Он снова принимается ковырять ногтем то же облупившееся место на перилах. – И какой опыт общения с парнями у тебя был? Смеюсь. – Ну, с «парнями» – это громко сказано. Парень был один. – Ты вроде говорила, что тебе никогда не разбивали сердце. – Не разбивали. Опыт совсем другого рода. Самсон вопросительно косится на меня. Ну уж нет, про это я рассказывать не буду. – Он тебя к чему-то принуждал? – Самсон плотно стискивает зубы, как будто заранее очень зол за меня. – Нет! – поспешно говорю я, чтобы он выбросил из головы эту мысль. Однако, вспоминая теперь свою жизнь в Кентукки и время, проведенное с Дакотой, я начинаю смотреть на все со стороны – и оценивать иначе. Дакота никогда ни к чему меня не принуждал. Но он точно не думал о моих чувствах. В тех отношениях мы были отнюдь не на равных, он мною пользовался. Воспоминания будят во мне темные мысли. Темные чувства. Слезы начинают жечь глаза, я резко втягиваю воздух, пытаясь их отогнать, и Самсон это замечает. Он поворачивается и прислоняется спиной к перилам, чтобы лучше видеть мое лицо. – Что с тобой случилось, Бейя? Я смеюсь – как нелепо с моей стороны думать об этом именно сейчас! Ведь я прекрасно умею закрываться от непрошеных мыслей. Чувствую, как по щеке скатывается слеза. Быстро вытираю ее рукой. – Так нечестно. – Как? – Почему мне хочется отвечать на все твои вопросы? – Ты не обязана все рассказывать. Я заглядываю ему в глаза. – Но я хочу. – Тогда расскажи, – мягко произносит он. Я готова смотреть на что угодно, только не на него. Скольжу взглядом по крыше балкона, затем по полу, наконец перевожу его на океан за спиной Самсона. – Его звали Дакота. Мне было пятнадцать. Я училась в предпоследнем классе, он в последнем. По нему сохли все девчонки школы. А все парни хотели быть как он. Я, как и остальные, тоже была немножко в него влюблена. Однажды вечером, после волейбольного матча, он увидел, как я иду домой одна, и предложил подвезти. Я отказалась: не хотела, чтобы он видел, где я живу, хотя все и так это знали. Но он меня уболтал, и я села к нему в машину. Наконец мне удается вновь посмотреть на Самсона. Он опять стиснул зубы, как будто знает, чем закончится эта история. Но он ошибается. Зачем я это рассказываю? Надеюсь в глубине души, что мой рассказ навсегда отобьет ему желание со мной связываться и он оставит меня в покое? Все-таки Самсон – очень мощный отвлекающий фактор. Или же я втайне хочу услышать: ты не сделала ничего дурного? – Он отвез меня домой, и следующие полчаса мы с ним просто болтали. Он сидел за рулем и молча слушал. Не осуждал. Мы поговорили о музыке, волейболе и о том, как ужасно быть сыном шефа полиции. А потом… он меня поцеловал. И это было чудесно. На секунду мне показалось, что я не права и люди вовсе не думают обо мне плохо. Самсон приподнимает брови. – Почему на секунду? Что случилось? Я улыбаюсь, но не потому, что мне приятно об этом вспоминать. Просто дивлюсь собственной тупости. Могла бы и догадаться, что произойдет дальше. – Он достал из бумажника две двадцатки и протянул мне. А потом расстегнул ширинку. И опять я не могу прочитать выражение лица Самсона. Многие решили бы, что на этом все и закончилось. Я швырнула деньги в лицо Дакоты и выскочила из машины. Но по взгляду Самсона я вижу, что он догадывается: финал у этой истории совсем иной. – Сорок долларов – большие деньги, – говорю я, чувствуя, как по щеке скатывается еще одна слеза. В последний миг она уходит в сторону и оказывается на моих губах: чувствую ее