— Грейс, милая. Будь добра, выйди и закрой дверь. Лицо Грейс побледнело от ярости. Ее губы были сжаты в ожесточении, ноздри раздувались от разгневанного дыхания. — Ну уж нет! С этими словами Грейс сорвала с себя куртку и бросила в угол. Тут же стащила футболку и бюстгальтер через голову, кинула на пол и быстрым шагом прошла к дивану. Уселась рядом с Эйнарссоном и с вызовом смотрела в лицо Мередит. — Не пытайся соперничать со мной на этом поле, — сказала Мередит пренебрежительным тоном. — У тебя нет ни шанса. — Да? Вот и посмотрим! Эйрик! Кого ты хочешь больше?! Вопрос явно ставил Эйнарссона перед непростым выбором. Мередит смотрела ему в лицо нахальным взглядом. Грейс тоже не снижала давления. — Я… рассчитывал на своеобразную командную работу… — Ах так! — воскликнула Грейс. Мередит тихонько рассмеялась. Она слезла с коленей Эйнарссона, показала дочери взглядом: путь свободен. — Хочешь быть первой? Так вперед. Выступишь у меня… Как вы это называете? На разогреве? — После моего выступления ты будешь уже не нужна, — огрызнулась Грейс. — Правда? И ты даже не застесняешься? Ты и правда такая шлюха, что готова трахаться с первым встречным на глазах у матери? — Садись и смотри. Грейс рывком вскочила с дивана, в стороны полетели ботинки и джинсы. Она осталась полностью обнаженной. Мередит оглядела ее с ног до головы придирчивым взглядом. — Хм… В Грейс Мередит все так же видела себя в том же возрасте. Стройная, с узкой талией и острыми подтянутыми грудями. В паху на гладком лобке у Грейс была татуировка, изображавшая штрих-код. — Что это должно означать? Ссылка на страницу с твоими выступлениями? — О… Ты ведь, конечно, можешь объяснить значения того убожества, что ты себе набила? — Эйрик, почему эта маленькая сучка все еще разговаривает? Эйнарссон не скрывал, что ощущает себя несколько не в своей тарелке. Похоже, в таких сценариях он еще ни разу не участвовал. Да и Мередит тоже не вполне отдавала себе отчет в том, что она делает. Зато хорошо понимала, какой дурой будет себя чувствовать, если сольется сейчас, когда все уже решилось. Тем более Грейс уже настроилась на эпическое противостояние. Уступить ей сейчас, да еще и без боя, было бы страшным позором. Не отступать нужно было сейчас, а брать ситуацию в свои руки. — Я вижу, кое-кто стесняется. Мередит подошла вплотную к Грейс. Левую руку положила ей на промежность, правой взяла за затылок и поцеловала. Грейс, наверное, думает сейчас «что она делает?» Да и сама я задаюсь тем же вопросом. Но у меня-то ответ есть. Я отвечаю за базар. С развратной ухмылкой на губах Мередит перевела взгляд на Эйнарссона и поцеловала его тоже. Вдвоем с Грейс они раздели его, уложили на диван. Грейс ловко забралась на него сверху, оседлала его член. Она преодолела стыдливость и с блядским выражением лица смотрела в лицо матери, пока двигала задницей вверх-вниз, скользя по члену. — Мама не хочет помочь дочери? — осведомился Эйнарссон. Мередит спустила с себя джинсы и трусики, и не дожидаясь особых приглашений уселась ему на лицо. Грейс охамела окончательно. Улыбаясь в лицо матери, она обняла ее за шею и привлекла к себе для долгого поцелуя. Мередит не уступала ей, она ласкала дочь, прижимала ее грудь к своей, сжимала ладонями задницу, гладила по спине и по бедрам. Потом они переменили позу. — Как тебе вообще пришло в голову трахнуть фашиста? — спросила Мередит, когда Грейс уложили на диван. Эйнарссон, приподняв Грейс за талию могучими татуированными лапами, устраивал ее на своем члене, в то время как голова Грейс лежала на коленях у Мередит. — Твоя наследственность, — простонала Грейс и схватила мать за задницу, усаживая себе на лицо. Спустя полчаса Мередит собирала с пола свои разбросанные вещи. Грейс тоже одевалась. Эйнарссон сидел на диване голый, запрокинув голову. Ему спешить было некуда. — Как ты там говорил? — спросила Мередит. — Не можешь отказать леди в услуге? — У всех свои слабости, — ответил тот. — У меня такая. Горячка неистового возбуждения уже отступила. Мередит чувствовала — Грейс