– Что ж, здесь я, пожалуй, больше ничего не узнаю, – закончив осмотр, Холмов направился к дверям. – Выйду на улицу, проверю следы на клумбе, а вы, господа, можете пока присесть и подождать меня здесь. Он ушёл, а я торопливо занял единственный стул в комнате, тем самым, в отместку за тупые издёвки, поставив орка перед выбором, садиться ему на заляпанную кровью постель или же так и оставаться стоять. Тимон, правда, не долго раздумывая, обманул все мои ожидания и по стародавней привычке пристроился на подоконнике. Тем самым оказавшись ещё и в более выгодном положении. Ему хотя бы видно было, чем там инспектор занимается. А мне вот только и оставалось, что тупо пялиться в потолок. Вскоре я и вовсе начал клевать со скуки носом. Но окончательно провалиться в дрёму мне не дал Тимон. – Эй, братец, – окликнул он меня, слезая с подоконника, – иди-ка сюда. Шарап Володович что-то от тебя хочет. Пришлось вставать и идти открывать окно. – Мне нужно, – не стал тянуть кота за хвост инспектор, – чтобы вы, мой друг, выпрыгнули из окна сюда ко мне. – Хм, вы уверены, Шарап Володович? – я глянул вниз. До земли больше двух метров, а у меня не так, чтобы все раны полностью зажили. – Может, другой кто? Я с намёком качнул головой в сторону орка. – Господин Тимонилино слишком тяжёл для данного эксперимента. Судя по фотографиям в спальне, вы более всего по комплекции напоминаете старшего сына убиенного. Искать кого-то подходящего среди дворни покамест пустая трата времени. Только, прошу вас, прыгайте не по центру. Сместитесь левее. – Ладно, как скажете, – вздохнул я, забираясь на подоконник. Надо же, а я ведь тоже видел фотографии на стене и ещё на комоде, но даже не удосужился их рассмотреть. Не профессионально, однако. – А левее с вашей или с моей стороны? – Не важно. Главное, постарайтесь не затоптать следы преступника. А они сейчас прямо под вами. Усевшись на широкий жестяной слив, я свесил ноги наружу и посильнее оттолкнулся руками, чтобы приземлится на клумбе, а не на твёрдой отмостке. Одной ногой угодил на какой-то цветочный кустик, другой недурно увяз во в недавно вскопанной сыроватой земле. – Прекрасно, – радостно сообщил инспектор, едва взглянув на след от моего сапога. – Я так и предполагал. Размер отпечатков примерно одинаков, но разница в их глубине очевидна. Пойдёмте поскорее проведём опрос свидетелей. Холмов направился в сторону крыльца, а я, прежде чем последовать за ним, решил сам сравнить следы, благо они оказались совсем рядом друг с другом. Ну да, отпечаток моей ноги был глубже, чем у убийцы. Но примерно совпадающие размеры обуви вроде бы ещё означают, что у нас с ним и вес одинаков. В доме Холмов самой первой решил допросить вдову хозяина дома. Расположились в гостиной, где Ульяна Карповна, всё с той же недовольной миной, усевшись за столом напротив инспектора, весьма неохотно принялась отвечать на его вопросы. Скрестив руки на груди и надменно задрав подбородок, она взирала на Холмова сквозь недобрый прищур. Ещё и каждое слово цедила сквозь зубы, будто скупясь на звуки. И заметно оживилась, лишь когда речь зашла о подозреваемом. – Ерёмка виноват, тут и не сомневайтесь. Он, беспутник, ещё с вечера навеселе явился да с Пантелеем Марковичем за ужином зло поцапался. Да настолько, что отца чуть удар не хватил, так сильно тот от волнений лицом раскраснелся. – И из-за чего же та ссора произошла? – решил уточнить инспектор. – Так известно, из-за чего! – Ульяна Карповна чуть наклонилась вперёд, – из-за девки той, что Ерёмка в дом всё норовил притащить. Мало того, что приблуда эта эльфийского роду будет, так она ещё и прошлым не чиста! Говорят, что ранее, проживаючи в столице, имела девица сея связь с неким господином, из очень высоких особ. А как рассорилась с ним, так к нам сюда и подалась на скромное проживание. Да Ерёмке, стыд совсем потеряв, голову-то и задурила, ликом смазливым да манерами столичными олуха нашего прельстив. – Я так понимаю, – перебил я тётку, уже чуть ли не брызжущую от возмущения слюной, – речь идёт о Федоре Кузьминичне? – О ней, – активно закивала та, – о ней, паршивке коварной. Будучи в стеснённых обстоятельствах, как