Мгновенно оценив ситуацию, Гуров предпочел главное второстепенному. Даже если Валя была не безгласной марионеткой, а активной участницей этого заговора, роль ее, по сравнению с ролью Глеба, наверняка являлась лишь второстепенной. Поэтому, выпустив руку девушки, он занялся более достойным противником. Не дожидаясь, когда Глеб займет оборонительную позицию, со всей силой ударил ногой в солнечное сплетение. Глеб упал на колени и от боли сложился пополам. Сцепив руки в замок, Лев с размаху приложил его по шее и, уже не сомневаясь, что скорчившийся на земле враг полностью обезврежен, обернулся, чтобы посмотреть, где лежат оброненные в суматохе ручки от белой сумки. Однако то, что он увидел, сразу напомнило ему, что обронил он не только две кожаные ленты. Занимаясь Глебом, Лев даже не почувствовал, как из-за пояса выпал пистолет. Зато романтичная девушка в розовом платье не растерялась в нужный момент. Видя, что внимание полковника полностью сосредоточено на ее дружке, она подкралась ближе, неслышно ступая по мягкой траве, и через минуту пистолет был у нее в руках. — Дернешься — пристрелю! — злобно уставившись на Гурова и направив ствол прямо ему в грудь, произнесла Валя. — Глеб, свяжи его! Глеб! Но «храбрый воин» не смог так быстро оправиться от ударов полковника, и тот понял, что у него есть шанс. — Так стреляй, — проговорил он, пристально глядя в глаза девушке. — Вы же за этим вызвали меня сюда. Чего же ждать? Стреляй! — Только пошевелись! — хищно сощурилась Валя. Но на лавры Никиты она явно не тянула. Пистолет ходил ходуном в не-опытных руках, и заметно ощущалась дрожь, выдававшая волнение и даже страх. Тем временем за спиной вновь послышался шорох, и Гуров догадался, что Глеб вновь спешит заступить на боевую вахту. — Вяжи его, Глеб! — выкрикнула Валя. — Вон, ручками от сумки. Скорее! — Да чего его вязать-то, — хрипло зарычал в ответ взлохмаченный, обсыпанный сухими былинками Глеб. — Его надо… Но что именно он считал необходимым с ним сделать, Гуров так и не узнал. Вновь не давая противнику как следует приготовиться, он нанес несколько ударов в корпус, которые Глеб, видимо, никогда в жизни не занимавшийся боксом, пытался отразить весьма неумело и неэффективно. Пока мужчины «выясняли отношения», Валя скакала вокруг, размахивая пистолетом и выкрикивая подбадривающие «лозунги»: — Так его! Сделай его, Глеб! С ноги! В глаз его! Так! Сделай его! — ликовала она. Глеб, по-видимому не отличавшийся оригинальностью мышления, сцепил руки в замок, намереваясь нанести удар Гурову, но Лев мгновенно разгадал его маневр и на сей раз успел уклониться. Уйдя вбок и упав на колени, он низко опустил голову, стараясь за несколько свободных секунд, имевшихся в его распоряжении до следующего нападения, восстановить дыхание и силы, и, полностью сосредоточившись на этом важном процессе, от которого сейчас зависела его жизнь, не услышал, как вновь зашуршала трава, выдавая чьи-то осторожные шаги. — Пустите меня! Вы не смеете! — вдруг истошно завопила Валя. Оба бойца, будто забыв, что только что собирались продолжить свое состязание, инстинктивно обернулись на этот крик. На увиденное каждый отреагировал по-своему. Гуров обрадовался, а Глеб смотрел недоуменно, даже испуганно. Но Крылову сейчас не было никакого дела до чьей-то реакции. Выбив пистолет и предусмотрительно схватив юркую Валю сразу за обе руки, он обматывал вокруг запястий белую кожаную ленту. — Пустите меня! Я сейчас полицию позову! — Полиция уже здесь, — спокойно ответил Михаил. Увидев, что подоспела долгожданная помощь, Гуров с таким энтузиазмом двинул Глеба в челюсть, что тот снова чуть было не потерял сознание. Вскоре оба незадачливых «убийцы» с красивыми белыми лентами на запястьях уже ехали в автозаке в направлении изолятора. Следом за спецмашиной двигался Гуров, в качестве пассажира и свидетеля везя с собой Крылова. Прибыв в изолятор и оформив документы на новых «постояльцев», Лев решил сразу же провести допрос. Наученный опытом, он уже знал, как оперативно приходит к Андросову новая информация. Нельзя было допустить, чтобы тот снова опередил его и предпринял какие-то адекватные шаги. «От дела меня, конечно, отстранили, но с работы, кажется, пока еще не уволили, — думал он, устраиваясь в комнате для допросов. — Так что побеседовать с задержанными за покушение на мое собственное убийство я, надеюсь, имею право. А уж когда результаты этой беседы будут зафиксированы в официальном протоколе и подтверждены объективным свидетельством сотрудника органов внутренних дел Крылова, тогда уважаемый господин Андросов может выстраивать против меня хоть целый сонм ябедников. Посмотрим, как удастся им на