Она открыла глаза и посмотрела на него через зеркало. — Ты удивительный. Молчанов улыбнулся. — Куда мне до твоих возможностей. — Я сильная, совсем ничего не болит. — Ты очень сильная. Но отсутствие болей может тебя обмануть. Тебе нужно уменьшить нагрузки и больше отдыхать. — Опять пристегнутой к столу быть? Нет. Больше не хочу. — Ты еще слаба. — Нет! Она обернулась и, закрыв глаза, поклонилась ему. — Андрей-сан спасибо, что ухаживал за мной. — Не за что. Все еще держа глаза закрытыми, она заговорила: — Я видела очень длинный сон. Наш дом в Токио, там была мама, и Кейджу. Мы играли в Го. Это такая настольная игра. — Я знаю, схоже с русскими шашками. — Мы смеялись. Вспоминали как папа торопился утром на работу и вылил на рубашку чай. Мама дала ему новую. Он бежал с лестницы и напугал Кейджу, тот от испуга загавкал и наделал лужу. Папа наступил в нее, брызги попали ему на брюки. Пока мама вытирала пол и стягивала с папы старые брюки, я несла ему новые. Они не подошли по цвету галстуку и пиджаку. Пришлось менять и их. Утро было сумасшедшее. Папа конечно опоздал. Перед выходом он обнял нас обеих и поцеловал в щеки. Сказал, что без нас он не справился бы. Еще мне чудилась музыка, такая успокаивающая. Она была знакомой, но я не могла разобрать. Она как будто доносилась изнутри меня. — Когда ты была в коме я напевал твои песни. Она открыла глаза и выпучила их на Молчанова. — Зачем? — Хотел, чтобы ты слышала знакомые нотки. Она покраснела. — Пел я плохо и с твоего разрешения я больше не буду пытаться. Лучше это будешь делать ты. Она потянулась к нему губами. Молчанов неожиданно отпрянул от нее. Она опустила глаза и прикусила силой губу. Повисло неловкое молчание. Молчанов схватил модуль-компьютер. — Я собираю данные дляотчета о взрыве. Можно я задам пару вопросов? Нака кивнула и вернулась к своему отсеку, начала собирать вещи. — Что ты помнишь перед тем как произошел взрыв? — Я собиралась проверить генератор, как приказал командир. — Где ты была в момент взрыва? Нака резко обернулась. — Ты хочешь узнать, вина ли это моя? Она впервые при нем повысила голос. Молчанов выждал несколько секунд и спросил: — А как думаешь ты? — Да, — твердо сказал она. — Мне очень стыдно. Моя вина, что миссия чуть не провалилась, — ее голос срывался, она едва не заплакала, но сдержалась. — Я знаю о выходе, знаю ты чуть не погиб. Если бы так, я не хотела бы просыпаться. Слезы отрывались от кончиков ее глаз и парили в воздухе. Молчанов собрал их ладонью. — Ты должна думать о том, что есть сейчас. Нужно забыть и жить дальше. Нака отвернулась. — Можно я задам еще вопрос? — спросил он. Она кивнула, вытирая слезы. — Когда ты была в реакторном, до того, как… Ну ты понимаешь. Ты не видела чего-нибудь странного? — Странного? — Тебе не показалось, что генератор был уже неисправен? — Нет. Это моя ошибка. — Ты уверена, что в реакторном не было кого-то еще? — Твои вопросы странные. Ты говоришь или что-то подозреваешь? — Я пытаюсь установить факты. Она направилась к проходу, ведущему в соседний модуль. — Факт один. Я все испортила и моя ответственность. Прости, у меня работа. Молчанов последовал за ней. — Меня не надо сопровождать, — резко сказала она, не оборачиваясь. Проводив ее взглядом, Молчанов, выругался на себя и отшвырнул модуль-компьютер. Тот стукнулся о мягкую поверхность стены, завертелся в воздухе и вернулся обратно, словно бумеранг. Ему остро захотелось сыграть в шахматы. Из-за задержки сигнала, обычная партия с живым игроком могла длиться не одни сутки и эту практику решили прервать. Молчанов сыграл с компьютером и проиграл в сухую две партии подряд. Ему никак не удавалось сосредоточиться. Вечером Молчанов прибыл в главный модуль по просьбе командира Стивенсона. Вокруг него кружили несколько голографических экранов. На них отображались видеосообщения из ЦУПа, данные телеметрии и систем реактора. — Вы хотели видеть меня, сэр? — спросил Молчанов, заметив, что Стивенсон не обращает на него должного внимания. Командир Стивенсон показал указательный палец вверх, просигнализировав Молчанову подождать. Стивенсон принялся поочередно собирать листы с какими-то записями со стен и складывать их аккуратно в коробочку, сверху легла совместная фотография с дочерьми, висевшая на стене с самого старта. Закончив, он подлетел к столу, где ждала открытая консервная банка с мясом. Подхватив наполненную ложку, он сунул ее в рот, аккуратно прожевал. Запах говядины со специями разлетелся по модулю. — С кораблем все хорошо, сэр? — спросил Молчанов, указав на экраны. — Если бы не правки Наки, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. — Сэр, об этом я хотел поговорить с вами. Нака слишком много времени проводит за работой. Она еще слаба. — Вздор. Она сильнее всех нас. Ее даже твои лекарства не одолели. — Это так, сэр. Но ей нужен отдых. Еще есть опасность осложнений. Я рекомендовал бы не более трех часов работы в день. Командир Стивенсон протер лысину и пожал плечами. — Так скажи это ей. Ты врач экипажа. — Уже сказал, сэр. Она не послушала. Командир Стивенсон прожевал новую порцию мяса и с явным нежеланием произнес: — Я посмотрю, что можно сделать. — Спасибо, сэр. Ох, простите, вы же вызвали меня. А я тут со своими проблемами. Совсем забылся. Командир Стивенсон внимательно выждал пока Молчанов договорит. — Мне необходим отчетный сеанс. Повисла пауза. — Вы серьезно, сэр? — Абсолютно. Пункт 20.1 положения о безопасности полетов. Каждый член экипажа в случае обнаружения у себя признаков психических расстройств должен немедленно доложить врачу экипажа. То есть тебе. Именно это я и собираюсь сделать.