— Нет, нельзя было. И Глеб за мной наблюдал, в двух шагах стоял, да и банка эта помечена была. Они ведь на деньги спорили. Так что обмана здесь не могло быть. А то бы я потом таких получила… — Хорошо. Будем считать, что случай с этой банкой — недоразумение. Ты не знала, что там, и была уверена, что женщина, в корзину которой ты положила ее на спор, — совершенно случайный человек. Но ведь сегодняшние твои действия трудно назвать случайностью. Взяв в руки пистолет, ты поступала вполне сознательно, пребывая в здравом уме и твердой памяти, и мне трудно поверить, что ты не догадывалась, к чему подобные поступки могут привести. Валя снова помрачнела и замолчала. — Это все Глеб, — через несколько минут произнесла она. — Из-за него. Я сначала хотела отговорить, но потом поняла, что не получится, и… согласилась. — Глеб говорил, для чего ты должна была привести меня к озеру? — Да. Он сказал, что здесь нет ничего особенного. Что это даже и не убийство. Оглушить дубиной по голове да в озеро скинуть. Сам сдо… Ну, то есть, в смысле, что это как бы не преступление. Как бы несчастный случай. — Ну да, — согласился полковник, с большим интересом слушавший эту интерпретацию. — Ты говорила, что «папа» в этот раз хотел повязать Глеба на крови. Он упоминал о том, что именно «папа» все это инициировал? — Да, упоминал. Когда я стала его отговаривать, сказал, что это не мое дело и что «большим людям» лучше знать. — А Глеб мог отказаться исполнять это поручение? — Навряд ли. Да он и не хотел, как я поняла. Ему, типа, льстило, что он с таким важным человеком как бы за своего ходит. Только какой он ему свой? — А что за дела были у Глеба с «папой»? Ты упоминала, что он с ним чем-то там делился. — Понятно чем, — криво усмехнулась Валя. — Только если вы записывать все хотите, я ничего не скажу. Про это покушение ваше… — Покушение на меня, а не мое, — поправил Гуров. — Ну, пускай на вас. Про покушение можете спрашивать. А это… это другое. К покушению это не относится, а закладывать, чтобы вы еще одну статью приписали, я не буду. — Да я и сам тебе скажу, можешь не закладывать. Секреты эти мне давно известны. Наркотой твой Глеб приторговывал, и, вполне возможно, конфискованной в том числе. А «папа» этот ваш «крышевал» его. За это тот с ним и делился. Нетрудовыми, так сказать, доходами. Что молчишь? Угадал я или нет? — Не знаю. — Валя низко опустила голову и уставилась в пол. Но даже и без показаний, касающихся торговли наркотиками, информацию, которую удалось получить от Вали, полковник считал очень ценной. В протоколе было зафиксировано, каким образом произошла подмена злополучной банки с соусом, там же значилось имя некоего Макса, выступавшего в качестве «папы» и покровителя непутевого «мента» по имени Глеб. Даже без показаний самого Глеба материала вполне хватало для задержания если уж не самого Андросова, то как минимум его правой руки Крапивина. А в свете того, что сообщила Валя, Гуров не сомневался, что и разговор с Глебом будет не менее содержательным и позволит получить дополнительные данные, возможно, даже на недосягаемого пока руководителя всей этой шайки. Но когда очередной обвиняемый появился в комнате для допросов, Гуров сразу понял, что принадлежность к профессии он считает своим главным козырем и уверен, что благодаря этому может вести себя вызывающе. — Я отказываюсь давать показания, — заявил Глеб, едва успев опуститься на стул. — Имею право. — Разумеется, — спокойно ответил Гуров. — Но на некоторые вопросы вам ответить все же придется. Ведь этот отказ мне нужно будет зафиксировать в протоколе. А протокол начинается с анкетных данных. Впрочем, вы, наверное, в курсе. Ведь вы, если не ошибаюсь, работаете в полиции. — А вы откуда знаете? — с неподдельным изумлением взглянул на него Глеб. — Знакомая ваша рассказала, — с самым простодушным видом сообщил полковник. — Не захотела, чтоб любимый за чужие проступки отвечал. Поведала со всей откровенностью, что ваше нехорошее по отношению ко мне поведение — это вовсе не результат личной инициативы, а плод дурного влияния со стороны вышестоящих начальников. — Ну, она у меня еще узнает… — со злостью процедил сквозь зубы парень. Глеб сделал зверское лицо и сквозь зубы пробормотал что-то нецензурное. — Нехорошо отвечать на