– Я не хотел причинить тебе боль, – сказал Чарли. – Мне гораздо больнее от того, что ты веришь лжи, которую говорят обо мне. Я не понимаю, как ты можешь. Он лжет! Он самый лживый человек из всех, кого я когда-либо встречала. За все то время, что мы его знаем, он не сказал ни слова правды. – Значит, ты знаешь, что он сказал? – неуверенно спросил Чарли. – Ты помнишь, что я говорила тебе вчера вечером? Если бы я не любила тебя так сильно, я бы не согласилась заводить ребенка. Мне не обязательно было это делать, ты же знаешь. – Ты действительно была беременна, когда впервые сообщила мне об этом? Или это был трюк, призванный заставить меня увеличить сумму страхования? Она покраснела. Кукольный рот превратился в тонкую линию. – Этот человек из Сент-Пола, Беделия. Барретт. Что с ним? – Уже четыре месяца. Скоро я почувствую жизнь внутри себя. Это была явная уловка, чтобы вызвать сочувствие, и Чарли никак не мог позволить ей разжалобить себя. Но подобные слова были так естественны для женщины в положении, что все снова встало на свои места, и он почувствовал себя так, как должен чувствовать себя муж, которому жена объясняет, как у нее в утробе растет ребенок. Кресло-качалка заскрипело. Чарли поймал себя на мысли, что им с Беделией надо обсудить, когда смазать мебель. Она дерзко вскинула голову. – Поверить Барреттам вполне в духе Бена. Чарли резко вздохнул. – Они всегда были настроены против меня. Ты должен мне верить, Чарли. Ты мне веришь? Вот оно, ее признание, выраженное не теми словами, которых Чарли ждал, но не менее реальное. Итак, один призрак превратился в мужа. Несмотря на то что Чарли был готов к этому моменту, по телу его пробежал холодок. Он скривился и напрягся, закрыл глаза, полагая, что если не видеть ее, ему будет легче это вынести. Беделия пристально смотрела на него. Когда Чарли наконец открыл глаза, она одарила его умоляющим взглядом. Он отказывался смотреть на нее, но она поспешно начала оправдываться, очаровывая его, надеясь заручиться его сочувствием: – Они пришли в ярость, когда Уилл женился на мне. Жена Кина мечтала, чтобы он женился на богатой наследнице, какой-то девице, чей отец работал на бирже. Когда они узнали, что он взял в жены девушку без гроша за душой, они повели себя ужасно. Ты еще не видел Кина! У него рот похож на бумажник. – Она скривила губы так, что ее рот, видимо в подражание Кину, приобрел неприятный алчный вид. – Он мало говорит. Можно подумать, каждое слово стоит денег. Когда Кин и Хейзел узнали, что Уилл оставил мне всю свою страховку, они стали относиться ко мне ужасно, просто ужасно. – Беделия прищурилась и мелко задрожала. – Они и теперь пытаются устроить мне неприятности, потому что думают, что смогут напугать меня и заставить вернуть им часть денег. Родственники вспыльчивой пожилой дамы тоже возненавидели ее, равно как и семья чахоточного миллионера, который хотел оставить ей свое состояние. После долгого молчания Чарли сказал: – По словам Бена, Кин Барретт с супругой любили тебя. После смерти твоего мужа они делали все, что могли, чтобы успокоить и поддержать тебя. – Любили! – Ее ноздри задрожали. – Слышал бы ты, как они оскорбляли меня! Хейзел была вне себя, когда Уилл купил мне шубу. Самым дорогим, что дарил ей Кин, было плюшевое пальто с каракулевым воротником. Что ж, теперь у нее есть мое молескиновое пальто и все остальные принадлежавшие мне вещи. – Верно, ты ведь оставила все ей, не так ли? Почему? – Да ей пришлось бы нашить еще пятьдесят шкурок, чтобы застегнуть его вокруг бюста. Вполне в духе Кина тратиться на детективов. Это все часть плана, как отнять у меня деньги. – Если дело только в этом, – сказал Чарли, – почему ты бежала? – Я же сказала: Барретты превратили мою жизнь в кошмар. – Почему ты сменила имя? – Мне было страшно. – Она прикрыла