есть, надумала Ерёмку на себе женить, семейство наше опозорив и хозяйство к рукам своим прибрав. – То есть, – сделал я вполне логичный вывод, – вы тоже были против их отношений? – Да где ж это видано, – возмущённо тараща на меня глаза, всплеснула руками Ульяна Карповна, – чтобы человек и вдруг с эльфийкой постель делить стали?! Орк рядом со мной хрюкнул в кулак. Ладно хоть тут додумался свой комментарий не вставлять. – Что было дальше? – вернул Холмов беседу в нужное русло. – Так Ерёмка стал кричать, что Пантелей Маркович ему жизни не даёт, доверием не обличает и в средствах неоправданно стесняет, в грош его потребности не ставя. А сам, что ныне, что доселе, благоразумия и не являл вовсе, всё больше распутничая. То по кабакам пьянствовал, с дружками сомнительными водясь, то в карты проигрывался. То стишки неприличные складывал, а после, напившись, по тем же кабакам эти вирши свои непотребные девицам распутным декламировал. Уж Пантелею Марковичу про то не раз сказывали, но он всё образумить сынка непутёвого пытался и усовестить. Да почто ему отцовские увещания… – Понятно, – оборвал тётку Холмов. – Далее вечером что происходило? – Вина выпил и ушёл, неблагодарный, дверью хлопнув, – вновь откинулась назад и сощурилась Ульяна Карповна. – Крикнул напоследок, что судьба Пантелея Карповича всенепременно накажет, и ещё погрозился, что сам тому поспособствует. – Маменька, кто это? – в гостиную забежал мальчишка лет шести-семи и стал без стеснения нас разглядывать, особое внимание, естественно, уделяя орку. А тот и рад стараться. Устроил стоматологический перфоманс, продемонстрировав настолько плотоядную улыбку, что, как мне показалось, вогнал ребёнка в шок и трепет. Мальчишка прямо-таки вжался в мать, поднырнув ей под руку и крепко обняв. – Это, сынок, господа из сыска, – Ульяна Карповна чмокнула дитятю в лоб и успокаивающе погладила по голове. – Пришли пораспросить про братца твоего непутёвого. Поздоровайся с господами, не будь невежей. Господа, прошу любить и жаловать, это Анисим Пантелеевич, – представила она нам мальчика, – младший сынок Пантелея Марковича. – Моё почтение, милостивые судари, – отстранившись от матери, обозначил лёгкий поклон кивком Непряхин-младший и, округлив глаза, поинтересовался: – А правда, что Ерёмушка тятеньку зарезал? – Ульяна Карповна, – проигнорировал инспектор вопрос мальчика, – я пока что не имею более вопросов к вам. Но не исключаю, что таковые могут ещё появиться. С вашего позволения, я покамест проведу опрос вашей прислуги. Соблаговолите незамедлительно распорядиться, чтобы они поочерёдно являлись ко мне на беседу. Хозяйка дома согласно кивнула, поднялась и, ласково приобняв своего отпрыска, удалилась с ним восвояси. А к нам, и минуты не прошло, как явился невысокий седобородый дедок, бодро представившийся Прохором. Худющий, с очень морщинистым лицом и совершенно беззубый. – Что можешь рассказать по вчерашний вечер? – начал свой допрос Холмов, сурово взирая из-под нахмуренных бровей на вытянувшегося в струночку старика. – Да не виляй, правду говори. Был ли свидетелем ссоры хозяина дома со своим старшим сыном? – Да как же не быть? – зашамкал дед в ответ. – Барин с барчуком так шуметь изволили, что и глухой услыхал бы. – Сильно ругались? – Ох, и сильно. В голос кричали дружка на дружку. – А ранее бывало такое? – Как же, бывало. Иной раз так разругивались, что Пантелей Карпович сынка грозился из дома выгнать да наследства лишить. Но только барин отходчивый был, подолгу зла на Еремея Пантелеича никогда не держал. – А в этот раз как? Сызнова грозился? – Давеча барчук раньше убёг. Дверью, от батюшки вышедши, хлопнул. Злющий был. Штоф водки стребовал да чуть не с руками его у меня вырвал. И убёг. – Он угрожал отцу расправой? – Какое там! Ляпнул что-то в сердцах напоследок, но не со зла, а всё боле от обиды. – Не сказал, куда направился? – Никак нет, – мотнул головой Прохор. – Да дело привычное, не иначе в любимый свой кабак спровадился. – А после не видал ты его? Не возвращался Еремей Пантелеевич ночью? – Не видал, ваше благородие. – Хм, – Холмов потарабанил пальцами по столу. – Скажи, а дом на ночь