доброту и заботу такой агрессией. Ведь, по сути, Валентина оказала вам помощь. Из ее слов следует, что вы решились на такой неблаговидный поступок, как убийство полицейского, попав под влияние, а возможно, даже давление со стороны. Но если вы желаете отрицать это или вообще не захотите давать показания, у меня могут возникнуть и сомнения. Я могу подумать, что главный организатор покушения лично на меня, а также организатор убийства Андрея Тимашова, не кто иной, как именно вы. — Какого еще Тимашова? — беспокойно заерзал на стуле Глеб. — Не знаю никакого Тимашова. — Да ну? Неужели не знаете? Зачем же вам тогда понадобилось его убивать? — Никого я не убивал! Что вы здесь ерунду городите?! — Ерунду? Неужели? — жестко проговорил Гуров. — Значит, все было совсем не так? Значит, вы просто поспорили с друзьями о том, можно ли подменить банку с соусом в корзине ничего не подозревающей женщины, отправившейся в магазин за продуктами для мужа? Значит, это не вы подмешали в этот соус сильнодействующее лекарство, в объемах, десятикратно превышающих максимальные терапевтические дозы? Значит, не по вашей вине погиб человек, отведавший этой приправы, так ловко подсунутой вашей девушкой? Подсунутой вовсе не для того, чтобы убить, а просто для того, чтобы выиграть в споре. Во время этой обличительной речи выражение лица Глеба заметно менялось, постепенно переходя от изумленного к беспомощному. — Вот гад! — вполголоса проговорил он себе под нос. — Кто гад? — тут же подхватил Гуров. — Ваш всесильный высокопоставленный Макс? Он? Он толкнул вас на эту авантюру? Он заставил провернуть бессмысленную на первый взгляд манипуляцию с соусом? Он велел заманить меня куда-нибудь в тихое место и там прикончить? Он это сделал? Или мне записать, что, согласно показаниям вашей подельницы, инициатором всех этих «досадных недоразумений» были именно вы? Но настойчивые вопросы полковника Глеб слушал уже невнимательно. Слово «Макс», прозвучавшее в самом начале этой прочувствованной речи, настолько поразило его, что он буквально замер на стуле. Напрасно Гуров ждал ответа на поставленные вопросы. Глеб настолько ушел в себя, что никак не реагировал на внешние раздражители. — Так как же нам быть с показаниями вашей подруги? — проговорил Лев, подождав несколько минут. — А?.. Что?.. — с трудом возвращаясь в реальную действительность, спросил Глеб. — Какой подруги? А, вы об этом… — Он тряхнул головой, будто сбрасывая наваждение, и, окончательно придя в себя, уже совсем другим тоном проговорил: — Что мне будет, если я расскажу? — Снисхождение за добровольное сотрудничество, — ответил Гуров. — От ответственности за содеянное освободить не обещаю. — Ясно. Ладно. Раз уж вы все равно знаете… А его уже взяли? — будто осененный догадкой, вдруг спросил он. — Кого? — парировал Лев. — Мне неизвестно, с кем именно из тех, кого мы взяли, вы имели контакты. Вопрос Глеба ясно давал понять, что «папу» своего он побаивается и не будет давать показания на него, если не убедится, что того тоже «закрыли» и он не сможет отомстить за предательство. А именно для того, чтобы «закрыть» Крапивина, Гурову и нужны были показания Глеба. Он блефовал смело и уверенно, и, по-видимому, эта уверенность и явилась решающим фактором, заставившим Глеба начать говорить. — Я контакты имел с разными людьми, — уклончиво произнес он. — У меня работа такая. Кто именно из них вас интересует? — Меня интересует, с кем вы делились доходами от незаконного сбыта наркотических веществ, — жестко произнес Гуров. — Меня интересует, тот ли это самый человек, который заставил вас подменить банку с соусом и организовать покушение на меня. Или в этих двух случаях вы имели дело с разными людьми? — Вот оно как, — вполголоса, будто про себя, проговорил Глеб. — Она, значит, и об этом рассказала. Сучка драная! — Да нет, о наркотиках ваша девушка как раз говорить отказалась. Зря вы так плохо о ней думаете. Я ведь говорил, она лишь всеми силами старается вам помочь. Рассказывает только о тех эпизодах, где сами вы, по сути, явились орудием в чужих руках и не должны полностью нести всю ответственность. А по поводу наркотиков, это… это я узнал из других источников. — Неужели Макс рассказал? — удивленно спросил Глеб. — Дела… Значит, и о том, как мы «подружились», вам