— Не за что, — засмеялся парень. — Как говорится: информация — мать интуиции. — Дядя, — сказал какой-то мальчишка. — А где твои апельсины? Рыжий парень посмотрел себе под ноги. Авоська разорвалась, апельсины раскатились далеко кругом. — Фу-ты черт, — сказал он. — Целый час за ними простоял. — А ты через годик приходи, — посоветовал кто-то из студентов. — Глядишь, апельсиновая роща вырастет… ЗНАХАРЬ Глава первая Семь месяцев назад — 29 и 30 марта — в городскую инфекционную больницу были доставлены трое больных с явными признаками столбняка. В тот же день, 30 марта вечером, заведующий горздравом Мартын Степанович Боярский в кабинете главврача больницы созвал экстренное совещание медицинских работников. Перед нами ставились прежде всего два вопроса. Во-первых, следовало идентифицировать заболевание: выделить в крови больных столбнячную палочку или же установить, что клинику столбняка дает какая-то совсем другая, пока неизвестная причина. Впрочем, практически это исключалось. Во-вторых, если лаборатория подтвердит столбняк, следовало найти объяснение столь интенсивной массовой вспышке. Столбняк — заболевание крайне редкое, вся многолетняя медицинская статистика города знает не больше десятка случаев, и потому три заболевания одновременно да еще в разных районах города выглядели странно и непонятно. Бросалось в глаза еще одно обстоятельство. Все трое доставленных в приемный покой оказались раковыми больными, состояли на учете у онкологов. Я попросил свести меня с кем-нибудь из родственников больных. Внизу, в вестибюле, на скамейке сидел худой рыжеволосый старик, муж Веры Андреевны Сокол. Казалось, он дремал. Представляюсь: — Профессор Костин Евгений Семенович, заведующий лабораторией медицинского института... Разрешите, задам несколько вопросов. Старик открыл глаза. Но не пошевелился. — Чем болела ваша жена? Старик ответил безо всякого выражения: — Рак. — Рак чего? — Желудка. — Где лечили? Старик посмотрел на меня пустым взглядом. — А ее не лечили. — То есть? — Все советовались. — Не понимаю. У него было отрешенное, безучастное лицо. Заговорил он не сразу, медленно и монотонно: — В городской больнице сказали: «Нужна лучевая терапия, ждите места». Сколько ждать? Неизвестно. Повез в область. Там говорят: «Нет, лучевая тут бессильна. Кладите на операцию». Спрашиваю: «Жить будет?» Отвечают: «Постараемся, чтобы жила. Но мы не боги». Вижу — сами ничего не знают. Повез в Ленинград... — Старик не жаловался, он добросовестно излагал все обстоятельства. — В Ленинграде посмотрели и порекомендовали электронож. По месту жительства. Вернулся домой. На меня кричат: «Какой электронож? Вы чего-то не поняли». Говорю: «Хорошо, а вы ее спасете?» Кричат: «Если вы не будете нам мешать». — «Чем же я мешаю? — говорю. — Вы сами не можете друг с другом договориться. Вам нужен не живой больной, а покойник а белом столе». Они кричат: «Вы хулиганите!» Старик замолчал. Я спросил: — А дальше что? — Ничего. Забрал жену домой. — Как лечили дома? — Никак. — Неправда, — сказал я. — Вы мне говорите неправду. Тут я впервые заметил, что голова старика подергивается в нервном тике. — А будьте вы все прокляты! — с ненавистью сказал он. — Доктора дерьмовые! — Старик беззвучно заплакал. Я обождал минуту. — Послушайте, — сказал я, — я вас отлично понимаю. Поверьте. Понимаю ваше состояние. Но у вашей жены сейчас столбняк. Ее очень трудно спасти. По крайней мере, мы должны знать, чем вы лечили ее. Что она принимала? Я лгал: спасти больную было уже почти невозможно. Старик поднял на меня глаза. — Что принимала ваша жена? — спросил я. — Какие лекарства? Ответить старик не успел. В конце коридора с группой врачей появился Боярский. Я знал: он сообщит сейчас о смерти старухи. Боярский подошел к нам. Крупный, квадратный. Белый халат едва прикрывал его колени. — Не старайтесь, Евгений Семенович, — сказал он, — все уже известно. Я не понял: что известно? — Рукавицына к жене водил? — крикнул Боярский старику. — Шарлатана, по ком давно решетка плачет? Наградил он столбняком твою старуху, доигрался? — Мартын Степанович обернулся ко мне: — Звонил сейчас прокурор Гуров. Рукавицын сам ему принес заявление. Признается, что всем троим давал свой препарат. И требует, параноик, суда над собой. На суде он, видите ли, докажет, какое сделал мировое открытие. * * * «Прокурору города тов. Гурову Ивану Ивановичу От гражданина Рукавицына Николая Афанасъевича ЗАЯВЛЕНИЕ Так как мои пациенты и их родственники, движимые чувством благодарности, не заявят на меня следственным органам, прошу Вас принять этот донос, который я сам на себя пишу. Прошу возбудить против меня уголовное дело и провести открытый, публичный суд, так как у меня нет другой возможности доказать всем мировое научное и медицинское значение моего открытия. Я подтверждаю, что препаратом своим лечил трех граждан, заболевших столбняком и доставленных в инфекционную больницу. Но на открытом, честном суде я докажу, что тем же самым препаратом я лечил в разное время до пятидесяти других раковых пациентов и столбняком никто из них не заболел, а опухоль у многих, наоборот, окончательно рассосалась.