Все это Молчанов уже прочитывал не раз, об этом написана не одна статья, проведены тысячи экспертиз. В отчете Молчанова интересовало другое — служебная документация миссии. В основном это были записи радио переговоров, отчеты по ремонту, телеметрия и тому подобное. В кипе документов он наткнулся на отчеты врача экипажа. Врач обращал внимание на регулярные конфликты между командиром Тестом и бортинженером Покровским. Ссоры часто заканчивались взаимными упреками и оскорблениями. Покровский обвинял командира в некомпетентности и неспособности принимать взвешенные решения, а командир в свою очередь обвинял Покровского в саботаже и неподчинению. В заключении, написанном за два дня до трагедии, врач делает вывод, что экипаж необходимо расформировать: «Тест и Покровский намеренно отказываются от попыток наладить взаимодействие и дальнейшая работа экипажа сопряжена с непомерными рисками…». Все последующие события описаны только из показаний выжившего Покровского. А что если бы тело Теста нашли? Дало бы оно больше информации о том, что на самом деле случилось в последние часы перед взрывом? Эти мысли не давали Молчанову покоя. Но больше всего его ставило в тупик бессилие — он не мог получить никаких подтверждений, только косвенные факты, которые можно толковать, как угодно. И эта вольность развязывала руки его воображению. Было еще кое-что с чем Молчанов не мог смириться, что мучило его каждый раз, когда он засыпал и просыпался. — Сэр, Блоп остался на внешней площадке лаборатории. Позвольте забрать его оттуда. Командир выглядел смертельно уставшим. Уже неделю он засыпал только с помощью седативных препаратов, которые выдавал ему Молчанов. Стивенсон попросил, чтобы об этом не узнал никто из экипажа, и Молчанов верно держал язык за зубами. — Пока лаборатория обесточена манекену придется подождать. — Блоп не просто манекен, сэр. Он настоящая научная лаборатория. Он собрал бесценные данные для исследований, если они пропадут… Командир Стивенсон прервал его открытой ладонью. — Я знаю программу исследований. Наверное, та информация очень важна, но и ты пойми. Схемы подключения должны были прислать два дня назад. Почти вся энергия уходит на питание холодильника и Щита. Я должен… — … расставлять приоритеты, — сказали они в голос. Стивенсон кивнул. — Приоритет — выживание экипажа, — Стивенсон потянулся к Молчанову чтобы похлопать по плечу, но затем вдруг убрал руку и небрежно улыбнулся. — Как Нака? — Стабильно. Стивенсон замолчал, а потом сказал отчужденно: — Ты хорошо справляешься. — Я только исполняю рекомендации главного врача. — Если бы не ты она погибла. Молчанов неуверенно пожал плечами. Он ни разу не задавался этим вопросом, даже мысли такой не возникало. — Ты должен заботиться о живых пока мы не запустим реактор. Потом сможешь забрать своего искусственного друга. Стивенсон отвернулся к голографическому экрану. Молчанов придвинулся ближе и вывел на экран схему корабля. — При запуске реактора, излишки плазмы выводятся через эти сопла, так? Командир Стивенсон прищурился и смотрел на схему неоправданно долго. — Так, — наконец, ответил он. Молчанов провел пальцем в сторону по направлению выброса горячей плазмы. — Внешняя площадка лаборатории находиться в радиусе термического воздействия. Молчанов обрисовал круг. Вышло нечто наподобие гриба ядерного взрыва. Стивенсон нахмурился, затем тыкнул пальцем в центр гриба, проткнув виртуальный экран насквозь. Убрав палец, он с интересом посмотрел на него, прищурился и взглянул на Молчанова. — Площадка сделана из жаропрочных материалов. — Да, но не Блоп, — с сожалением ответил Молчанов. Стивенсон собирался возразить, но Молчанов опередил: — Я провел расчеты. Вот. Стивенсон взглянул на мгновение в расчеты. — Мне жаль. Решение я принял. Молчанов