день в бегах-делах. Поесть некогда. Вечером приду домой, а там Маруся моя и суп сварила, и котлет пожарила, и яблочный пирог испекла, и соленья на столе… Накинусь на еду, как крокодил на зайца. Напихаюсь до носа – и спать. Утром встаю на весы. Плюс два кило. – А ты не вставай на весы, – засмеялся я, – и нет проблемы. – Есть, – возразил Жора, – брюки не застегиваются. – Купи новые и забудь о весе, – посоветовал я. – Ладно, давай о деле, – пробурчал друг. – Ты занимался делом Сигизмунда Малежкина… – начал я. – Давно это было, – заметил Георгий. – Помнишь подробности? – спросил я. – Да. Ты заранее сообщил, о чем говорить будем, я порылся в архиве, – кивнул приятель. – Я был простым членом группы. Не шефом. – Можно наш разговор послушает Борис, мой помощник? – спросил я. – Включу телефон. – Пожалуйста, – согласился приятель. – Сигизмунд грабил обеспеченных людей, – продолжил я, – забирал драгоценности, убивал их владельцев. – Откуда сведения? – удивился приятель. Я быстро рассказал, чем мы с Борей занимаемся, передал то, что узнал от Алены. – Дети, дети, – протянул Георгий, – взрослые им правду не говорят. В особенности если она такая, как у Малежкиных. Жену Сигизмунда помню, она беременная ходила, рыдала в кабинете: «Отпустите мужа, он не виноват». Это уже после суда. Она того совсем. Георгий повертел указательным пальцем у виска. – Как я его освобожу? Попытался ее аккуратно из кабинета вытурить, не получилось. Она в мой стол вцепилась. «Не уйду, пока Гизи домой не отправится». Не понял, про кого она говорит, затем сообразил – домашнюю кличку Сигизмунда назвала. Жора встал и открыл сейф. – Я в то время был обычным сотрудником, но очень хотел главным стать, старался изо всех сил. Биографию Сигизмунда тщательно проштудировал. Он с детских лет был вор, врун, мерзавец. Кучу школ сменил. Изо всех выгнали за неуспеваемость и нечистые руки. Крал деньги у школьников, учителей, тырил в гардеробе чьи-то новые вещи, продавал. – Такой пионер ребятам не пример, – пробормотал я. – Вот откуда у парня дурные наклонности? – недоумевал Жора. – Родители нормальные, брат пианист, на разных конкурсах награды получал. Разница в возрасте у братьев маленькая. Как получается, что один сын на зависть всем, а второй – горе и позор семьи? Сигизмунда после окончания школы еле-еле пристроили в вуз. Его мать дружила с ректором института, где был факультет подготовки ювелиров. В другом месте у него даже документы не взяли бы. Наверное, родители решили: тому, кто работает руками, не нужны глубокие научные знания. – Примитивное понимание ювелирного искусства, – вздохнул я. – Думаю, необходимо изучать истории создания разных украшений, прочитать много книг, побывать в музеях… – Ваня, я излагаю не свою позицию, а матери Сигизмунда, – остановил меня Пилкин, – она рассчитывала, что сына научат мастерить что-то простое: кольца, бусы, диплом дадут. Потом его родители куда-то пристроят! Но парень неожиданно увлекся ремеслом, у него обнаружился талант. Сигизмунд делал оригинальные вещи, обзавелся своей клиентурой, стал звездой вечеринок. Веселый, остроумный, с хорошо подвешенным языком, внешне симпатичный молодой мужчина нравился многим. Его охотно звали в гости, а Сигизмунд во время тусовок находил заказчиков. Жил он не с родителями, купил квартиру. Его талант приносил ему доход. Бронислав успешно концертировал. Родители не могли нарадоваться на своих мальчиков. Все рухнуло в один день. Сигизмунда задержали и отправили в следственный изолятор. Георгий встал и засунул в кофемашину капсулу. – Тебе не предлагаю, знаю, ты это не пьешь. А нам, госслужащим, любой кофеек в радость. Мужик один агрегат подарил, исправно нам запасы заварки пополняет. Вытащили его из дерьма. Если бы не мои ребята, мотать бы дураку срок за свою болтливость. Ну да не о нем речь. Жора поставил кружку под носик. – В России много музеев. Почти в каждом городе один, а то и несколько есть. Я говорю о мелких населенных