Интересно, каким человеком стала бы моя мама, если бы не ее многочисленные зависимости? Жаль, что мы так и не познакомились. Я решила, что буду скучать именно по этому человеку. По той маме, которой она не сумела стать. По пути в ванную я целую свои пальцы и прижимаю их к портрету. Сьерра копается в косметичке. Я пообещала себе, что не стану сразу вешать на нее ярлык «королевы раздевалки» – как чуть не поступила при первом знакомстве с Сарой. Какой бы Сьерра ни была в школьные годы и какой бы ни была я, людей определяет не только то, что они делали в прошлом. Даже если поступали они не очень хорошо. Я больше не хочу быть человеком, который осуждает других заранее, не разобравшись. Ведь именно это так раздражало меня в людях. Сьерра смотрит на мое отражение в зеркале и радостно улыбается. Ей, совсем как Саре, не терпится меня прихорошить. Я улыбаюсь в ответ и делаю вид, что тоже с нетерпением этого жду. Если мне придется притворяться весь год, так тому и быть. Я буду улыбаться до тех пор, пока притворная улыбка не превратится в настоящую. 31 Осень 2019-го День с самого утра обещает стать идеальным. На дворе октябрь, солнце светит вовсю, но жары больше нет: я просидела на капоте своей машины два часа и даже не вспотела. Несмотря на многообещающее начало, впереди меня может ждать разочарование. Понятия не имею, что случится дальше. Как отреагирует Самсон, когда выйдет на улицу и увидит меня? Каким человеком он стал? На ум приходят слова Майи Энджелоу, они прямо про нас: «Когда кто-то показывает вам себя, верьте ему с первого раза». Я так часто твердила про себя эти слова, что, кажется, они теперь высечены на моих костях. Я всегда вспоминаю их в минуты сомнений, потому что хочу верить: тем летом Самсон показал мне свое истинное лицо. Хочу верить: все эти годы он надеялся, что я его жду, так же истово, как я надеялась, что он ждет меня. Но даже если это не так, думаю, время успело исцелить мою рану. Кость в сердце срослась. Хотя в ней по-прежнему есть трещина, и временами она ноет – обычно по ночам, когда я не могу заснуть. Минуло больше четырех лет с нашей последней встречи, и с каждым днем промежутки между мыслями о Самсоне удлиняются – я куда больше думаю о том, что не имеет к Самсону никакого отношения. Не знаю точно почему: может, я невольно пытаюсь уберечь себя от того, что произойдет сегодня. А может, у нас с Самсоном был просто курортный роман, просто красивое лето – одно из множества в жизни, полной других событий и других времен года. Это будет хуже всего: если все мгновения наших встреч, что оставили в моей душе такой глубокий след, ровным счетом ничего для него не значили. Я даже думала избавить себя от потенциального позора. Вдруг он увидит меня за воротами тюрьмы и с трудом узнает? Или – что еще хуже – пожалеет глупую девчонку, которая столько времени напрасно его ждала? Впрочем, рискнуть все равно стоило. Невыносимо представить, что он выйдет за ворота и не увидит вообще никого. Лучше я дождусь его – и как-нибудь переживу возможный позор, – чем подведу, если он надеется на встречу. На прошлой неделе мне позвонил Кевин. Сообщил, что Самсона освобождают досрочно. Я сразу догадалась, в чем дело, потому что Кевин никогда не звонит сам. Обычно ему названиваю я. Наверное, мои звонки ему уже осточертели: телефонные спамеры – и те реже беспокоят. Я сижу по-турецки на капоте машины и ем яблоко, которое только что достала из рюкзака. Прошло уже четыре часа. В машине рядом сидит такой же встречающий. Он выходит размять ноги, прислоняется спиной к своему авто и спрашивает: – Кого ждете? В замешательстве пожимаю плечами. – Давнего друга, который, возможно, и видеть-то меня не захочет. – А я брата. – Он пинает камень. – Он уже третий срок отмотал. Надеюсь, последний. – И я надеюсь. Только это маловероятно. За время учебы я немало узнала о нашей пенитенциарной системе и больше не верю, что в тюрьмах действительно исправляют преступников. Поэтому я и учусь на юриста. Думаю, Самсон не оказался бы в таком положении, если бы после первого срока кто-то ему помог. Даже если мы не будем вместе, благодаря нашей встрече у меня появилась новая страсть. – Когда обычно открывают ворота? Мужчина смотрит на часы. – Вообще, до обеда. Сегодня что-то запаздывают. Шарю рукой в рюкзаке, лежащем рядом со мной на капоте. – Проголодались? У меня есть чипсы. Мужчина протягивает руки, и я бросаю ему пакетик. – Спасибо! – Он вскрывает пакет и