запирают? – Да почто ж его запирать? Только ворота от чужих и затворяем. – Значит, – поднял правую бровь инспектор, – ночью на двор незамеченными ни чужой кто, ни барчук не могли явиться? Ведь иначе кто-нибудь да должен был их впустить. – Барчук явиться мог, – не согласился с выводом Холмова дед. – Через калитку, что на заднем дворе. Кто свои, все про неё ведают. – Дело ясное, – вздохнул я, глядя вслед отпущенному инспектором Прохору, – что дело тёмное. – Вы правы, – кивнул Холмов. – Пока что ясности особо не добавилось. На то, чтобы опросить всю оставшуюся дворню ушло не больше часа. Ничего нового мы не узнали. Большинство из слуг были свидетелями ссоры, но никто не видел вернувшегося с попойки Еремея. И чужих на дворе не примечал никто. Ночью все спали спокойно и про убийство барина узнали лишь по утру. Тело нашла совсем молодюсенькая служанка Глашка, визгом своим разбудившая хозяйку и заодно взбудоражившая весь дом. Беседа с ней, кстати, вышла самой непродуктивной. Девка, узревшая эдакие кровавые страсти, всё ещё находилась под впечатлением и на расспросы Холмова отвечала каким-то тихим невнятным блеянием. Закончив с прислугой, сходили к той самой калитке на заднем дворе. Выглянули наружу. – Сомневаюсь, что здесь кто-то проходил, – самым первым на этот раз высказался Тимон. – Место из-за деревьев тенистое, грязь после дождей до сих пор не высохла. А следов свежих на тропке и не видать. – Разве что, – качнул головой Холмов, – по траве кто прокрался. С момента преступления прошло несколько часов. Трава тут низкая, могла уже и выправиться. А на самом дворе, хоть травы и нет, но хожено уже немало. Если преступник и наследил где, следы его полностью уже затоптаны. – Ваши благородия, – окликнул нас подошедший дед Прохор, – извольте в дом пройти. Там жандармы Еремея Пантелеича доставили. Вас дожидаются. Вернулись в гостиную. Жандармы, что привезли арестованного, так возле него и торчали истуканами все втроём, не решаясь отойти ни на шаг. Ещё и урядник подошёл, к охране присоединившись. Словно матёрого киллера стерегли. Хотя сам Непряхин, особенно на фоне этих дуболомов в форме, выглядел совершенно безвредным. Холмов немного ошибся, говоря о схожести наших с подозреваемым комплекций. Был Еремей и ростом пониже, и сложением похлипче, что вполне могло объяснять менее глубокие следы на клумбе. Впрочем, завзятым паркурщиком, в пьяном виде запросто сигающим с такой высоты, Непряхин мне слабо представлялся. Сразу ведь видно было – перед нами совершенно неспортивный рохля, да ещё и сильно страдающий с перепоя. На бледном лице кривоватая гримаса, одновременно выражающая вселенскую печаль и муки адовы. Взгляд безотрывно устремлён на наручники, сковывающие тонкие запястья. Под глазами тёмные круги. Слегка вьющиеся светлые волосы, хоть и оставались уложенными на прямой пробор, но всё равно вил имели довольно взъерошенный и неухоженный. Сюртук и брюки хорошего сукна, но недурно так измяты. Сорочка сильно несвежая, галстук сбился куда-то набок, лакированные ботинки не чищены и покрыты солидным слоем пыли. – Господа, – обратился к жандармам Шарап Володович, едва глянув на похмельного бедолагу, еле стоящего на ногах, – окажите любезность, снимите с подозреваемого наручники. А вы, молодой человек, присаживайтесь. Инспектор сам уселся за стол и Непряхину указал на место рядом. Тот благодарно кивнул и, как только ему высвободили руки, безвольно плюхнулся на стул. – Водицы бы испить, – поднял он просительный взгляд на Холмова. – Разумеется, – согласился тот и окликнул Прохора, маячившего в дверном проёме: – Любезный, принеси Еремею Пантелеевичу что-нибудь горло промочить. Дед спешно испарился, а инспектор, подозвав к себе старшего из продолжавших стоять столбами жандармов, стал что-то активно нашёптывать тому на ухо. Служивый всё внимательно выслушал, кивнул, взяв под козырёк, и торопливо покинул нас, не забыв прихватить с собой всех своих товарищей. – Вот, барин, рассольчику хлебни, – сапоги жандармов ещё грохотали по коридору, а возле Непряхина уже засуетился Прохор, притащивший на подносе хрустальный графин со стаканчиком. – Может откушать чего принести?