– Мне позвонил один человек, с которым я познакомилась еще во времена нашей прошлой семейной жизни. Правда, тогда он был не совсем человеком, ну да это неважно. Мой знакомый сообщил, что ты здесь, в центре нашего общего шефа, но что-то затеваешь. – Нашего общего шефа, – потерянно пробормотал Макар, – но как же, Герда… Горькое открытие окатило Макара, как ушат холодной воды. В мгновение ока он понял, кем была эта женщина, столь искусно игравшая роль любимой жены. В глазах Макара блеснули слезы. – Не надо удивляться, – деловито произнесла Герда, – ты, между прочим, тоже обманул меня. Ведь сейчас мой мышонок, кажется, должен отдыхать во Флориде. Макар молчал. – Ну, ну, Майкл, перестань дуться. Твоя крошка Герда получила серьезное повышение и все равно не смогла бы больше жить с тобой. Но я благодарна тебе, ты был моим первым заданием и очень хорошей ступенькой в карьере. Каждый делает свое дело, – Герда улыбнулась – поверь, мы подберем тебе новую девочку, и твое либидо не пострадает. А теперь, мой мышонок, закрывай свой чемодан, и пойдем со мной. – Куда это? Макара начала бить нервная дрожь. – К Мастеру Андреасу. Герда протянула руку и шагнула вперед. Но тут произошло то, чего не ожидала молодая разведчица по кличке Пума. Макар взвыл, неуклюже оттолкнул жену и кинулся к колодцу. Он хотел соскользнуть по лестнице на его дно и хотя бы на короткое время укрыться там. Его прибору этой задержке должно было хватить для того, чтобы освободить все заключенные в колодце души. Но Пума уже вновь была рядом с ним. Выверенным движением она нанесла по шее Макара несколько рубящих ударов. Такими ударами на тренировках она разбивала доски и крошила кирпичи. Но воинствующий, взбешенный дух передал телу такую крепость, что от каждой затрещины Макар только крякал и еще упорнее лез вперед. Видя, что ее приемы не помогают, Герда повисла на спине своего мужа и впилась острыми зубками в его ухо. Хрустнул прокушенный хрящ. Впервые за весь сеанс избиения Макар почувствовал дикую боль. Он дернул плечами, сбрасывая и откидывая от себя свою любимую Герду. Ловкость, расчет и железная хватка на этот раз подвели черную Пуму. Толчок был так силен, что, отлетев от своего мужа и ударившись спиной о хрупкую оградку колодца, она переломила ее и кувыркнулась вниз. Но в последний момент Герда успела вцепиться в обломок сломанного ограждения, и повиснуть на нем. Выпучив глаза и раскрыв рот, смотрел Макар на дело рук своих. Бешеная гримаса безумства сползла с его лица, а вместо нее появилось выражение растерянности. – Гердочка, – засипел он, – что же наделал я!? С этими словами он кинулся к любимой, свесился вниз, перехватил ее тонкое запястье своей широкой ладонью и запыхтел от напряжения, пытаясь затащить ее наверх. – Сейчас, Гердочка, милая, – повторял он, – сейчас вытащим. В это мгновение кровь из прокушенного уха Макара капнула вниз прямо на лицо его жены. – Гердочка, кровь на тебе, – испуганно прошептал Макар. И тут смертельное напряжение души и плоти Макара излилось в приступ старой, совсем было излеченной болезни. Белый свет вспыхнул пред ним нестерпимо ярко, кровавое пятно на лице любимой растеклось в стороны, превращаясь в огромную, багровую кляксу, в целое море крови. Припадок эпилепсии обуял его, и, увлекая за собой свою любимую супругу, Макар рухнул вниз в глубокий колодец. Через распахнутую настежь дверь в кабинет ворвался Громов, следом за ним появилась Нина и ее брат. О том, что Макар только что был здесь, говорил его раскрытый чемодан. Громов заглянул в колодец и ахнул. Раскинув руки, Макар и Герда лежали на дне рядом друг с другом. Несколько месяцев назад, наверное, в тех же расслабленных позах они отдыхали на своем брачном ложе после долгих и счастливых часов любви. Еще на что-то надеясь, Громов полез вниз по лестнице. Герда была мертва. Это сразу было видно по ее неестественно вывернутой набок шее. Но на удивление, живучему организму Макара судьба даровала еще несколько минут жизни, а смилостивившаяся болезнь дала ему в эти последние минуты