теперь в сомнениях. Она не знает, что думать. Для нее все происходило на эмоциях, почти в забвении. Но теперь, когда страсти улеглись, она не могла перестать думать о произошедшем. Девочка только изображала из себя опытную, но ей еще очень многое предстояло усвоить. Когда они вышли из кабинета Восемьдесят Восьмого, и дверь за ними закрылась, Грейс задала беспокоящий ее вопрос: — Мам… То, что там было… Ты не думаешь, что это было так… неправильно. Я не знаю, что на меня нашло… — Это что такое? Стыд? Слишком поздно, все уже случилось. Зачем винить себя? Стыдить, укорять? Завтра мы все можем оказаться в могиле. — Но… Ты не думаешь, что это было неправильно? — Правильно — неправильно! Мне нет никакой разницы. Мне поебать на любые правила. Мне надо было как-то успокоиться перед делом, вот я и нашла способ. Заодно еще и убедилась, что ты не самое позорное мое творение и кое-что полезное таки унаследовала. — Сучка. Вот так. Пусть лучше сердится на меня, чем на саму себя. Мередит долго не могла уснуть. Думала то об их с Грейс приключении, то о предстоящей поездке в Мексику. Она несколько раз открывала в телефоне сообщение от Джеймса. Долго разглядывала фото, которое он прислал. Проснулась Мередит тоже рано. Ей показалось, что проспала она не дольше часа. Она уже готова была считать каждую минуту. Фредерикс обещала организовать все к утру. Мередит теперь ощутила, насколько «утро» — понятие растяжимое. Безделье удушало ее. Невыносимо было сидеть на месте. И тогда ей в голову пришла интересная идея. Исходящий вызов: Афина Сворд. — Сворд. Кто это? Строгий, требовательный голос. — Мередит Стаут. Мгновение Афина молчала. — Мередит, ты? Я тебя потеряла… Ты звонишь не со своего номера. — Скажу тебе прямо, я в заднице. Сегодня будет ясно, выплыву или пойду ко дну. Хочу попросить тебя о прощальной услуге. Нарядишь меня? Что-нибудь такое, в чем не стыдно показаться патологоанатому. В Найт-Сити внешность решает все. К особняку Афины Сворд было даже стыдно подъезжать на ржавом фургоне Красных Хромеров. А уж входить в ее цитадель неомилитаристской моды, будучи одетой в плебейское тряпье, и вовсе походило на святотатство. Когда Мередит вошла, Афина, одетая в безупречный костюм, увидев ее, приподняла бровь. — Ты живешь веселой жизнью, Мередит. — В тысячу раз более веселой, чем я хотела в самых смелых фантазиях. — Давай начнем с самых основ. Раздевайся и залезай в ванну. Я распоряжусь, чтобы служанка унесла это тряпье. — Афина, ты просто богиня. Мередит с готовностью разделась догола, Афина отвела ее в роскошную ванную, оставила отмокать. Мягкий свет, теплая вода, пышная пена. Мередит застонала от удовольствия. Это может быть мой последний раз. Последний поцелуй роскоши перед битвой насмерть в грязи и крови. Я нежусь в теплой ванне, а через двадцать четыре часа могу оказаться в неглубокой, наспех вырытой могиле… Надо уметь наслаждаться тем, что есть. В особняке Афины прислуживали живые служанки. Хозяйка была аристократкой по духу и не скупилась на личный комфорт. Служанка в скромном, но элегантном платье помогла Мередит выйти из ванны, вытерла ее мягким полотенцем, высушила ей волосы. Одежды никакой не предложила. Только сопроводила ее, голую, чистую и свежую пред строгие очи госпожи Сворд. Афина обошла Мередит вокруг. Коснулась тонкими пальцами шрамов на ее левом плече и у основания правой груди. — А… Это как раз следы интересной жизни, — произнесла Мередит будничным тоном. Служанка внесла костюм. Афина одевала Мередит сама и между делом поглаживала ее по бедру, по талии и спине. Она была не просто фанатичной эстеткой, глубоко увлеченной своими представлениями о прекрасном. Скорее волшебницей от моды. Каждая модель была для нее источником вдохновения, каждый эскиз — не просто рисунком, а иконой, в которой запечатлена божья искра таланта. Афина не терпела полумер. Свои костюмы она создавала так, что их нельзя было рассматривать как набор отдельных деталей. Только как единое целое. От и до. Нижнее белье, туфли, бижутерия. И сам костюм.