Глава 5 – Миллионы людей в городе и его окрестностях говорят о Лоре Хант, – произнес Уолдо с завистью. – Твое имя, колдунья, раскаляет провода по всей стране. – Перестань дурачиться. Мне нужна помощь. Ты единственный человек в мире, с кем я могу поговорить. Будешь вести себя серьезно? Его глаза казались маленькими островками за толстыми линзами, в которых отражался мерцающий свет. – А как же Шелби? – В голосе Уолдо прозвучал триумф. – Разве не он должен быть рядом с тобой в трудный час? – Уолдо, дорогой, сейчас очень тяжелый и ответственный момент. Не мучай меня своей ревностью. – Ревностью! – Он бросил это слово как камень. – Дорогая моя, кому, как не тебе, следует быть терпимей к этому чувству. Мы стали чужими друг другу. Между нами выросла стена. Ревность Уолдо существовала задолго до появления в моей жизни Шелби. Уолдо был язвителен и беспощаден, когда дело касалось других привлекательных мужчин. Как ни печально, я испытывала странное удовольствие и даже гордилась тем, что смогла очаровать это на редкость бесчувственное создание. Какая же ты сирена, Лора Хант, думала я, если пробудила страсть в человеке, у которого с самого рождения отсутствует способность любить! Окружающие обычно отпускали комментарии, подшучивали или удивленно поднимали брови, говоря о преданности Уолдо, а я лишь самодовольно пользовалась своим положением спутницы и протеже известного человека. С моей стороны крепким фундаментом нашей дружбы служило уважение к его учености и восхищение веселой акробатикой его ума. Он же демонстративно за мной ухаживал, и эти ухаживания вылились в семь лет комплиментов, цветов, дорогих подарков и клятв в бесконечной преданности. Роль влюбленного тяжела, но Уолдо честно ее придерживался и ни на одно мгновение не позволял кому-либо из нас забыть, что он носит брюки, а я – юбку. Впрочем, мы оба деликатно избегали любых намеков на то, что за ухаживанием стоит нечто большее, чем удовольствие от самого процесса. Тетушка Сью часто говорила, что содрогнулась бы, если бы Уолдо ее поцеловал. Он часто меня целовал, у него вошло в привычку целовать меня при встрече или прощании, иногда он сопровождал поцелуем очередной комплимент. Я при этом не испытывала ни отвращения, ни ответной страсти. С таким же чувством относишься к котенку, который потрется о твою ногу, к собаке, которая лизнет твою ладонь, или к ребенку, коснувшемуся твоей щеки влажными губами. Уолдо схватил меня за руки и посмотрел в глаза. – Мне нравится твоя ревность, Лора. Ты была великолепна, когда набросилась на Дайан. Я высвободилась. – Уолдо, что бы ты подумал, если бы меня обвинили в убийстве? – Бедная моя девочка! – У меня нет алиби, а в моем загородном доме спрятано ружье. Думаю, Макферсон туда вчера вечером ездил. Я боюсь, Уолдо. Кровь отхлынула от его лица. Он стоял бледный как воск. – Что ты хочешь этим сказать, Лора? Я рассказала о портсигаре, о бутылке дешевого бурбона, о своей лжи, о лжи Шелби и о том, как в присутствии Марка Шелби заявил, что лгал, пытаясь меня защитить. – Оказывается, в ту ночь Шелби был здесь вместе с Дайан. По его словам, после выстрела он понял, что я вернулась. Над верхней губой и на лбу Уолдо выступили бисеринки пота. Он снял очки и уставился на меня блеклыми глазами. – Лора, кое-что ты мне так и не сказала. – Уолдо, неужели ты думаешь… – Это сделала ты? По улицам разносились громкие голоса мальчишек-газетчиков, гортанно выкрикивавших мое имя. Яркие краски дня бледнели. Небо прочертили лучи фосфоресцирующего зеленого света. Мелкая холодная изморось походила на ледяной дождь посреди лета. – Лора! Он пристально глядел на меня незащищенными выпуклыми глазами, сверкающими белым блеском. Я сжалась под настойчивым взглядом, но он словно гипнотизировал, и я не могла ни отвернуться, ни опустить глаза. Часы на церкви вдали пробили пять. Я подумала, что так, должно быть, ждут, когда появится доктор и скажет, что болезнь неизлечима. – Ты думаешь о том сыщике, ждешь, чтобы он пришел и арестовал тебя. Ты ведь хочешь, чтобы он пришел, правда? Уолдо схватил мою руку, вперив в меня взгляд. – Лора, ты влюблена в него! Я вчера это заметил. Ты не смотрела в нашу сторону, избегала своих старых друзей, мы с Шелби перестали для тебя существовать. Ты не сводила с него глаз, трепетала как бабочка и глупо улыбалась, словно школьница перед своим кумиром. Влажные холодные руки Уолдо вцепились в меня еще сильнее. Я тихим голосом слабо отражала его нападки. – Не лги, женщина! У меня рентгеновское зрение. А сейчас я улавливаю странное трепетание женского сердца. Как романтично! – воскликнул он издевательским тоном. – Сыщик и леди! Ты уже вручила ему себя, он добился твоего признания? Я отпрянула. – Уолдо, пожалуйста, не говори так. Мы знакомы только с вечера среды. – Быстро же он работает! – Ну хватит, Уолдо, будь серьезнее. Мне очень нужна помощь. – Солнце мое, самая серьезная и важная помощь, которую я могу предложить, это предостеречь тебя от увлечения самым опасным человеком, которого я когда-либо встречал. – Глупости! Марк ничего такого не сделал. – Ничего, дорогая, кроме того, что покорил тебя. Всего лишь завоевал твое сердце. Снискал твое теплое и благожелательное расположение во славу сыскного бюро. – Шелби говорил то же самое. Он сказал, что Марк пытается добиться от меня чистосердечного признания. – В кои-то веки я согласен с Шелби. Я подошла к дивану и села на край, обняв подушку. Грубая льняная ткань царапала щеку. Уолдо тихонько подошел ко мне и предложил свой надушенный носовой платок. Я хихикнула. – Никогда не могу найти носовой платок в трудную минуту! – Положись на меня, моя девочка, я с тобой. Пусть тебя обвиняют, мы будем сражаться. – Он возвышался надо мной, стоял с высоко поднятой головой, расставив ноги и засунув руку за борт пиджака, совсем как Наполеон на портрете. – В моем распоряжении, Лора, есть любое оружие: деньги, связи, известность, моя газетная колонка. Начиная с сегодняшнего дня сразу в нескольких газетах выйдут восемьдесят очерков, посвященных делу Лоры Хант. – Уолдо, пожалуйста, – умоляюще произнесла я. – Пожалуйста, ответь, ты тоже думаешь, что я виновна? Он взял мою руку холодными, влажными от пота ладонями и сказал мягко, будто обращаясь к больному капризному ребенку: – Какое мне дело, виновна ты или нет, если я люблю тебя, дорогая? Все казалось ненастоящим – сцена из викторианского романа, да и только. Я, хрупкое беззащитное создание, сижу, как несчастная, попавшая в беду женщина из далекого прошлого. Зато Уолдо выглядит сильным и уверенным, защитником, ободряюще сжимающим мою руку. – Лора, ты думаешь, я стану тебя за это презирать? Или обвинять? Ни за что! – Он еще крепче сжал мою руку. – Напротив, я тебя обожаю, как никогда раньше. Ты будешь моей героиней, Лора, моим величайшим созданием. Миллионы людей прочитают о тебе и полюбят тебя! – Слова так и слетали с его языка. – Я сделаю тебя еще более знаменитой, чем Лиззи Борден![34] Он говорил озорным тоном, словно отвечая на вопрос в какой-нибудь салонной игре: «Что бы вы сделали, если бы Лору Хант обвинили в убийстве?» – Пожалуйста, веди себя серьезно! – попросила я. – Серьезно!.. – Он подхватил это слово и бросил обратно, передразнивая меня. – Ты достаточно много читала Уолдо Лайдекера, чтобы знать, насколько серьезно я отношусь к убийству. Это мое любимое