чистый разум. Макар разлепил веки, посмотрел на Громова. – Вместе с ней уйду, – прошептал Макар, – хорошо. – Да, – глухо сказал Громов. – У меня дома, в России, брат остался, – прерывисто произнес Макар, – один он у меня родной человек. Вернешься домой, найди его, расскажи обо мне, о нас, о нашей борьбе. Макар захрипел, на губах его выступила розовая пена, но, собрав последние силы, он продолжил: – Брат – человек большой, он поможет с этой чумой справиться. Зовут его Иван Иванович Кедранюк. – Как!? – Громов вздрогнул. – Как ты сказал? – Брат мой, – прошептал Макар, – Кедранюки мы. Это были его последние слова. Напряженная грудь Макара обмякла. И показалось Громову, как что-то легкое и невесомое отделилось от его тела, серебристой бабочкой порхнуло вверх и растаяло в высоте. – Найду! – с опозданием крикнул Громов. – Найду и расскажу! На дно по лестнице соскользнула Нина. Она молча опустилась на колени рядом с телом Макара и, положив руку на бездыханную грудь своего сеньора, беззвучно заплакала. Через минуту сверху раздался виноватый голос Озрана: – Наверное, нам уходить отсюда пора. – Пора, – твердо повторил Громов. – Нина, оставим их здесь. Наша помощь им не нужна, теперь о них позаботятся другие люди. Вскарабкавшись по лестнице, Громов обратил внимание на то, что индикатор прибора в чемодане больше не светится. Это означало, что со своим заданием он справился. Меченых и плененных душ рядом больше не было. Не задерживаясь, поднялись наверх. На автостоянке стояла третья машина, это на ней приехала Герда. Подойдя к автофургону Нины, Озран произнес: – Вы уезжаете, я остаюсь. Верь мне, сестренка, я твой брат, и очень скоро отыщу тебя. – Разберемся, – опустив глаза, кратко ответила Нина и, обращаясь к Громову, добавила: – Полезайте в кузов, сеньор. – А я тоже останусь, – после недолгой паузы промолвил Громов, – мне больше некуда и незачем идти. Тем более, здесь мой знакомец Андреас, хочу встретиться с ним. Не говоря больше ни слова, девушка запрыгнула в кабину и завела мотор. Оставшиеся мужчины смотрели вслед удаляющемуся автофургону до тех пор, пока он не исчез из вида. – Веди, – сказал Громов. Одолев десять или двенадцать этажей пешим ходом, Громов и его провожатый оказались у широкой прикрытой двери. – Там приемная ожидальня, – начал пояснять Озран, – Демиурги сидят и ждут, их вызывают к Андреасу по одному, и он долго говорит с каждым. Если хочешь, заходи, но я появлюсь позже, чтобы никто не думал, что это я привел тебя. – Понятно, – усмехнулся Громов и широко распахнул дверь. Перед ним открылся небольшой квадратный зал. По его периметру вдоль стен стояли стулья. На них чинно сидели те самые, приехавшие в автобусе люди. В дальнем углу стоял стол, за которым восседал чистенький, опрятный старичок, одетый в черный фрак. Рядом с ним был вход в кабинет Андреаса. Стараясь не глядеть ни кого из вытаращившихся на него Демиургов, Громов подошел к старичку и проговорил: – Мне к Андреасу надо! Старичок, который, надо полагать, исполнял роль секретаря, нисколько не смутился. – Ждите, вас пригласят, – неожиданно строгим и твердым голосом произнес он. Гость уселся на свободный стул и опустил глаза. Ждать ему пришлось не так долго. Из кабинета Андреаса вышел получивший вводные поучения визитер. – Господин Громов, заходите! – зычно возвестил секретарь. «Ох ты, здесь и фамилию мою знают, а я ведь, кажется, не представлялся». Громов встал и, провожаемый завистливыми взглядами, вошел в апартаменты здешнего хозяина. Кабинет был проходным. На противоположной стене виднелась еще одна дверь. В центре стоял такой же, как у секретаря, широкий стол. За ним сидел Андреас. – Здравствуйте, дорогой господин Громов, проходите – весело начал он и показал рукой на пустой стул, – мы с вами уже столько не виделись. А ведь я вас ждал и хорошо подготовился к нашей встрече. Ведь вы заметили, как легко и без каких бы то ни было препятствий вы осуществили свою цель? – Вы и об этом знаете? – Конечно, ведь видеокамеры и прослушивающие устройства еще никто не