реальное свидетельство очевидца возразить». Первой полковник решил допросить Валю. Он уже почти не сомневался, что это именно она была той самой девушкой, которая в супермаркете подсунула Ирине Тимашовой банку с роковым соусом, и, умело используя этот факт, надеялся вызвать собеседницу на откровенность и сделать разговорчивее. Но когда Валю привели в комнату для допросов, у нее был настолько обескураженный и унылый вид, что, казалось, она без всяких понуждений со стороны готова выложить всю подноготную, стоит только задать вопрос. От воинственных настроений, которые наблюдались у нее на берегу озера, не осталось и следа. Кураж прошел, и теперь перед полковником сидела угрюмая и растрепанная женщина, явно не понимавшая, как она вообще здесь оказалась. — Кто надоумил вас пуститься на эту авантюру? — спросил Гуров, записав в протокол формальные данные. — Или покушение на сотрудника полиции — ваша собственная инициатива? — Это вы у дурака того спросите, кто надоумил, — раздраженно ответила Валя. — По всякому свистку готов бежать куда глаза глядят. Исполнительный. — В самом деле? А ты, значит, стойкая? Тебя на нехорошее дело уговорить просто нереально? — Что уж там реально, что нереально, это вам, конечно, лучше знать, гражданин начальник, — вновь продемонстрировав уже знакомый полковнику хищный прищур, ответила Валя. — Только «мокрого» за мной нету. И дурака этого отговаривала. Мало ему было, что этот его «папа», можно сказать, за жабры его держал с нар… — Тут она осеклась и тревожно взглянула на Гурова. Но тот лишь внимательно смотрел ей в лицо и, не перебивая, слушал. Трогательный образ романтичной девушки в розовом платье канул в небытие, и Валя предстала перед ним в своем истинном обличье. Резкие манеры и характерные словечки ясно показывали, к каким слоям общества она принадлежит. А универсальное словосочетание «гражданин начальник» давало повод думать, что этот «привод» для Вали — далеко не первый. — В общем, он и без того Глеба, можно сказать, с потрохами купил, — успокоившись, продолжила она. — А тут еще и на крови захотел повязать. Он же мент у меня, Глебушка-то, — усмехнулась Валя. — Раньше в участковых ходил, тогда и познакомились с ним. В результате чрезвычайного происшествия, так сказать. А теперь поспокойнее работа, за столом больше сидит в отделе. Но по старой памяти и «чрезвычайным» иногда может заняться. Так и в этот раз. Я попыталась было отговорить, да куда там. Наши мужские дела, ты, баба, не лезь. Вот и сиди теперь. Делай свои «дела». — Что за «папа»? — спросил Гуров. — Не знаю. Он по имени не называл. Говорил только, что у него кто-то из больших начальников в покровителях ходит. Он, типа, с ним делится, а тот его, дескать, за это прикрывает. — Чем делится? Поняв, что проговорилась, Валя снова испуганно взглянула на полковника и какое-то время молчала. — Чем делится? — настойчивее повто-рил он. — Не знаю. — Послушай, Валентина. Ты, кажется, не совсем понимаешь, что происходит. Думаешь, что все, что случилось там, на берегу, — это нечто вроде первоапрельской шутки? — Да нет, я не думаю… — Думаешь, что мы сейчас с тобой тут потрындим всласть, да и по домам разойдемся? Только должен тебя разочаровать. Покушение на убийство — серьезная уголовная статья, и сроки по ней не намного меньше, чем по сто пятой. А у тебя еще и отягчающие обстоятельства, поскольку покушалась ты на жизнь полицейского. — Покушение не убийство, — угрюмо пробурчала себе под нос Валя. — А, вот оно что. Ты, кажется, полагаешь, что суд учтет, что это — твое первое серьезное преступление? Примет во внимание, что за тобой «мокрого нету»? Хорошо бы. Только в действительности это ведь не совсем так. А? Что смотришь? Самой не верится? А ты припомни. Но Валя, по-видимому, совершенно искренне считала, что припоминать ей нечего. Округлив глаза, она в неподдельном изумлении уставилась на полковника, явно не понимая, к чему он клонит. — Припомни, что произошло недели три назад. Как ты в магазине свои продукты по чужим корзинам раскладывала. Или ты и это делала только для того, чтобы невинно пошутить? Тогда должен тебя поздравить. Шутки твои меткостью с любой пулей поспорят. Что ни острота, то труп. Отраву в аджику сама подмешивала? Или Глеб постарался? Там ведь в потерпевших тоже сотрудник органов. Да и не из последних. Прямо какая-то тенденция намечается, согласись. И за что это вы с Глебом так полицейских не любите? Тем более если сам он у тебя, как ты говоришь, «ментяра». — …я не… это не я, — забормотала Валя, бессмысленно уставившись в пространство. — Я ничего не подмешивала. Меня просто попросили. Я… — Послушай, Валя, — снова очень спокойно и даже с сочувствием заговорил Гуров. — Положение, в котором ты сейчас оказалась, — очень сложное. Фактически тебя подставили, использовали для своих целей. Кто-то добился того, что ему было нужно, устранил мешавших ему людей. А всю грязную работу сделала ты, возможно, даже об этом не подозревая. Я готов верить, что тебе дали вполне безобидное объяснение, для чего ты должна подсунуть соус в чужую корзинку. Готов верить, что сама ты представления не имела о том, что там, в этой банке. Но с точки зрения закона убийца — ты. Ты положила в корзинку той женщины свою банку с соусом, а обратно к себе, посмеявшись этому недоразумению, переложила точно такую же из ее корзины. Именно ты произвела подмену, в результате которой скончался человек, этого соуса отведавший. В супермаркетах, если тебе известно, стоят камеры видеонаблюдения, так что доказать все это будет совсем несложно. Доказать обвинение в умышленном убийстве. Вдумайся в эти слова. А теперь к этому обвинению прибавится еще обвинение в покушении на убийство. Причем и тут предполагаемая жертва — полицейский. Ты уверена, что главная цель твоей жизни — провести лучшие годы за решеткой? Валя сидела как в воду опущенная. — Но что… что же мне делать? — Воинственный дух окончательно покинул девушку. Исчезло даже раздражение. Теперь во взгляде ее отражалась лишь растерянность и испуг. — Нужно рассказать все как было. Только так нам всем удастся в этом разобраться. Ты сама видишь, сколько здесь всего напутано. Если запутывать и дальше, это приведет лишь к еще большему числу невинно пострадавших. Ведь по-настоящему виновны здесь всего два-три человека. Заказчики. Те самые покровители из больших начальников, про которых говорил твой Глеб. Они и без того чувствуют себя неплохо, обделывая за чужой счет свои дела. Так какой смысл тебе продолжать покрывать их, взваливая на себя еще и чужие преступления? По выражению лица Вали Гуров видел, что его стрела попала точно в цель. Проникновенная речь явно убедила ее, и теперь он не сомневался, что на все свои вопросы получит четкий и правдивый ответ. — Так кто же такой этот «папа», о котором говорил тебе Глеб? — Не знаю, — вопреки всем ожиданиям, снова заявила Валя. — Я же сказала, он почти ничего не говорил. Только то, что «папа» в ментовке — большой начальник. — Что, так за все время ни разу и не назвал по имени? Или по отчеству хотя бы. Знаешь, как иногда знакомых зовут, — Иваныч, Петрович. И так не называл? — Нет. И по отчеству тоже. Только один раз слышала, как он с дружбанами в разговоре какого-то Макса упомянул. Как раз они перетирали обо всех этих делах. Глеб и сказал. Только не знаю, точно ли это «папу» так зовут или про другого кого он говорил. Врать не буду. Но Гуров сразу понял, что речь шла именно о «папе», а не о ком-то другом. Для того, чтобы убедиться в этом, ему вполне достаточно было имени. Максим Олегович, именно так звали Крапивина, зама и лучшего друга главного организатора тайного «ордена» ярых борцов с коррупцией Андросова. И показания Вали были прямой нитью, связывающей его со смертью Тимашова. — Кто именно велел тебе подменить соус в супермаркете? — А, это, — будто вспомнив что-то очень далекое, проговорила Валя. — Это вообще глупость какая-то была. Это Глеб. Вечно я из-за него попадаю. Привязался, помоги да помоги ему. Он, видите ли, на деньги поспорил. А мне-то какое дело? Ты поспорил, ты и выигрывай. Или проигрывай. Твои проблемы. Но ему когда в голову вступит, он просто как баран упрямый становится. — А что за спор был? — Да не знаю я. То ли о том, что кому-то что угодно подсунуть у всех на глазах можно, то ли подмену сделать. Что-то в этом роде. Сам он, главное, не потянет, а я должна. Не потянешь, зачем тогда спорил? В общем, привел он меня в этот супермаркет, дал эту банку и говорит: «Вон видишь, баба у витрины стоит, глазами хлопает? Ты ей эту банку в корзину положи, а ту, что у нее там лежит, вытащи». Глупость полная. Банки-то абсолютно одинаковые были. Я ему начала говорить, зачем, мол, шило на мыло менять, у нее уже и так точно такая же банка в корзине лежит. Но куда там. Как начал шипеть на меня. Глаза бешеные, того гляди, укусит. Делать нечего, пришлось менять. Да та баба заметила еще, чуть было вообще не сорвалась операция, — усмехнулась Валя. — Заметила? И как же она отреагировала на твои странные действия? — спросил Гуров, припоминая рассказ Ирины. — Да никак. Я сказала, что нечаянно свою покупку к ней в корзину поставила. Так что она об этих действиях даже не догадалась. — А ты свою банку оставила в ее корзине, а себе взяла ту, что была у нее? — Выходит, что так. — А оставить все как есть, нельзя было? Банки ведь одинаковые.