— Вопрос: — Вениамин Васильевич, мы вроде о чистосердечном признании с вами договаривались… — Ответ: — Да, извините. Я накапливал запчасти, потому что собирался приобрести их через кооперативную организацию и продать по свободным ценам. — Вопрос: — Так извините, вы же их на Север должны были отправить. — Ответ: — А нет у нас такого количества заявок на автозапчасти с Севера, нет у них там такого количества «Жигулей». А эти запчасти, стало быть, становиться неликвидом, и можно будет продать по сниженной цене. — Вопрос: — Дефицитные запчасти по сниженным ценам — Ответ: -Ну, понимаете, есть способы. — Вопрос: -Хорошо, а почему часть упаковок пустыми оказались — Ответ: — Ну, я так понимаю, что это Кудюмов их похищал. Видите ли, я, чтобы избежать проверок, запчасти в самый дальний склад определил, где у нас всяких хлам складирован. И сам там старался лишний раз не появляться. А этот жулик Кудюмов, подобрал ключ к замку, сделал оттиски печатей и лазил туда, когда ему вздумается. — Понятно, распишитесь здесь и здесь и на сегодня закончим. — Товарищ, ой, извините, гражданин следователь, а как бы мне с женой повидаться? — Я подумаю, как это удобнее сделать, наверное, после следующего допроса вы с супругой повидаетесь. Мы сидели с Димой на берегу Реки, слушали монотонный шум капель дождя, невесомо бьющих по прозрачной пленке, натянутой на каркасе, который мы собрали из сухих стволов молодых сосен, чтобы всегда можно было посидеть у костра. Три дня мы собирали бруснику, потом длинными вечерами сидели и пили бесконечные кружки с «чаем» из листьев брусники и лесной смородины. Между собой почти не разговаривали, наслаждаясь одиночеством, свободой и бесконечным, окружающим нас безлюдьем. Палатка была собрана. Десяток алюминиевых десятилитровых канистр с брусникой, залиты водой и распиханы в багажнике и салоне бежевой «шестерки», которую я выпросил у папы, обещая завалить родителей брусникой. Довольный и обессиленный Демон, вес облепленный желтой березовой листвой, валялся на сухой траве под багажником «жигулей». Надеюсь, что он катался не по какой ни будь падали, а то провоняет весь салон. Мы с Димой пьем по последней кружке, после чего останется только загасить костер и покинуть это гостеприимное место. — Дима, что надумал, восстанавливаться будешь? — Нет, Паша, не пойду. — Чем заниматься намерен? — Ремонты буду делать. Мать несколько журналов достала, с интерьерами импортными, вот буду по ним делать, а там, глядишь, бригаду организую. — Молодец, дело хорошее — я вспомнил инновации врывающегося в нашу жизнь «евроремонта»: — только на потолок кафельную плитку не клей, хорошо? После двух заседаний районного суда меня восстановили на службе, с выплатой среднего заработка до вынесения решения. И если на первом заседании юрист УВД с пеной из рта доказывал, что уволен я был законно, на основании собственноручно написанного заявления, то на второе заседание он уже прибыл с подписанным за неделю до того, приказом о моем восстановлении. К этому моменту я уже три дня как ходил на занятия в Учебном центре УВД. — Взвод, смирно, равнение направо — наш куратор, капитан Трехшапкин, лихо печатал шаг по вычищенному от снега плацу. Мы сцепили пальцы рук, и с криком «И, раз!» стали лупить сапогами по бетонным плитам с еще большим остервенением, проходя по плацу Учебного центра строевым шагом первый и последний раз, в связи с его окончанием и присвоением очередных званий. Три месяца учебы, в расслабленно-школьном режиме, с девяти утра и до трех часов дня, после чего официально отбывал домой на самоподготовку — что может быть прекрасней, разве не так? — Здравия желаю, Сергей Геннадьевич, разрешите поздравит вас с присвоением звания майора. — Привет, Паша, закончил курсы — ротный ответил на рукопожатие. — Так точно. — Ладно, давай, к заму — cдаешь зачет по оружию, потом ко мне, я приказ подготовлю. Завтра к двенадцати получишь у старшины оружие и сдашь его в дежурку, ну а послезавтра выходишь на работу. — Понял, еще вопрос разрешите — куда пойду и с кем? — Я пока не знаю, завтра решу. — Старшина, что за хрень — ствол ржавый. — Да тут чуть — чуть, тряпку с маслом возьми и потри, все отойдет. На кобуру. — Не, я за такую расписываться не буду. — Что тебе не нравиться, нормальная кобура, мягкая уже. — У нее здесь ниток нет, и она явно года три как ношенная. — Слушай, берешь шило, нитки я тебе дам, и по дырочкам шилом… — Старшина, я эту кобуру брать не буду. — Бля, молодежь совсем оборзела. Нет у меня кобур. Вон, «гаишную», белую, возьмешь? — ты так пошутил? — Пошутил, пошутил, на кобуру, расписывайся. — Стой, я этот шомпол не возьму. — Что опять не так? — У него конец обломан. — Да тебе какая разница, тряпку намотал и чисти ствол. — Да ты же сам на строевом смотре мне предъявишь, что шомпол сломан. — Ладно, пошли в дежурку, есть у меня там шомпол. — Вот дашь шомпол- потом я вернусь и, у тебя, в журнале распишусь. — Бля, вот не никакого доверия людям. Я стоял на крыльце, подставив лицо почти весеннему, февральскому, солнышку. — Здрасьте, дядя Паша. — О здорово Рыжий, ты что здесь? — На учет пришел становится, мне три года «условки» дали. — О как, ну молодец, отделался легким испугом. А остальным что… Э, Рыжий, ты меня слышишь? — Дядя Паша, а это кто? — Где? — я обернулся. Из взвизгнувшего тормозами «УАЗика» — «таблетки» выгружали нашего «доктора Лектора» — три милиционера под руки принимали закованного в наручники, с большим пакетом в руках, подследственного Кудюмова, прибывшего с очередной «проводки». — А это наш убивец, девчонок из техникума насиловал и убивал, слышал, наверное? А что? — Помните, тот вечер, когда мы на вас нарвались? — Конечно помню. — Так с этим дедом Длинный тогда сцепился, и мы его собирались по жесткому запинаться. — Лучше бы вы его тогда запинали. — Так, товарищи, слушаем расстановку на сегодня… пост двести двадцать три, идут Громов и Боголюбский, дальше…. Ко мне повернулось усатое лицо старшего сержанта Боголюбского. Это было фиаско, мое фиаско. Глава 6 Глава шестая. Новый напарник.