соленый вкус. – С тех пор он примерно раз в месяц подвозил меня домой. Никогда не заговаривал со мной на людях. Впрочем, я этого и не ждала. Я не из тех девчонок, с которыми можно гордо разъезжать по городу. Я из тех, о ком не расскажешь даже лучшим друзьям. Очень хочется, чтобы Самсон что-то сказал, остановил меня, однако он молчит. Я продолжаю: – Поэтому отвечаю на твой вопрос: нет, он меня не принуждал. И никогда даже не попрекал меня. В каком-то смысле он поступал порядочно – по сравнению… Тут Самсон не выдерживает: – Тебе было пятнадцать, когда это случилось впервые, Бейя. Нет, это не порядочно. Слова застревают комом у меня в горле. С трудом его проглатываю. – Порядочный человек дал бы тебе денег просто так, не требуя ничего взамен. А то, что сделал он… – Лицо Самсона искажает гримаса отвращения. Только не пойму – по отношению ко мне или к Дакоте? Он растерянно проводит рукой по волосам. – В тот вечер на пароме, когда я предложил тебе денег… Вот почему ты… – Да, – тихо говорю я. – Ты ведь понимаешь, что я просто хотел помочь? – Теперь понимаю. И все равно мне стало страшно, когда ты меня поцеловал. Поэтому я и вышла. Мне стало страшно, что после поцелуя ты посмотришь на меня, как Дакота. Лучше уж пусть никто меня никогда не целует, чем я снова почувствую себя никчемной дрянью. – Я поцеловал тебя, потому что ты мне нравишься. Интересно, так ли это. Его слова правдивы или просто удобны? Многим девушкам он их говорил? – Но и Каденс тебе нравится, верно? – спрашиваю я. – И остальные девчонки, с которыми ты развлекаешься? Я не пытаюсь поставить ему это в укор – мне действительно интересно. Что чувствуют люди, которые так часто целуются? Мой вопрос как будто не задел Самсона, и все же ему неловко: спина и плечи напряжены. – Меня к ним влечет. Однако с тобой все иначе. Это другое влечение. – Лучше или хуже? Он обдумывает мои слова и отвечает: – Страшнее. Я невольно усмехаюсь. Наверное, не стоит расценивать это как комплимент, но мне приятно. Значит, не мне одной страшно, когда мы вместе. – Думаешь, тем девушкам нравится проводить с тобой время? Что они получают от этих курортных романов? – То же, что получаю я. – Что именно? Теперь Самсон точно не в своей тарелке. Он вздыхает и опирается на перила. – Тебе разве не понравился наш поцелуй? – Понравился, – говорю я. – И в то же время нет. С одной стороны, его спокойное, безоценочное отношение меня утешает, а с другой – тревожит: если нам так хорошо вместе, если меня к нему влечет, почему я запаниковала, когда мы целовались? – Дакота взял то, что должно приносить людям удовольствие, извратил и заставил тебя стыдиться. Но не все девушки так относятся к близости. Тем, с кем я провожу время, нравится это не меньше, чем мне. Иначе я не позволил бы этому случиться. – Мне тоже понравилось, – признаю я. – Сначала. А потом нет. Разумеется, в этом нет твоей вины. – Твоей тоже, – говорит Самсон. – И я больше не буду тебя целовать – если ты сама не попросишь, конечно. Я молчу. Не понимаю, почему его обещание кажется мне одновременно щедрым даром и наказанием. Он мягко улыбается. – Не буду целовать, не буду обнимать и в океан не потащу. – Боже, да со мной не соскучишься. Отвязная девчонка! – восклицаю я, закатывая глаза. – Может, и отвязная. А может, отвязный и я! Просто нам выпало много испытаний, и мы еще не успели понять, какие мы, когда все хорошо. Киваю. Полностью с ним согласна. – Сара и Маркус – отвязные ребята. А мы? Мы с тобой – унылые сухари. Самсон смеется.