ГЛАВА 3 Телеметрия. Прайм-1479 Атмосферное давление: 99 Кпа Температура внутри: 24,3 С Температура снаружи (датчик солнечный): 111 С Температура снаружи (датчик теневой): -185 С Курс: 1,1 Пройденное расстояние, км: 2 300 524 Задержка связи (сек): 2,3 Скорость км\с — 13,2 * * * Молчанов летел от модуля к модулю, а по пятам за ним следовал экран. За каждым его словом следило почти полтора миллиарда пар глаз. На линзы виртуальных очков транслировались блоки заготовленной информации: история модулей, их предназначение, описание приборов и советы по поведению. Блоки сменял режиссер трансляции, а Молчанову всего лишь требовалось зачитывать текст с естественным выражением лица. Бальтазар то и дело отвлекал Молчанов дурацкими вопросами, вроде тех: «каково космонавтам ходить в туалет?», или «где на станции можно уединиться чтобы снять „мужское“ напряжение?». Многие вопросы были заготовлены, как и ответы, импровизация приветствовалась. Бальтазар лучше других чувствовал публику. Здесь ему помогал не только опыт, но и технические ухищрения. Показатели пульса и давления пользователей передавались в общую базу данных. В реальном времени Бальтазар отслеживал реакцию людей и, если они начинали скучать, вбрасывал очередную провокацию. — Всего лишь пять человек, полтора года вместе. Никуда не сбежать, не уединиться, — рассуждал Бальтазар. — Как не сойти с ума? Режиссер подсказывал Молчанову правильный ответ: «Мы летим на Марс для того чтобы работать, а не строить личные отношения» — У нас нет времени на личные отношения. График работы расписан по минутам, — ответил Молчанов. Не обходил режиссер стороной и главную звезду: «Бальтазару: а как же личное общение?» — А как же личное общение? — спросил Бальтазар. «Совет — коротко отшутиться. Требуется увеличить темп». — На то оно и личное, все останется между нами. — А ты интриган. Ну же приоткрой нам завесу. Кто из экипажа по-настоящему невыносим? «Допускается упомянуть — Ричард Пател. В отношении остальных негатив не желателен». — Таких на борту нет. Они проследовали через старый российский модуль — самый большой на станции. Заваленный мешками и коробками до небольшой узкой полосы посредине, он не представлял никакого интереса. — Мы и не заметили, как Андрей привел нас в святая святых, друзья, — Бальтазар вскинул руки. — Реакторный модуль. Посмотрите, какая удача. Командир Скотт Стивенсон здесь. А кто второй? Ммм, единственная девушка на борту, красавица Нака Миура. Нака улыбнулась и сделала кивок на японский манер. Увидев, виртуальную камеру, она засмущалась. — Дорогой командир Стивенсон, я все же воспользуюсь возможностью и поздравлю вас лично с успешным стартом. — Благодарю, Бальтазар. Бальтазар зааплодировал. «Втянуть в диалог Наку Миуру». — Простите, что мы вот так вломились и отвлекли вас, коллеги. У вас должно быть полно работы. Вы заставляете всю эту махину работать, невероятно. — У нас была лучшая подготовка, — сказал Стивенсон. — Тогда, если позволите, командир мы отвлечем вас еще на пять минут. — Не возражаю. — Нака, девочка моя. Мое сердце разрывается, глядя на тебя. Такая хрупкая, а твои глаза, они наполнены одиночеством. Скажи, ты чувствуешь себя защищенной среди всех этих огромных железных штуковин, и таких горячих мужчин? Нака перевела неуверенный взгляд на Стивенсона. Тот глядел в камеру, выпрямив шею, как во время строевой подготовки. Следом девушка перевела, ищущий спасения, взгляд на Молчанова. — Да, — начала она неуверенно. — Я чувствую, будто рождена для этого. «Требуется мощный эмоциональный отклик. Зритель хочет видеть в ней ранимую женщину». — Как ты думаешь, папа гордился бы тобой? Нака застыла, ее руки, оголенные до локтей, покрылись гусиной кожей. — Я надеюсь, — почти шёпотом произнесла она. — Когда ты смотришь вокруг, на то, что сделано его руками, ты ощущаешь присутствие его души? На ее лице появились едва заметная улыбка. — Папа со мной всегда, здесь, — она положила руку на грудь. — Я понимаю тебя, моя девочка. Повисла тишина. «Переводить тему». Экран с Бальтазаром отлетел от Молчанова и углубился в модуль. Проследовал мимо генератора, питающего корабль, осмотрел реактор, напоминавший локомотив старого поезда. Сделав круг, экран остановился у топливного блока. — Ох, а это то, что я думаю? Здесь хранятся эти юркие частицы. Нака приблизилась и остановилась напротив камеры. — Нейтральный газ, — сказала она. — Топливный блок — главное наше сокровище после воды. Топливный блок был похож на большое чугунное яйцо на подставке. Поверхность обвязывали стальные трубки и множество датчиков, отслеживающих почти сотню показателей. — Я слышал они очень привередливые и сохранять их не просто. — Нейтрали живут всего несколько микросекунд, но этого достаточно для реакции. Чтобы сохранять их долго мы понижаем температуру внутри блока до минус двухсот семидесяти двух градусов. Бальтазар нахмурил брови. — Не так давно, кажется, это было в Италии, произошла авария на электростанции. Их холодильник вышел из строя и пришлось на неделю оставить без света целый город, пока не доставили новое топливо. Кто доставит вам топливо если холодильник сломается? Командир Стивенсон решительно подлетел и остановился перед Накой, закрыв ее собой. — У того завода не было резервной системы питания, а у нас таких систем две. В случае выхода реактора из строя, блок батарей будет питать корабль в течении двух недель. А если и этого будет мало, то пленочные солнечные батареи раскроются автоматически за шесть минут и двадцать три секунды, — Командир Стивенсон осмотрелся, будто пытался охватить взглядом все полтора миллиарда человек. — Хочу еще раз попросить тех, кто распространяет слухи, что с кораблем что-то не так. Все это не правда. Экипаж Прайма-1479 продолжит системную работу и выполнит задачу. «Высказать поддержку словам командира». — Я присоединяюсь к словам командира, — сказал Бальтазар. — Вы сейчас творите историю, друзья. Молчанов проследовал в свою лабораторию. Он заранее подготовил Блопа — специальную куклу, напичканную электроникой и датчиками, повторяющих человеческий организм — настоящее произведение инженерного искусства. Молчанов хотел показать его в работе, но Блоп почему-то отказался включаться. — В последнее время я спрашиваю себя, правильно ли мы поступили, что перестали верить ученым? — рассуждал Бальтазар, заполняя паузу пока Молчанов возился с Блопом. — Десять лет назад это было оправданно. Мир стоял на грани катастрофы, все менялось так быстро, новые открытия могли погубить все то, что нам удалось создать за тысячелетия. Мы решили, что пришло время остановиться.