отправляет в рот одну чипсину. – Удачи вам с другом. – А вам с братом, – улыбаюсь я. Куснув яблоко, укладываюсь спиной на лобовое стекло машины и поглаживаю татуировку на запястье. Когда Самсона арестовали, я возненавидела эту вертушку всей душой. Она должна была принести мне удачу, а вместо этого моя жизнь стала еще хуже, чем до приезда в Техас. Лишь через год я сумела оценить татуировку по достоинству. Если не считать ареста Самсона, все остальное в моей жизни сложилось как нельзя лучше. Я сблизилась с отцом и своей новой семьей. Сара мне теперь не просто сестра – лучшая подруга. А еще я учусь на юриста. Ни за что бы не поверила, если бы в детстве, когда я только взяла в руки волейбольный мяч, кто-то сказал мне, что благодаря ему я в итоге стану юристом. Я?! Никому не нужная оборванка, которой приходилось творить невесть что ради куска хлеба, будет адвокатом? Словом, спасибо татуировке: удача действительно ко мне повернулась, пусть и неожиданной стороной. Теперь, оглядываясь на то лето, я понимаю, сколько хорошего оно мне подарило. В том числе Самсона. На этом жизненном этапе я сознаю, что исход наших отношений, каким бы он ни был, не определит мое будущее. Хочу ли я, чтобы Самсон был именно тем, за кого я всегда его принимала? Безусловно. Станет ли для меня концом света, если он все же другой? Точно нет. Я по-прежнему сделана из стали. Давай, мир, налетай. Мне ничего не будет – я непробиваемая. – Открывают, – говорит мужчина из соседней машины. Я тут же выпрямляюсь и бросаю недоеденное яблоко в рюкзак. Прижимаю ладонь к груди и медленно выдыхаю, когда кто-то выходит на улицу. Это не Самсон. Я бы слезла с капота, но, боюсь, ноги подведут. Хотя от входа меня отделяет футов двадцать, не больше, Самсон может меня и не увидеть за машиной, если не ждет, что его будут встречать. Человеку, который вышел первым, на вид лет пятьдесят. Он осматривается по сторонам, замечает соседнее авто и кивает. Его брат даже не выбирается из машины. Мужчина выходит, садится на пассажирское сиденье, и они как ни в чем не бывало уезжают – словно брат его в аэропорту встретил. Я все еще сижу по-турецки на капоте. И наконец вижу его. Самсон выходит из здания и заслоняет глаза ладонью от яркого солнца. Смотрит вперед, на автобусную остановку. Мое сердце колотится как ненормальное. Куда быстрее, чем я думала. Во мне разом пробуждаются все чувства, которые я испытывала в девятнадцать лет. Самсон почти не изменился. Немного возмужал, и волосы у него стали чуть темнее, однако в остальном он такой же, как в моих воспоминаниях. Он откидывает челку с лица и, не глядя на парковку, направляется к остановке. Не знаю, позвать его или просто к нему подбежать? Он уходит! Я опираюсь ладонями на капот и уже собираюсь спрыгнуть на землю, когда Самсон вдруг останавливается. На миг замирает, стоя ко мне спиной. Словно очень хочет обернуться, но боится никого не увидеть. Наконец Самсон начинает медленно поворачиваться. Наши взгляды встречаются, и он долго, очень долго на меня смотрит. Взгляд у него такой же непроницаемый, как и прежде; впрочем, мне необязательно знать, о чем он думает, чтобы прочувствовать звенящие в воздухе эмоции. Он резко отворачивается, как будто больше не может смотреть на меня ни секунды. Я вижу, как с медленным выдохом поникают его плечи. Затем Самсон вновь поднимает голову, и на сей раз у него очень трогательное выражение лица. – Ты поступила в колледж, Бейя?! – кричит он через всю парковку, как будто важнее этого ничего на свете нет. Как будто эта мысль – самая главная из всех, что сейчас вертятся у него в голове. Мне на щеку выкатывается одна большая слеза. Я киваю. В этот миг его душа словно разом освобождается от чудовищного гнета. Я даже на расстоянии вижу, как он морщит лоб. Хочется подбежать и разгладить эти морщинки, сказать, что теперь все хорошо, наконец-то все хорошо. Он опускает взгляд в асфальт, будто не знает, что делать дальше. Потом принимает решение и устремляется ко мне. Последние десять футов Самсон преодолевает бегом, запрыгнув на капот, прижимает меня спиной к лобовому стеклу и впивается в мои губы. Он просит прощения с немым неистовством, которое проникает в самое сердце. Я обвиваю руками его шею – и чувствую, что мы не расставались ни на секунду. Несколько мгновений мы целуемся на капоте машины, потом Самсон не выдерживает, спрыгивает на землю, сдергивает меня и обнимает так крепко, как не обнимал даже тогда на пляже.