У дежурного милиционера он спросил: — Где здесь касса возврата? — Слева, — показал милиционер. — Касса номер пять. * * * В квартире Рудневых женщины пили чай. — ...А ведь когда-то Олег Сергеевич был в вас сильно влюблен, — улыбнувшись, сказала Алла Борисовна. — Ну что вы, — смутилась Ирина Васильевна. — Это так, по молодости. Ничего серьезного. — Нет, нет, — возразила Алла Борисовна. — Он мне сам признался: поманила бы пальцем — пошел бы в огонь и в воду. — Он шутил, наверное, — неловко сказала Ирина Васильевна. — Ничего подобного, вполне серьезно. И напрасно вы смущаетесь. Женщина должна гордиться, когда способна внушать такую любовь. — Гордиться! — горько усмехнулась Антипова. — Есть чем! Хожу как нищенка и клянчу... Вы не представляете себе... — В конце концов все образуется. — Как? — спросила Ирина Васильевна. — Каким образом? Дочь преступника, всеми презираемого... Знаете, сколько я набиралась храбрости, пока позвонила сегодня Олегу Сергеевичу? — И напрасно. Взяли бы и позвонили. Не нужно было ждать. — Нет, Алла Борисовна. Я вам честно скажу — с вами мне легко как-то. Хотя могли бы, кажется, и не доверять мне... А Олег Сергеевич... Он, наверное, стал очень холодным, черствым человеком... Не сердитесь, пожалуйста... — Нет, Ира, — сказала Алла Борисовна, — вы не правы. Он очень добрый, очень сердечный человек. Только он сейчас страдает. Ему ведь тяжелее, чем всем нам. В передней хлопнула дверь. Алла Борисовна прислушалась. Вышла из комнаты. Поставив портфель на тумбочку, Руднев переодевал туфли. — Олег? — удивилась Алла Борисовна. — Что случилось? Задержали рейс? — Да, — сказал он. — Задержали. — До утра? — Да. До утра. — Вот и прекрасно, — сказала Алла Борисовна. — У нас как раз гости. Руднев вошел в комнату. — Здравствуйте, Олег Сергеевич, — робко улыбаясь, проговорила Ирина Васильевна. * * * На улице над асфальтом клубился легкий парок. Никто не обращал на него внимания. Только что закончился рабочий день. Было оживленно. Люди торопились по своим делам. Высокий рыжий парень тоже куда-то спешил. В одной руке нес он тяжелую авоську с апельсинами, в другой — детский самокат. Увидев пар над асфальтом, парень остановился. — Стоп! — крикнул он. — А ну — все назад! Здесь опасно! На него, однако, не желали обращать внимания. Пожилой мужчина, проходя мимо, спросил: — Делать нечего? Кто-то, покрутив у виска пальцем, засмеялся: — Из дурдома сбежал? Сердобольная тетка горько посетовала: — Деточки апельсинчиков ждут, а папка уже нализался... Но рыжий парень, положив у ног самокат и авоську с апельсинами, широко растопырил руки. — Стоп, говорю! Провалитесь в кипяток. Не слышали, по телевизору передавали? Кое-кто в нерешительности остановился. — Ой, мамочки! — охнул женский голос. — За руки! — крикнул рыжий. — Оцепление! Несколько парней, по виду студенты, встали с ним рядом. — А вы — с той стороны, — распорядился рыжий. — Чтобы оттуда не шли. Живая изгородь оцепила место, над которым все сильнее и гуще подымался пар. — Девушка! — крикнул рыжий. — Срочно — милицию и аварийку! И вот уже толпа сплошь запрудила улицу. Остановились трамваи и троллейбусы. Взвыла сирена милицейской «Волги». Регулировщики ГАИ жезлом направляли в объезд весь транспорт. Подкатил дежурный «рафик» «Горэнерго». Бригада рабочих во главе с начальником района Ивановым окружила люк. Открыли крышку. Рабочий в спецовке опустился вниз. Руднев тоже прибыл в дежурном «рафике». Подошел к группе людей, оцепивших опасное место. Осведомился: — Кто поднял тревогу? — Я, — сказал рыжий парень. — Молодец, — сказал Руднев. — Спасибо.