отменял, – Андреас улыбнулся. – Все цели проекта «Время» достигнуты, и его пора закрывать. Что мог, я завершил сам, а уж этот балласт – плененные души, – оставил вам. Нам они без надобности. Использовать их для своего пропитания мы все равно не можем, ведь они не наши рабы, а только пленники аппарата. Можно было этот аппарат отключить, я имею в виду головной анималигатор, но его источник питания сварганили так капитально, что его просто не отключишь. Вот вы с Макаром Ивановичем и постарались. Разумеется, жаль и его самого, и его женушку. Поверьте, не я посылал ее к нему. Но с другой стороны, они отработали свое и стали лишними в нашей игре. – И теперь вы тут главный? – Тут главным я был всегда, теперь я главный на всей планете, – в голосе Андреаса появился азарт, – Высокий Совет обезумел, и в первую очередь обезумел его глава де Зак. Демиурги приготовляли войну, которая при современном уровне технологий неминуемо привела бы к уничтожению человечества. Они презрели учение Ангела Утренней Зари. Даровав нам волшебное заклятие, он призвал всех нас к жизни. Видя отчуждение во взоре своего собеседника, Андреас запнулся, но быстро продолжил с еще большим воодушевлением: – Разве обхитрить, обмануть, уничтожить своего противника – это не свойства жизни в самом широком понимании этого слова? Старого Совета больше нет, новый Совет ждет моих приказаний в моей же прихожей. Все Демиурги – люди известные и даже знаменитые. Излишняя публичность на данном этапе вредна для нас. Поэтому мы здесь одни. Из персонала станции некоторые в длительном отпуске, а большинство уволено. Я и это предусмотрел. Как там говорится: бытие определяет сознание. Этот философский закон вписывает человека в какие-то уж слишком узкие рамки и низводит его до уровня собаки, у которой при виде пищи выделяется запальная порция желудочного сока. Человек должен быть выше своих рефлексов. Я имею в виду сильного человека. У него сознание определяет бытие. Правильно я говорю? – Под сильным человеком вы подразумеваете себя? – бросил Громов. – И себя тоже. Повторю: я все точно рассчитал и предусмотрел. Громов, я не вижу в вас полета фантазии, но вы тоже очень сильный и упорный человек. Это идеальные качества исполнителя. Мне нужны такие. Вам некуда идти, оставайтесь служить мне. Я подыщу для вас хорошее место. Поглядите, что есть у меня. Андреас расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. На его груди стала видна золотая цепь и осколок рога на ней. – Это символ высшей власти, моей власти над всем миром. Андреас аккуратно застегнулся и высокомерно выставил перед собой ладонь. – Целуйте, и вы у меня на службе. Громов не пошевелился и, взглянув в глаза своему собеседнику, процедил: – Не буду, и служить вам не буду. Для властелина мира такой ответ был подобен звонкой, унизительной пощечине. Андреас вскочил. Улыбчивое, благостное выражение слетело с его лица. – Что ж, пусть так, только запомните: вы не человек, вы один из нас, придет время, и вы приползете ко мне за помощью. С этими словами Андреас нажал кнопку на крышке стола. Электронная дверь за его спиной открылась. Он повернулся и, сделав несколько шагов, скрылся в темном помещении за задней дверью, но вдруг, высунув голову обратно в свой кабинет, крикнул: – Кедранюк и Бизюкин – лишь шестерки в моей игре. Это я сделал заказ на несчастную жертву. Слышишь! Исполняя мой приказ, зарезали твою бабу и придушили дочь. Прощай! Голова Андреаса скрылась. Оцепенение, охватившее Громова, длилось всего один короткий миг. Он сорвался с места, одним прыжком перепрыгнул через стол, вихрем подлетел к автоматически закрывающемуся ходу, протиснулся в узкую щель. Нащупав, выхватил из кармана гюрзу – короткий, узкий клинок, отведавший однажды крови его жены. Резким рывком он развернул Андреаса лицом к себе и ударил его в брюхо. Тут же на руку Громова заструилось что-то теплое и живое. Разжав ладонь и оставив нож в теле своего врага, Громов отшатнулся в сторону. – Придурок, – осклабился Андреас, – ты ничуть не лучше тех, кого ненавидишь.