— Вера, ну бред ведь? Вера? — Произнес Артем, повернув голову вниз. И никого в своих объятьях не обнаружил. Исчезла, словно ветер. — Ну, как-то так, — с тоской протянул я, подытоживая. — Максим, а ну-ка отойдем, — мрачно заявил Артем и, положив руку мне на спину, направился по газону в глубину аллеи. Я плелся рядом, примерно зная, что он скажет, и что буду вынужден ответить я. Что с меня спросят — и что потеряю… — Максим, — тяжело вздохнул Артем и медленно выдохнул. — Ты с ума сошел такое при ней говорить? Ты хоть понимаешь, на минуточку, что все твои измышления просто могут оказаться ложными? — Да… — А мне кажется, ни черта не понимаешь! Мы все, все люди — все кому-то родственники! Ну не бывает такого, чтобы не нашлась какая-либо родня! Да у меня в этом университете с десяток кровников будет! Мне что, всю их родню резать?! Мы, молодые, мы можем договориться и помириться, в этом наша сила! — Не тот случай. — Отрицательно мотнул я головой. — Слушай, у нашего рода нет и не было с Наумовыми никакой вражды. Это, можно сказать, жемчужина для меня была! Которую я сам нашел, сам отыскал! Ты хоть понимаешь, что ты мне праздник принес, новость радостную?! Какого демона ты вспоминаешь свою прежнюю родню и все портишь? Кто эта родня тебе?! — Да никто, — отвечал я спокойно и размеренно. — Только вот кровник он мне, этот Наумов. Если ты счастье свое заберешь, то жизни мне на вашей земле не станет. — Что за чушь! — К жене, скажешь, не прислушаешься? — Чуть наклонил я голову. — Я способен принимать решения взвешенно и трезво, без эмоций, — категорично ответил Артем. — А если она скажет, что я к ней приставал? — А ты к ней приставал?! — Успокойся. Я для примера, спокойный ты наш, — вздохнул я. — Скажет, что угрожал. Не сейчас, так как дети у вас пойдут, подстроит так, чтобы меня в виновники зачислить. Это ведь легко, ты знаешь. — И всегда есть за что! — Тем более… Они ведь, аристократы, не сегодняшним днем живут, а десятилетиями. Вот и выходит, что счастье — твое, а беда — моя. — И ради твоей беды, мне от своего счастья отказываться? — С горечью произнес Артем. — Ежели было твое счастье, то я сам отошел бы в сторону. — Честно посмотрел я ему в глаза. — Только это ведь кем-то придумано, запланировано. И уши ИСБ торчат из-за каждого угла. Пустишь в свой дом такую хозяйку? — Максим, погоди. — Потер он ладонями виски. — Да с чего ты решил, что это чей-то план? — Ты — княжич. Вокруг тебя всегда будет чей-то план. — Да брось ты, на самом деле! — В сердцах махнул он рукой. — Сам себе голову заморочил, теперь еще мне! Это — случайность! Вся наша с ней встреча! — Артем, она — одаренная. — Привел я довод. — Сам понимаешь, какая это редкость. Где хоровод женихов вокруг нее? — А ты на меня глянь, — состроил он жуткую физиономию и приосанился. — Согласен, неубедительно. — Отступил я. — Они еще могли не приехать с летних каникул. Артем задохнулся от возмущения. — Так, Максим. Стоп. — поднял он ладонь. — Давай рассуждать логично. Ты исходишь из того, что случайности — не случайны. Так? — Именно. — Даже про деда ее подозрительного сейчас вспоминать не будем. Я многих знавал, которые вроде умерли, но на самом деле живы по разным заслугам. Свету ту же вспомнить — согласен? — Допустим. — Но пойми правильно, Максим, весь мой сюда приезд — это и есть одна глобальная и неучтенная никем случайность! — Выдал он голосом триумфатора. — Никто не мог даже подумать, что будет у нас в княжестве такое! Никто помыслить не мог, что мне придется срочно сбегать из дома! Есть, знаешь ли, обстоятельства! И тем более, откуда кто мог знать, что я поеду поступать в МГУ! Ну, могло быть такое запланировано? А я молчал, опустив взгляд на траву. — Максим, чего молчишь? Где-то рядом шумела толпа, ожидая такое важное знание, которое не было для многих секретом еще прошлым вечером… — Максим?.. — Могло, — слово вышло вязким и тяжелым. — Что значит «могло»?.. — В самом деле растерялся Артем. — Погоди… Ты хочешь сказать, что… Я поднял голову, но так и не смог посмотреть ему в глаза. — Это все для твоего блага. — Фраза вышла сухой и казенной. Все ее говорят, когда приходит