тоже известно? — Отчасти, — неопределенно ответил Гуров. — Вашу версию я тоже с интересом послушаю, но сначала о главном. Фамилия Макса? — Максим Олегович Крапивин, — обреченно, будто бросаясь в омут с головой, произнес Глеб. — Работал в УБЭП, недавно, кажется, перевели с повышением. Даже странно, как это он попался. — А вот поэтому и попался. Слишком уж бойко повышали его. Прямо как из рога изобилия поощрения сыпались. Даже странно казалось. А потом и выяснилось, что все это неспроста. По чужим головам человек шел. И с вашей помощью в том числе. Что там с этой банкой? Как он объяснил, почему вы должны подсунуть ее той женщине? — Да никак не объяснил. Сказал, что нужно сделать, и все. Кровь из носу. А уж как и что, это, мол, я сам должен придумать. Показал фотографию бабы этой, сказал, что в таком-то магазине она регулярно затаривается. Все. Остальное — мои проблемы. — Но сами для себя вы как-то определяли причины этой загадочной просьбы? Это ведь действительно немного странно. — Думал, улику подбросить хотят, — ничуть не смущаясь, ответил Глеб. — Наркоту ведь по-разному прячут. Думал, у бабы этой сынок непутевый иди еще там кто, кого можно за такие дела привлечь. Ей в магазине подсунут незаметно, а найдут потом дома. Типа — хранили. — То есть, если я вас правильно понял, в случае с этой банкой вы не предполагали, что речь может идти об умышленном убийстве? — Да мне и в голову такое не приходило! — с чувством воскликнул Глеб, и было видно, что эмоции его совершенно искренни. — Хорошо. Но ведь в случае со мной уже трудно было ошибиться. Здесь вы не можете сказать, что не понимали, что от вас требуется. Как же вы решились? Или власть над вами Крапивина такова, что за него вы готовы пойти в огонь и в воду? Прежде чем ответить, Глеб, у которого были еще очень свежи воспоминания о кулачном поединке с Гуровым, какое-то время молчал. Потом медленно произнес: — Если Макс говорил вам о том, как мы сошлись и что он для меня сделал, вас не должно удивлять, что для него я был готов на многое. И дело здесь не в какой-то там власти. Я его должник. А долг платежом красен. Что до этого случая… Ведь в итоге из покушения этого ничего не вышло. Вышло даже наоборот, не мы вас, а вы нас повязали. Так что, как говорится, без обид. — Как и когда Крапивин дал вам это поручение? Как происходил разговор? — Разговор в машине происходил. Есть у нас местечко одно. Неприметное. Недалеко от отдела, где я тружусь. Точнее, теперь уже трудился, — скривился в ухмылке Глеб. — Если нужно было что-то, Макс звонил, назначал время. Он подъезжал, я подходил. Все просто. — Доходы от наркоты тоже в машине делили? — пристально взглянув на него, спросил Гуров. — Тоже, — сразу насупившись, угрюмо ответил Глеб. — С кем еще из Управления по борьбе с экономическими преступлениями вы взаимодействовали? — Да больше ни с кем. У меня и дел к ним особых не было, чтобы взаимодействовать. Макс — особый случай. С ним, можно сказать, судьба свела. А так… больше я там никого и не знаю. Палыч, наверное, имеет контакты. Но ему по штату положено, он же начальство. А мы люди маленькие. — Кто это — Палыч? — Палыч-то? Ну как же, — почему-то улыбнулся Глеб. — Бугаев Владимир Павлович, начальник наш дорогой. Вот уж у кого бы доходы проверить. Нам, чай, и во сне такое не снилось. — Крапивин был знаком с Бугаевым? — Этого не знаю. Вообще, наш частенько в эти «высшие сферы» заглядывал. Любил там потусоваться. Что ни день у него, то межведомственное совещание. Может, и был знаком. Но я лично ни разу не видел, чтобы Макс официально к нам в отдел приезжал. Он и со мной, можно сказать, тайно встречался. Я ведь говорил уже. — Вернемся к разговору о покушении. Вы сказали, что он происходил в машине. Когда? — Да вчера. После обеда Макс позвонил, сказал, чтобы я на условленное место шел, мол, дело у него очень срочное. Я и пошел. Подхожу, смотрю — машина уже стоит. И Макс в ней, сам не свой. То обычно довольный такой, улыбается все, а тут просто лица на человеке нет. Я даже посочувствовал. Что, мол, стряслось что-то? — спрашиваю. А он мне — да, стряслось. Сука, говорит, у нас завелась, разобраться с ней надо. Вы не обижайтесь, это я просто его слова передаю, — поспешил оговориться Глеб, с опаской глянув на Гурова.