выдержал несколько секунд паузы. — Позвольте, я сам заберу его. — Кого? — внимание Стивенсона уже переключилось на изучение данных телеметрии. — Блопа. Командир Стивенсон обернулся всем телом. На этот раз усталость в его глазах сменилась на удивление и скепсис. — Ты хочешь выйти в открытый космос после того, что пережил? — Я полностью здоров. Лицо Стивенсона перекосилось, словно ему предстояло объяснить ребенку откуда берутся дети. — Здоров, — повторил Стивенсон. — А как же твоя рука? — Кистью я могу управлять. Работа плевая, я справлюсь и одной. Для верности Молчанов показательно пошевелил пальцами, сжал и разжал кулак. Боль была невыносимой, но он не подал вида. — В таком состоянии я не имею права пустить тебя в одиночку. Молчанов радостно улыбнулся. — Вместе мы справимся вдвое быстрее, сэр. — По инструкции, я могу покинуть корабль только в случае чп, а это не чп. Ивана я тоже не могу отпустить, он по горло в работе. Стивенсон закончил говорить на жалостливой нотке. — Со мной может пойти доктор Пател. — Доктор Пател, конечно, много сделал для космонавтики, но в плане практики он не опытен. Ты сам говорил, что его физическое состояние оставляет желать лучшего. — Здоровье доктора Патела не улучшится ни завтра, ни через год. Ему все равно придётся надеть скафандр и выйти из корабля. И как врач, я уверен, что лишняя тренировка ему пойдет только на пользу. Командир Стивенсон какое-то время переваривал сказанное. — Я не буду ему приказывать. Молчанов протянул ему руку. Стивенсон ответил крепким рукопожатием. — Спасибо, сэр. — Сделай так, чтобы я не пожалел об этом решении. — Непременно, сэр. На сцепленные в рукопожатии ладони, командир Стивенсон опустил вторую ладонь. Неожиданное панибратство смутило Молчанова. — Ты хорошо справляешься. — Да, сэр. Вы уже говорили. — Да, — Стивенсон убрал руки. Во взгляде его появилось странное, едва читаемое беспокойство. — Не обращай внимания, забылся. После того как Молчанов вернул Наку в лабораторию доктора Патела, последний стал появляться там все реже. На этот раз Молчанову удалось застать доктора. Они кивнули друг другу в знак приветствия. Молчанов направился к столу своей пациентки. Окруженная кучей проводков и трубок, с перебинтованными руками и головой, Нака выглядела совершенно беззащитной. Заключение Омара Дюпре звучало, как приговор: пока отек мозга сохраняется выводить ее из комы категорически запрещается. Мозг девушки не готов очнуться, а если это случиться, той Наки, что знал Молчанов может не быть в этом теле. Несмотря на все Молчанов был уверен — Нака продолжала бороться. Она сильная, очень сильная. Молчанов сверился с перечнем препаратов из списка Омара Дюпре и поставил несколько инъекций. Ричард Пател не обращал на него внимания. Он скрючился, зажав между ног какой-то прибор и безуспешно пытался вскрыть его отверткой. От напряжения лицо доктора кривилось. В какой-то момент отвертка выскочила и вонзилась ему в палец. Несколько капель крови прыснули из раны. Ричард Пател поймал их взмахом руки, а палец сунул в рот. Рассерженный, он отбросил ногами прибор, тот стукнулся о мягкую стенку, отскочил и направился прямиком в сторону Наки. Молчанов перехватил прибор прежде чем тот врезался девушке в голову. Доктор Пател поглядел на Молчанова виновато. — Хорошо, что я оказался здесь вовремя, — сказал Молчанов, улыбнувшись. Он передал доктору бинт и средство для остановки кровотечения. От помощи доктор Пател отказался, решив корячиться самостоятельно. Молчанов подметил у доктора дрожь в ладонях. — Если вас что-то беспокоит… — Да, я знаю куда обратиться, — закончил за него доктор Пател. — будь уверен, я не дам повода доложить на меня. Молчанов уставился на него в недоумении. А доктор все продолжал говорить, наматывая бинт на палец: