Беделия вздохнула. Вдоль пробора корни ее волос казались светлее. Чарли это не понравилось, и он отодвинулся. В отличие от женщин, ему не пришло в голову, что Беделия красит волосы, но стало неприятно, и он сам не знал почему. Он презирал фальшивость во всем, как и Эллен. – Что у тебя за семья? – резко спросил он. – Где ты родилась? Какое у тебя было детство? – Я же рассказывала, дорогой. – Она держалась более свободно, но продолжала отрывистым, деловым тоном: – Я родилась в одной из лучших семей в Сан-Франциско. До землетрясения мы были очень богаты. Мы жили… Чарли стиснул ее плечи. Еще немного, и он начал бы ее трясти. – Я знаю эту историю. Я в нее не верю. Расскажи мне правду. – О, дорогой, – простонала она. Он опустил руки, отошел, затем обернулся и посмотрел на нее с безопасного расстояния. – Послушай, Бидди, ты можешь быть со мной откровенна. Я тебе не враг, я твой муж, я пытаюсь помочь тебе. – Он говорил тихо, стараясь дать ей понять, что не станет наказывать ее, если она расскажет ему правду. Из глаз у нее хлынули слезы и покатились по щекам. Она не пыталась сдержать их или вытереть лицо, просто беспомощно стояла на одном месте, прижав руки к шее, глядя в никуда широко открытыми глазами. На какой-то момент у ее глаз не было иного предназначения, кроме как проливать слезы. Она не всхлипывала. Чарли не мог ничего поделать, оставалось только ждать, пока она наплачется. Наконец она перестала. Потерла глаза кулаками и печально улыбнулась. Потом взяла у Чарли платок и вытерла глаза и щеки. – Прости, что я вела себя как ребенок. – Хочешь стакан воды? – Нет, спасибо. – Бренди? – Ничего не нужно, спасибо. Она огляделась. Взгляд стал вопросительным, она смотрела на Чарли так, словно видела его впервые. Минуту назад ее состояние напоминало транс, но теперь она пришла в себя и искала поддержки у знакомых предметов. Вскоре она уже улыбалась, как человек, который, вернувшись домой, тотчас успокоился. Она опустилась в кресло возле окна. Чарли сел напротив и протянул руку через столик. Беделия робко коснулась ее. – Я задам тебе несколько вопросов. Ты должна ответить честно, Беделия. Меня ничто не разозлит и не обидит. Ты можешь быть со мной так же честна, как с самой собой. Обещаешь? – Да, Чарли. Обещаю. Таким образом, она вверила себя Чарли и его защите. Ее рука дрожала в его руке. Чувство ответственности усилило его напряжение. Он не знал, что ему делать после того, как выяснится правда. – Как тебя зовут? – спросил он. – Беделия Хорст. Чарли покачал головой. – Нет, мне не это нужно. Скажи правду. Тебя крестили? Она кивнула. – Как тебя назвали? – Беделия. – Ты же обещала говорить правду. – Мать называла меня Энни. Чарли почувствовал, что дело сдвинулось с мертвой точки. – Энни. А дальше как? – Энни Торри. – Энни Тори, так тебя звали, когда ты была ребенком, верно? – Торри, с двумя «р». Т-О-Р-Р-И. – Что это за имя? – Это фамилия моей матери. – Не отца? Она побледнела, щеки запали. Она снова прижала руки к горлу. – Ясно, – мягко сказал Чарли. – Значит, ты не знала своего отца? Она посмотрела на него отсутствующим взглядом. – Неужели ты ничего о нем не знала? Сколько ему было лет, какой он национальности, из какой семьи, чем он зарабатывал на жизнь? – Он родом из аристократической английской семьи. Его отец был младшим сыном и приехал в эту страну, потому что… – Беделия, – перебил Чарли, – мы не играем в игру. Ты пообещала мне правду. Ты сдержишь слово? – Да, – смиренно сказала она. – Так что насчет твоего отца? – Я говорила тебе. Когда родители давали обед, он выносил меня из детской на руках. На столе стояли золотые тарелки, в комнате играли приглашенные музыканты. Мать надевала брильянтовые сережки и… Чарли резко сменил тему, надеясь, что неожиданный вопрос застанет ее врасплох и заставит говорить откровенно: – Ты помнишь Маккелви? – Кого? – Разве он не был твоим первым мужем? – Моим первым мужем был Герман Бендер. Чарли аж подскочил. – Кто такой Герман Бендер? – Я же сказала, – терпеливо повторила она, – мой первый муж. Мы поженились, когда мне было семнадцать. Он был владельцем платной конюшни. Чарли был потрясен. Он заранее подготовил себя к ужасам, но лишь к тем определенным ужасам, о которых уже знал и которые выстроил у себя в голове. – Я обещала рассказать тебе правду, – напомнила она. – Да, да, конечно, – пробормотал он. – Давай, расскажи мне о Германе Бендере. – Я никогда не говорю о нем, потому что не люблю вспоминать, как ужасно ко мне потом относились. Мне пришлось уехать из города. Все говорили, что я знала о грибах. Все завидовали мне, когда узнали о тысяче долларов. – Герман умер после того, как съел грибы? – Вполне возможно, дело вовсе и не в грибах. Но откуда мне было знать? Вообще-то он научил меня в них разбираться. Он часто ходил за грибами. Ужин получался вкусный и ничего не стоил. – Ты дала ему грибы, и он умер, а потом ты получила тысячу долларов? – Мы всегда готовили их в масле. – О чем ты говоришь? – О грибах. Он отказывался их есть, если они не были приготовлены в масле. – Я хочу услышать про тысячу долларов. Она терпеливо сказала: – Клянусь, я ничего не знала про тысячу долларов. Я слышала про страховку, но не знала, что это такое, до тех пор, пока мне не прислали деньги. – Тогда зачем ты дала ему грибы? – Он их любил. И на них не нужно было тратить деньги. Все, что требовалось, это пойти и собрать их. – Кожа на ее скулах натянулась. – Он был ужасным скрягой. Я и не подозревала, что у него вообще есть деньги, ведь он все время твердил, что мы окажемся в работном доме. Он говорил, лошади слишком много едят, съедают всю прибыль.