пунктах. Москва, Питер, другие мегаполисы не в счет. Лисовск. Слышал о таком? – Нет, – признался я. – Всего двести километров от столицы, – уточнил Георгий, – уютный, зеленый, не шумный Лисовск привлекает туристов тремя древними действующими монастырями. Еще там есть усадьба дворян Беркутовых. Она на удивление хорошо сохранилась, в ней открыт музей дворянского быта. В комнатах аутентичная обстановка, в витринах выставлены одежда и ювелирные украшения. Бюджет у провинциальных музеев маленький, в каждом зале смотритель не сидит. Группа ходит с экскурсоводом, одиночный посетитель бродит сам по себе. Вся история начиналась в этом музее. В Лисовске серьезных преступлений никогда не было. Пьяные драки, семейные разборки, кражи в магазинах, мелочь всякая. Музей же просто остров тишины, служат в нем немолодые тетушки. А потом разразился скандал. Одна посетительница показала на витрину и потребовала ответа от местного начальства. – Где серьги и браслет? Приезжала к вам месяц назад, пришла в восторг от набора, сделала фото. Сегодня прибыла для интервью с телебригадой. Мы с вами договорились о съемках, я журналистка из Москвы. Хотела рассказать о драгоценностях, которые у вас представлены. – Хорошо помню о приезде телевидения, – подтвердила заведующая, – мы вам рады. Что не так? – А то, что вы распродаете втихую не свое имущество! – вскипела корреспондентка. – Могу показать фото, оно недавнее. Сравните его с экспозицией. – Продемонстрируйте снимок, – потребовала директор музея, увидела фото, глянула в витрину и умолкла. Ювелирного набора на месте не было. Журналистка подняла громкий скандал, его эхо докатилось до федеральных каналов. Распространению новости способствовал июль месяц. Летом особых событий нет, знаменитости улетают кто куда, ничего интересного не происходит. Исчезновение из музея мало кому известного Лисовска серег и браслета осенью бы не привлекло внимания. Украли и украли. Но летом о пропаже сообщили почти все СМИ. Заведующую музеем без суда и следствия корреспонденты назвали воровкой. Женщина не выдержала позора, покончила с собой. Вслед за матерью таблеток наглоталась ее дочь-инвалид, которую хотели сдать в дом престарелых. В могилу опустили два гроба. Крик журналистов стал еще громче и превратился в истеричный вой, когда другие подмосковные музеи стали сообщать о пропаже из своих собраний колец, серег, диадем, ожерелий. Стало ясно, что орудуют воры. СМИ мигом переобулись. Самоубийц возвели в ранг мучениц, в смерти матери и дочери обвинили журналистку, которая первой сделала гневный репортаж о краже в Лисовске, завершив его вопросом: – Не жмет ли директрисе плечи шуба, купленная на деньги от продажи народной собственности? Инициативная группа из нескольких жителей Лисовска, возмущенная тем, что корреспондентка довела до смерти мать и ребенка-инвалида, подкараулила сотрудницу телевидения и избила ее. Корреспондентка умерла в больнице. Жора допил кофе. – Следственная бригада утонула в сообщениях доносчиков из разных хранилищ. «Наша заведующая купила машину. А со стенда пропало колье». Мы постоянно ездили по разным городам. – Почему все кражи обнаружились почти единовременно, – удивился я, – навряд ли воров было много? Один, два, ну три человека. Как они сумели столько награбить? – Преступник работал исключительно в бывших дворянских усадьбах, – начал объяснять Георгий, – там экспозиции однотипные. Ювелирка заперта в стеклянных шкафах, витринах, но замки такие, что легко шпилькой открыть. Для профессионала секундная работа. Камеры в то время даже не во всех столичных музеях были, а провинция же экономит каждый рубль. Народ в залах не толпился, тишь да гладь вокруг, вот и расслабились сотрудники. Я уже говорил, что охраны не было, на одиночного посетителя внимания не обращали. А вор действовал не нагло, всю витрину не обчищал, замки не ломал. Работал аккуратно, утаскивал, например, кольцо, слегка передвигал остальные экспонаты, забирал табличку с сообщением про перстень, который спер, запирал стеклянную крышку. Пустое место не бросалось в глаза, экскурсовод произносил привычную фразу: «Здесь можно увидеть прекрасные украшения хозяйки усадьбы» и, не глядя на экспонаты, отходил, чтобы дать людям возможность полюбоваться драгоценностями. Проверять свои единицы хранения в музеях начали лишь после поднятого в СМИ шума. Знаешь, почему я так хорошо все помню? Дело это послужило моему продвижению по службе. Оно трамплин для взлета. Вышло так, что именно я нащупал дорогу к преступнику. Глава тридцатая Георгий взял свою пустую чашку и опять направился к кофемашине. – Я с детских лет дружу с сыном актрисы Клавдии Вулкиной. Она мне на работу позвонила, спросила: «Жорик, ты, случайно, не знаешь, кто из твоих занимается поиском гаденыша, который музеи обворовывает? Об этом сейчас пресса постоянно пишет». Я ответил ей: «Тетя Клава, случайно знаю. Я в следственной бригаде». Она обрадовалась: «Отлично. Пойди доложи руководству, что я в курсе, кто грабит экспозиции. Купила у вора комплект за бешеные деньги. Сегодня ему позвоню, приглашу в гости, заведу беседу, запишу на магнитофон, привезла его из Японии, куда на гастроли летала. Отдам тебе пленку, а ты передашь своему начальству. Тебя похвалят, заметят. И пойдешь в гору». Я испугался: – Тетя Клава, если думаете, что вам известен вор, не играйте в сыщика. Опасно это. Она засмеялась: – Малыш, не учи меня жить. И трубку повесила, а мне уезжать в Тульскую область, там новое ограбление музея. Вернулся через два дня, набираю домашний номер Вулкиной, попадаю на ребят из местного отделения. Самоубийство. Я к шефу на рысях, он бригаду на квартиру отправил, меня старшим впервые назначил. Вошли в квартиру. На столике у кровати пустой стакан, рядом упаковка из-под таблеток. А я по дороге ребятам про Клавдию рассказал. Вулкиной за шестьдесят, но проблем с ролями у нее не было. Она играла в театре, снималась в кино, ездила по стране с авторской программой. Мужа нет, сын взрослый. Поскольку мы с Вадимом хорошие друзья, я знал, что у Клавдии постоянно были молодые любовники, впрочем, она их никогда не скрывала. В искренности чувств юношей, которые спят с пенсионеркой, получают от нее подарки и деньги, я сильно сомневаюсь. Но Роман, с которым Вулкина жила последние два года, похоже, ее любил. Он нам рассказал, что актриса собирала ювелирные украшения, обожала их всем сердцем. Но это я и без него знал. А вот дальше шел интересный рассказ. Некий ювелир иногда предлагал Вулкиной приобрести нечто старинное, оригинальное. Чемоданчик с «алмазным фондом» актриса хранила на полке в гардеробной. Роман за неделю до смерти Клавдии улетел в Мурманск. У него заболел отец, требовалась операция. Вернулся парень, когда на месте уже работали наши эксперты. Роман сразу спросил: «Чемодан с ювелиркой на месте?» Захоронку не нашли. И сей факт окончательно отмел предположение о суициде. Хотя я не сомневался в убийстве. Хорошо Вулкину знал. Актриса до последнего ногтя! Демонстративная личность! А нет записки. Лежит в кровати без макияжа, прически, в старой пижаме. Ну это не в характере Клавдии. Задумай она припугнуть кого-то добровольным уходом из жизни, то непременно организовала бы красивый спектакль. Привела себя в порядок, вызвала «Скорую», врачи успели бы войти в квартиру к моменту проглатывания дамой пилюль. А здесь все неправильно. И поводов для суицида нет, карьера на взлете, обласкана зрителем, режиссерами, правительством. У Клавдии полно наград, много денег. С любовником никаких трений. Даже злоязыкие коллеги как один говорили, что Роман обожал Клавдию. Это не добровольный уход из жизни, а убийство, замаскированное под суицид. Если вспомнить наш с ней разговор, то станет понятно, что кто-то узнал о желании Вулкиной встретиться со следователем и убрал актрису. Вероятно, человек этот связан с кражами из музеев. Георгий вынул из ящика письменного стола пакет с печеньем. – Угощайся. – Спасибо, – поблагодарил я.