время. И никто ей не верит. В грудь толкнуло волной гнева — пока еще только ее первой и слабой… — Ты устроил переворот в моем княжестве? — Вкрадчиво спросил Артем Шуйский. — Ты — посмел… — Так было нужно. Холод и давление в грудь, еще больше холода и давления — и желтые листья опадают с деревьев листопадом на плечи… — Как ты мог. Я считал тебя своим другом. Как же много холода и листьев, что почти скрывают крупный силуэт друга в паре шагов. Листья отчего-то кружат и не падают на землю. Где-то далеко-далеко раздаются тревожные голоса и вскрики. — Я — смог. ИСБ — сможет тоже. — Все же смог посмотреть я Артему в глаза. — Только я останусь в твоем прошлом, а она пойдет с тобой в будущее. Аллея вокруг словно сошла с ума, переживая в одно мгновение целую осень. Все тонуло в шелесте листьев, весь мир превратился в оттенки красного и желтого, бесконечно сменяющиеся перед взором. А мы продолжали смотреть друг на друга, зная почти наверняка, что стоим так близко в последний раз. — Не хочу тебя видеть. — Отвернулся Артем и шагнул в желто-красный хоровод шороха и шелеста, почти сразу пропав из вида. Листья опадали еще долго. А когда опали, открыли вид на низкое, иссиня-черное грозовое небо над голыми, облетевшими кронами деревьев. * * * Ника Сергеевна Еремеева, аристократка в энном поколении, одаренная в ранге ветеран, хозяйка ресторана и акционер родовых предприятий, сидела за столиком недорогого кафетерия и пыталась, не залезая в сумочку и кошелек, вспомнить, хватит ли у нее денег на полноценный обед. Пожалуй, это был первый случай в ее жизни, когда бедность всерьез вцепилась ей в глотку. Даже в темные годы непонимания и всеобщей изоляции не было такого, чтобы она считала рубли и копейки. Да она вообще не могла вспомнить, чтобы когда-нибудь думала о деньгах меньше, чем в сотню рублей номиналом! В конце концов, была пластиковая карточка с тщательно откладываемыми средствами на черный день. Только вот черный день пришел, и в первую очередь заблокировали все карты, счет ресторана и наложили арест на ее акции. Оказывается, напольное покрытие вагона метро стоит каких-то адских денег, за простой состава и кольцевой лини взяли еще в два раза больше, а выломанные в процессе движения турникеты, судя по предъявленному счету, явно были выполнены из серебра руками монахов-отшельников на вершине горы Фудзи. Какого демона все так дорого?!! Но культурная девушка может позволить себе только тихое и кроткое «жаль». Хотя, какая там культурная. Три привода в полицию за неделю. Это ровно на три больше, чем за всю ее сознательную жизнь. Тюремное заключение в ИСБ!!! Две ночевки в камере!! Заключение комиссии психоневрологического диспансера об остро прогрессирующем психическом расстройстве. И, напоследок, пинок под зад из учреждения, где она проходила практику — а значит гарантированный вылет из университета. — Твою же мать, — с чувством произнесла Ника то, что никогда не говорила за всю жизнь. Но уже, похоже, можно. Ежеева нашли живым и здоровым уже после того, как главный врач от руки написал пламенную характеристику и оставил свой «привет» в трудовой книжке. «Уволена в связи с убийством пациента». Кажется, ее даже посуду мыть теперь никуда не возьмут… Ну хоть без очередной ночевки в полиции обошлось. Она, конечно, пыталась все объяснить, доказывала с жаром и требовала посмотреть уличные камеры. Но. Никто. Ей. Не. Поверил. Какого черта?! Она ведь честно сказала, что эту сволочь не убить просто так — поэтому он и сбежал. Но консилиум медучреждения сошелся на мысли, что Еремеева просто решила зло подшутить над коллегами и лупанула файерболом-обманкой в пустую кровать, предварительно напихав под простыню одеяло, чтобы изобразить силуэт человека. И именно поэтому постель без повреждений. А простыню с дырой, разумеется, спер Максим. — С-ско-о-о-ти-и-и-на-а, — на манер мантры тихо пропела Ника. — Девушка, вы будете что-то заказывать? — Уточнила заскучавшая официантка. — Воды, — приосанилась Ника. Вода тут стоила четыре рубля пятьдесят копеек за бутылку. Но у нее было ценное свойство! — Бутылку не вскрывать! — Жестко произнесла она. — Я проверю!