веки, словно ее окружили враги и она не хотела смотреть им в лицо. – Я знала, что они ни перед чем не остановятся, чтобы найти меня и отобрать у меня деньги. – Тебе необязательно было менять имя. Деньги от страховки по закону принадлежали тебе, и никто не мог их у тебя отнять. – Неужели? – мрачно спросила она. – Беделия, прошу тебя, скажи мне правду, – взмолился Чарли. – Я тебе не враг, я… – Сейчас ему совсем не хотелось признаваться в любви, поэтому он просто сказал: – Я хочу помочь тебе. – Разве ты мне не веришь? – Боюсь, что нет. Она выглядела обиженной. – Ты представилась фальшивым именем, когда мы познакомились. И когда мы поженились, ты позволила вписать в свидетельство о браке фальшивое имя. Я даже не знаю, женаты ли мы по закону. – Ах! – воскликнула она. – Это ужасно! – Не так ужасно, как все остальное, – сказал Чарли. – Но я хочу быть твоей женой. – Разве ты не хотела быть женой моих предшественников? Она откинулась на спинку кресла и сердито уставилась на сложенные на коленях руки. Никогда раньше Чарли не видел, чтобы она дулась или выражала недовольство. – Разве ты не хотела быть женой моих предшественников? – Никаких других мужей не было, – сказала она, будто обращаясь к рукам. – Никого, кроме тебя и Уилла. – А как же Рауль Кокран? Подождав минуту, она одарила его таким печальным взглядом, что он забыл, насколько она безнравственна, и пожалел о своей резкости. Тридцать секунд спустя он пожалел о проявленном сочувствии. Он презирал себя за то, что не был сильным мужчиной, который мог вступить в схватку со злом и одолеть его за пятнадцать минут. Солнце скрылось за тучей. Чистота и сияние дня исчезли. Снег приобрел грязно-серый оттенок. По дороге шла дюжина рабочих, закутанных в куртки по самые ушли. Они очищали дорогу от снега, сбрасывали его в грязные кучи. Чарли увидел вопрос в глазах Беделии и кивнул. Скоро их уединению придет конец. Городские бедняки открывали путь к их двери. В полдень люди прекратили работу, погрузились на телеги и уехали. – Они ушли, – сказала Беделия. Очевидно, Чарли не расслышал. Он утратил чувство времени, чувство реальности окружающих его вещей и всей этой невероятной ситуации. Раздался бой часов, но он не считал удары. Беделия взволнованно смотрела, как Чарли ходит туда-сюда, не отрывая глаз от ковра. – Чарли, я сказала, они ушли. – Кто? – Люди, которые расчищали дорогу. Они не дошли до нашего дома. – Они пошли обедать. Наверное, в бар к Митчу. За это платит город. – Они вернутся? – В час. – Боже мой, – грустно проговорила Беделия. – Наверное, нам тоже стоит перекусить. – Я не голодна. Чарли был этому рад. У него пропало всякое желание заниматься мелкими домашними делами. – Я бы предпочла, чтобы ты этого не делал, – жалобно сказала Беделия. – Чего не делал? – Не носился по комнате, словно лев в клетке. Меня это нервирует. Разговор принимал такой оборот, словно произошла небольшая семейная размолвка. В нем не было ни драмы, ни намека на трагедию. Чарли отыскал на каминной полке трубку, но не стал ее раскуривать. Он стиснул зубами мундштук, держа в руках незажженную спичку. – Я так сильно люблю тебя, Чарли. Если бы ты только в это поверил. Ему потребовалось много времени, чтобы зажечь трубку, затянуться и выбросить спичку. – Если ты так меня любишь, почему ты мне лгала? – У меня была несчастливая жизнь. В словах Беделии чувствовалась некая хитроумная изобретательность. Она ожидала, что Чарли проявит жалость. Однако ее ожидания не оправдались, и она пошла к зеркалу, пригладила волосы, затем нанесла помаду и растерла ее на губах. Потом быстро приблизилась к Чарли и столкнулась с ним лицом к лицу, не в гневе, но смиренно. – Ты не знаешь, как я была несчастна. Ты не знаешь! Он опустил глаза и посмотрел на ее пробор. – Я хочу узнать правду о твоей жизни. С самого начала.