— По плану. Молчанов протянул Ричарду Пателу лист салата. — Вот, попробуйте, доктор космическую еду. Доктор Пател прожевал лист. — Чувствуется невесомая легкость? — спросил Молчанов. Нака и Стивенсон рассмеялись. Ричард Пател улыбнулся и кивнул, оценив шутку. — У нас вообще-то праздник, — твердо сказала Нака. — Командир Стивенсон, сегодня день ваш, а значит право рассказывать истории. Какое первое день рождение вы помните? Командир Стивенсон глотнул лимонада и поежился, будто это и впрямь алкоголь. Он прожевал кусок мяса, кашлянул и начал говорить: — Мне было лет шесть, наверное. Мы устроили барбекю с родителями на заднем дворе фермы. До ближайшего города тридцать километров, накануне пролил сильный дождь. По устью реки прорвало дамбу и затопило дорогу. Никто из друзей не смог приехать. В моем распоряжении был огромный торт, который я мог съесть один. Помню, мама сильно переживала о том, что никто не приехал, а я только и думал о торте. Мечтал, как засуну туда руки и буду облизывать пальцы. Мы сидели втроем за огромным столом на заднем дворе. Был очень сильный ветер. То и дело отец вставал и держал зонтик чтобы тот не улетел. А потом он надел сверху белую простынь, на голову нацепил шляпу. Сказал его зовут Мистер Спрингстин, последний клоун с планеты Помпаду, потом он вскочил на старый пень и запел песню «с днем рождения, Скотти». Ветер поднимал простынь, оттуда торчала его голая задница. Нака ахнула и хохотнула. Командир Стивенсон рассмеялся, погрузившись в воспоминания. — Это было очень смешно. Мама краснела и смеялась. — У вас изобретательный папа, — сказала Нака. — Как же торт? Вам удалось запустить в него руки? — О, да. Это самые сладкие воспоминания. Командир Стивенсон с удовлетворением поглядывал на фигурку зверька, будто смотрел на собственную дочь. — Третий тост за любовь, — предложил Молчанов. — Так у нас, у русских, принято. — Любовь к кому? — спросила Нака. — К родителям, женам, детям, кому угодно. Мы пьем за это чувство, которое делает человека счастливым. Нака с восторженностью выслушала и тоже подняла бокал. — За вечную любовь, — сказала она громко. Они выпили. — Кстати, а где Иван? — спросил командир Стивенсон. Молчанов посмотрел в сторону перехода. — Я оставлял ему сообщение, — сказал он. — Должно быть он не прочел. Я позову его. Молчанов потянулся к передатчику. Стивенсон остановил его. — Я уверен он просто занят. Подойдет как освободиться. Молчанов кивнул и оставил передатчик в покое. Нака взяла в руки модуль-компьютер. — Сэр, а перед тем как стать пилотом, кем вы хотели быть? Стивенсон пожал плечами и почему-то взглянул на Ричарда Патела. — Наверное, физиком, — он засмеялся. — А может быть музыкантом? Нака нажала на кнопку и из колонок зазвучала музыка. Истерично запищали гитары, неистово колотил барабанщик. Солист надрывисто пел о своей гитаре, с которой не расстается даже в постели и если бы она была девушкой с большим грудями, то он непременно запустил бы ей руку в резонаторное отверстие. Молчанов и Ричард Пател не понимали, что происходит. Командир Стивенсон выхватил из рук Наки модуль-компьютер и судорожно тыкал пальцем по экрану пока музыка не выключилась. Потом виновато осмотрелся, словно совершил массовое убийство. — Прости, Нака. Это было так неожиданно, что я… Я поступил не достойно мужчины. Ричард Пател указал пальцем на колонки и с удивлением спросил: — Это были вы? Командир Стивенсон ответил виноватым молчанием. Ричард Пател хмыкнул, затем еще раз все сильнее сглатывая смех. Не выдержав, он безудержно расхохотался. Командир Стивенсон вздохнул и тоже засмеялся, к всеобщему смеху присоединились все. Нака перепугалась до смерти. Стивенсон вновь принес извинения ей в почтительном джентельменском стиле. — Как представлю вас с волосами до плеч, — Ричард Пател показал на себе длинные волосы, глянул на Стивенсона и снова расхохотался. И впрямь, лысина командира Стивенсона так подходила ему, что казалось, будто он с ней родился. Командира пришлось уговаривать всем, чтобы он рассказал подробно про то, что они только что услышали через колонки. — Это было в колледже, — начал он, краснея на глазах. — Мне было девятнадцать. Много энергии и желания нарушать правила. Рок запретили, как музыку, провоцирующую революционные настроения у молодежи. Тогда я не понимал, что это был правильный шаг ради спасения страны. Мир шатался на грани, войны полыхали отовсюду. Мы с друзьями решили создать группу в стиле KISS. Кто-нибудь слышал о такой? Ричард