преступление, – добавил он. Я вырвала руку, вскочила и ушла в другой конец комнаты. – Вернись, моя прелесть. Отдохни. Ты очень взволнована. Неудивительно, дорогая, стервятники так на тебя накинулись. Шелби с его драгоценной галантностью, и этот сыщик, который так и видит себя во всей красе на первых полосах газет. Они бы с радостью уничтожили твое самоуважение, извратили бы отвагу твоей страсти. – Значит, ты уверен, что я виновна. Фосфоресцирующий свет придавал коже Уолдо зеленоватый оттенок. Наверное, мое лицо тоже покрывала болезненная бледность страха. Я почти украдкой потянула за шнурок лампы. Электрический свет разогнал тени, моя комната вновь обрела реальность. Я увидела знакомые очертания массивной мебели. На столе стояли розы тетушки Сью – алели на фоне светлой стены. Я вытащила из вазы одну розу, прижала прохладные лепестки к щеке. – Скажи, Уолдо, ты считаешь, что я виновна? – Я вижу перед собой великую женщину. Мы с тобой живем в ненастоящем, выхолощенном мире. Между нами говоря, на свете мало душ, достаточно сильных, чтобы совершить насилие. – Он произнес последнее слово с нежностью, воркующим голосом любовника в постели. – Насилие придает страсти убедительность, о прекраснейшая! Ты не мертва, Лора, ты – сильная, живая женщина, которая жаждет крови. Красные лепестки рассыпались у моих ног на узорчатом ковре. Холодными, нервными пальцами я оборвала последний лепесток розы. * * * Наверное, я неправильно описываю случившееся. Я должна излагать все просто и связно, перечислять факт за фактом, привести в порядок хаотично мечущиеся мысли. Если меня спросят: «Лора, вы вернулись в пятницу вечером, чтобы убить Дайан?», я отвечу: «Он не похож на человека, который станет флиртовать, чтобы добиться признания». Если меня спросят, звонила ли я в дверь и ждала ли, когда подойдет Дайан, чтобы убить ее, я отвечу: «Больше всего на свете я жалею, что не встретила его раньше, до того, как это все случилось». Вот в таком я сейчас состоянии. Целых два часа я просидела, дрожа, в одной комбинации, не в силах переодеться в домашнее платье. Однажды, давным-давно, когда мне было двадцать и мое сердце было разбито, я точно так же сидела на краю кровати в комнате с заляпанными стенами и думала, не написать ли мне роман о юной девушке и мужчине. Роман вышел откровенно плохим, я его так и не закончила, но сам процесс помог мне забыть о своих печалях. Однако сейчас, когда Шелби оказался предателем, а Марк проявил коварство, я боюсь упорядоченных фактов. Вероломство Шелби открылось нам за ужином, под аккомпанемент воя ветра и шелеста дождя. Я не могла притвориться, что ем; словно налитые свинцом руки отказывались поднимать столовые приборы. Уолдо, наоборот, ел с не меньшей жадностью, чем вслушивался в новости по радио. Шелби пошел в полицию и под присягой сообщил, что в пятницу вечером находился в моей квартире вместе с Дайан. Точно так же, как мне, он поведал им, как раздался звонок, и как Дайан цокала каблучками моих серебряных туфелек, когда торопливо шла через комнату, и как ее застрелили, едва она открыла входную дверь. По словам Шелби, Дайан попросила его прийти в квартиру, потому что боялась нападения. Дайан угрожали, сказал Шелби, и, хотя ему не хотелось встречаться с ней в доме Лоры, девушка так упрашивала, что он не смог ей отказать. Адвокатом Шелби выступил Н. Т. Солсбери-младший. Как он пояснил, Шелби не признался раньше только потому, что покрывал некую особу. В новостях не назвали имя подозреваемой. Заместитель комиссара полиции Пребл отказался сообщить репортерам, знает ли полиция, кого покрывал Шелби. Благодаря своему признанию Шелби из подозреваемого стал свидетелем обвинения.