— Ложь! — крикнула Вера Игнатьевна. — Ерунда! Только от самого человека зависит, станет он танцевать под чужую дудку или нет. Андрей сочувственно посмотрел на мать. — Мама, — тихо сказал он, — да ты же сама не веришь тому, что говоришь. — Верю, — сказала Ванина. — Верю свято! Никто, слышишь, никто не может заставить человека покривить душой. Если он честный человек. Андрей покачал головой. — Нет, мама, неправда, — сказал он. — Покойный отец до последнего часа хотел оставаться честным человеком. А чем это для него кончилось? Организовали на кафедре подлую кампанию, и уже до самой смерти он так и не успел отмыться... А ты, ты сама? Можешь назвать хоть один-единственный день, когда бы не приходилось тебе идти на сомнительные компромиссы? А почему? Да потому что должность у тебя такая. Иначе ты не можешь при всем желании. Вот я и считаю: чистоплотные люди, по возможности, не должны идти в начальники. Им это противопоказано. — Ну что ж, сын, спасибо, — после паузы сказала Ванина. — Рада была услышать... Только я должна тебя разочаровать. В начальники как раз идти должны только чистоплотные люди. А иначе — беда... Однако напрасно ты считаешь самого себя чистоплотным человеком. Ничего подобного. Ты всего-навсего чистюля. А это совершенно разные вещи. Чистюля хочет, чтобы всю трудную и грязную работу выполнял за него кто-нибудь другой. И — как ты сказал? — на сомнительные компромиссы тоже пускай идет не он, а кто-нибудь другой. А он, чистюля, тем временем пересидит где-нибудь в сторонке. В холодке. И не замарается. — Ванина покачала головой: — Ничего не получится, Андрей. Перевалил на других свою тяжелую работу — значит, уже замарался. Уже — бесчестный человек. Вот и выходит, что чистюля, — она усмехнулась, — тот же самый паразит. Даже если он ни у кого ничего не просит и согласен жить на свои собственные гроши. Просто он, — Ванина развела руками, — грошовый паразит. Понимаешь? Вот и вся твоя глубокая философия. * * * К зданию заводоуправления подъехала машина. Ванина вышла из нее, поднялась на второй этаж, открыла дверь с табличкой: «Приемная». — Здравствуйте, Вера Игнатьевна, — уважительно поздоровалась с ней секретарша. — Здравствуйте, — ответила Ванина и направилась к другой двери с табличкой «Генеральный директор завода Соколов В. Я.». ...Виктор Яковлевич в рубашке, без пиджака, сидел за столом и разбирал бумаги. Увидев Ванину, он поднялся и вышел ей навстречу. — Какие у нас гости! — сказал он. Они поздоровались. Ванина опустилась в кресло. Соколов потянулся было к пиджаку, висящему на спинке стула, но Ванина его остановила: — Не надо. Жарища, нет сил. — Все-таки дама пожаловала, — сказал Соколов. — Ничего, дама простит. — Ну что ж, — Соколов улыбнулся. — Итак, в чем нуждаемся? Если сама советская власть нас посетила, нужда у города, догадываюсь, изрядная. — Да нет, — сказала Ванина. — Просто надо посоветоваться. — Ну давай. — Не знаю, как мне быть, Виктор Яковлевич, — сказала Ванина. — С одной стороны, ссориться с тобой мне совершенно не резон. Для города ты добрый дядя, можно сказать, курица, несущая золотые яйца. Я обязана всеми силами сохранять с тобой самые нежные отношения... — А с другой стороны? — поинтересовался Соколов. — А с другой стороны, нельзя нам сдавать микрорайон без медицинского учреждения. Исполком своей властью должен приостановить все работы по жилью, пока не возобновится строительство поликлиники. Существует программа социального развития, и нарушать ее невозможно... Вот и получается, Виктор Нковлевич: и ссориться мне с тобой никак нельзя, и не ссориться я тоже не могу. Что делать? Соколов засмеялся: — Тяжелое у тебя положение. — Очень, — призналась Ванина. — Не знаю, как и быть. Из приемной приоткрылась дверь, мужчина, заглядывая в кабинет, сказал: — Виктор Яковлевич, вы к одиннадцати вызывали. Все в сборе... — Простите, товарищ, — извинилась Ванина, — через десять минут ваш директор освободится. Дверь закрылась. — Значит, так, — сказала Ванина. Я не уеду с завода, пока мы с тобой полюбовно не договоримся. — А если не договоримся? — спросил Соколов. — Ну что ты, Виктор Яковлевич, — сказала Ванина. — Обязательно договоримся. * * * Рудневы ужинали. — Алла, — сказал Олег Сергеевич жене, — помнишь, была такая Ирина Антипова? Моя старая знакомая. Я когда-то рассказывал тебе о ней. Алла Борисовна взглянула на мужа. — А чего это ты вдруг вспомнил? — спросила она. — Была у меня сегодня, — сказал он. — Ну и что? — Алла Борисовна засмеялась. — Ставишь меня в известность? — Да нет, — сказал он. — Просто рассказываю... Отец ее, Антипов Василий Егорович, у нас работает. Диспетчером. Дочка разошлась с мужем и переехала жить к отцу. — Ну видишь, как удачно, — сказала Алла Борисовна. — Почему же удачно? — не понял он. — Снова — свободная женщина. Невеста на выданье. — Не волнуйся, пожалуйста, — попросил Руднев. — А я и не волнуюсь, — удивилась она. — С чего ты взял? — Жаль мне ее, — помолчав, сказал Руднев. — Когда-то королевой была. Все парни с ума сходили. Пальцем шевельнет, и готовы были в огонь и в воду. — И ты тоже готов был? — И я тоже, — сознался он. — А сейчас — как побитая собака. В глазах — страх и тоска. Здорово же, как видно, ей, бедняжке, досталось. — Не делай мне больно, — попросила Алла Борисовна. — Сейчас заплачу. Он не обратил внимания на ее слова. — Пришла проситься на работу, — сказал он. — А у нас, понимаешь, ни одной ставки. Все под завязку. Может, у тебя в больнице что-нибудь есть? Регистраторшей или еще куда... Она окончила школу и два курса института. — Нет, — сказала Алла Борисовна. — И у нас, как на грех, все под завязку. Такая, понимаешь, незадача. — Ладно, — сказал он. — Что-нибудь придумаем. — А как же, — согласилась она, — обязательно придумаешь. — После некоторой паузы Алла Борисовна поинтересовалась: — А раньше ты не знал, что она сюда, в город, приезжает? — Знал, — ответил он. — Отец ее ко мне приходил, советоваться насчет работы. — Ну понятно, — сказала она. — И что же ты ему посоветовал? Пускай обязательно приезжает? Решил свою молодость вспомнить, да? — Она опять засмеялась. — Алла, — сказал он, — какие глупости! — Олег, — сказала она, — ты же ничего не умеешь скрывать. У тебя же всегда все на лице написано...