Пател кивнул, Нака и Молчанов пожали плечами. — В восьмидесятые годы прошлого века они славились тем, что жутко красили лица, носили длинные черные волосы, кожаные куртки и ботинки на высокой платформе. Мы даже записали альбом, но интерес к группе как-то сник сам собой. Мы быстро повзрослели. Все это было глупой детской затеей. — У вас талант. Редкий тембр голоса. Я знаю, — сказала Нака. — Спасибо, что пытаешься меня подбодрить, — ответил командир Стивенсон с легким недоверием. — Это не так. Андрей, Ричард, — она вдруг споткнулась, назвав доктора Патела по имени. — Это правда, сэр, — сказал доктор Пател. — Услышать нотки прошлого было приятно. Молчанов кивнул в подтверждение его слов. Нака протянула Стивенсону еще один подарок. — Это от вашей жены. Внутри упаковки лежал лазерный диск. На обложке был изображен Скотт Стивенсон в непривычной для него кожаной куртке, и нарисованной звезде на белом фоне во все лицо. Длинные черные волосы объёмной копной лежали на плечах. Стивенсон облокачивался на гитару стилизованную под скелет человека. Другие участники группы в разных вызывающих позах располагались по бокам. Сверху, опираясь на плечи и головы участников группы, высилась надпись: «Черные дьяволы» — Единственный сохранившийся экземпляр, — сказала Нака. Командир Стивенсон аккуратно вытащил диск, словно тот сделан из хрупкого стекла и взглянул в отражение. — Как ей это удалось… Командир Стивенсон вернул Наке модуль-компьютер и кивнул в сторону колонок. Она включила запись. В модуль влетел Покровский. Молодой Скотт Стивенсон перекрикивал гитарный бас и пел о рыженькой соседке Мэри, о ее красивых ножках и о том, как он совсем не прочь задрать ей юбку и посмотреть какого цвета у нее трусы. Покровский подлетел к столу, кивая в такт музыке. Все оглянулись на него. Покровский пожал имениннику руку и искренне поздравил, похлопав того по плечам. Затем он удивленно взглянул на обложку диска, снова на командира и опять на обложку. Потом поднял большой палец вверх и с уважением покивал командиру. Молчанов протянул Покровскому «бокал» с газировкой. Ричард Пател глотал газировку слегка прикрывая глаза. Молчанов понимал, о чем он думал. О его пристрастии к алкоголю не знал только ленивый. Если бы не дети, которые вытаскивали отца из игорных заведений и баров, приводя насильно в клинику, доктор Пател вряд ли дожил бы до этого дня. Последний раз он вышел из клиники за три недели до сенсационной новости с Марса. Многолетнее пристрастие не прошло бесследно для здоровья и едва не стало препятствием для включения доктора в состав экипажа. Комиссия по здоровью во главе с Омаром Дюпре заявила протест. Директор НАСА Маркус Маккензи личным распоряжением утвердил его, потому что никто не знал термобомбу лучше ее изобретателя. Так Ричард Пател превратился в самый ценный и хрупкий груз Прайма-1479, который другие члены экипажа обязаны оберегать тщательней самих себя. Вечер затянулся. Они прослушали все записи с альбома. На столе остались только пустые консервные банки. Нака принялась за уборку. Покровский обсуждал со Стивенсоном рабочие моменты. Молчанову было не интересно, и он решил прогнать в памяти вчерашний шахматный поединок с двенадцатилетним шахматистом из Испании, который Молчанов неожиданно проиграл. Доктор Пател уставился в свой модуль-компьютер. Закончив с уборкой, Нака еще раз поздравила командира Стивенсона и отправилась по своим делам. — Желаю, чтобы следующий день рождения вы отметили на Марсе, а еще через год здесь, на этом самом месте, когда будем уже на пути домой, — сказал Покровский тоже засобиравшись. — Дай бог, — ответил Стивенсон по-русски. Покровский взглянул куда-то за спину Молчанову и замер, сгустив брови. Молчанов решил не оборачиваться из приличия, так как за спиной была всего лишь стена с поздравительной надписью. Покровский облизнул губы и подозрительно осмотрел остальных. — Здесь висела икона, — сказал он, указав пальцем. — Куда ее убрали? Все посмотрели на пустую стену. Молчанов вспомнил, что на старых записях с МКС замечал в этом месте христианские иконы, крест и фотографии Гагарина и Королева — своеобразный алтарь российского экипажа. — Насколько я знаю, все прибрали в двадцатые, когда в первый раз хотели затопить станцию, — сказал Молчанов. Покровский подлетел к стене и указал на пустое место. — Она была здесь, когда мы прилетели. Ее привозил Серега Павлюк десять лет назад. Царствие ему небесное. Повисла неловкая пауза. Командир Стивенсон осмотрел окрестности.