– И то, что ты можешь быть правшой, но с ведущим левым глазом, и это сбивает тебя с толку. Он заставил меня сложить из ладоней треугольник и разместить пальцы так, чтобы мертвое дерево к востоку от нас оказалось в промежутке между ними. – Закрой левый глаз. Теперь правый. Когда оно смещается сильнее? Я знал этот тест на ведущий глаз и даже проводил его много лет назад, будучи интерном по специальности «психотерапия» и исследуя асимметрию функций головного мозга при обучении детей-инвалидов. Но я никогда не проводил его на себе. Результат меня удивил. Майло засмеялся. – Твои глаза тебя обманывали. Теперь ты знаешь, что делать. И прекрати ненавидеть эту чертову штуку. – О чем ты? – спросил я, хотя точно знал, что он имеет в виду. – Ты держишь его так, словно хочешь побыстрее от него избавиться. – Он взвесил в руках дробовик и передал его мне. – Обними его и наклонись вперед… да-да, вот так. Я стрелял из пистолетов и длинноствольного оружия, когда это требовалось. Хотя огнестрельное оружие любил не больше, чем лечение у стоматолога, однако ценил полезность и того, и другого. Дробовики, с их изящной убойной простотой, относились к иной категории. До сегодняшнего дня я избегал их. «Ремингтоны» двенадцатого калибра были любимыми игрушками моего отца. «Вингмастер» с помповым взводом, приобретенный на полицейском аукционе, стоял в углу отцовского шкафа, почти всегда заряженный. Точно так же, как отец почти всегда был «под мухой». Каждое лето – в конце июня – он брал меня с собой охотиться на белок и мелких птиц. Стрелять по мелким зверушкам из абсурдно мощного оружия, потому что он хотел лишь одного – нести смерть. Он заставлял меня отыскивать кровавую пыль и приносить ему осколки костей, клювы или когти, потому что я был послушнее, чем собака. И боялся перепадов его настроения сильнее, чем боялась бы любая собака. Кроме того, мне полагалось держать рот на замке и таскать его камуфляжную сумку со снаряжением. В ней, помимо набора для чистки ружья, коробок с патронами и старого номера «Плейбоя» с загнутыми уголками, лежали посеребренная фляжка с виски, клетчатый термос с кофе и запотевшие банки пива «Блю риббон». По мере того, как день клонился к закату, дыхание отца все сильнее пахло алкоголем. – Готов, Зоркий Глаз? – спросил Майло. – Закрой правый, открой левый и наклонись… сильнее, еще сильнее, стань частью оружия. И вперед. Давай. Не целься, просто направь ствол. – Он обвел взглядом стрельбище. – Пли! Полчаса спустя он заявил: – Ты выбил больше, чем я, приятель. Вот это монстра я создал! * * * В половине одиннадцатого мы грузили снаряжение в багажник моей «Севильи»[5], и тут мобильник Майло сыграл первые шесть нот песни «Мой путь». Майло поднес телефон к уху, следя за полетом краснохвостого ястреба. На его широком бледном лице появилось напряженное выражение. – Когда… ладно… через час. – Он нажал кнопку отбоя. – Пора направляться обратно к антицивилизации. Поехали, и побыстрее, пожалуйста. Когда мы выехали на трассу 118 и направились на восток, он пояснил: – В Птичьем болоте в Плайя найден труп, какой-то волонтер обнаружил его вчера вечером. Тихоокеанское отделение занимается этим. – Но… – начал было я. – В Тихоокеанском отделении не хватает людей из-за «проблем с подавлением активности банд». Единственный, кто свободен, – какой-то новичок, которого Его Высочество желает «улучшить». – Проблемный ребенок? – Кто знает? Во всяком случае, такова официальная версия. – Да, вот и гадай, что бы это значило. Майло убрал прядь черных волос с испещренного мелкими рытвинками лба, вытянул ноги, провел ладонью по лицу, словно умываясь без воды. – Болото – вопрос политический, верно? А наш шеф – политик. * * * Пока мы ехали обратно в город, он уточнял детали по телефону и составлял краткое описание. Недавнее убийство, белая женщина, от двадцати до тридцати лет, странгуляционная борозда на шее. Кисть правой руки отсутствует, разрез хирургически точны. – Одно из этих, – произнес Майло. – Держи оба глаза широко раскрытыми, Доктор. * * * Птичье болото занимало два акра в полумиле к востоку от океана и представляло собой нелегкий компромисс треугольной формы. Здесь пересекались бульвары Калвера, Джефферсона и Линкольна. Все три стороны треугольника выходили на многополосные улицы, над южным краем нависали откосы, застроенные жилыми домами; со стороны Лос-Анджелесского аэропорта то и дело доносился механический гром. Топи располагались в углублении, похожем на чашу; его края скрывали болото от взглядов проезжающих автомобилистов. Припарковавшись на другой стороне улицы, я увидел лишь выгоревшую на солнце траву и вершины ив и тополей в отдалении. В Лос-Анджелесе то, чем нельзя полюбоваться из окна несущейся машины, словно бы и не существует, и федеральный закон об охране флоры и фауны, запертой посреди всего этого прогресса, никак не мог добраться сюда. Пять лет спустя киностудия, которой владела горстка самозваных прогрессивных миллиардеров, попыталась купить эту землю, чтобы устроить тут «природоохранную» съемочную площадку за счет средств налогоплательщиков. Этот план, тщательно скрываемый от общественности, продвигался в хорошем темпе, как всегда бывает, когда большие деньги встречаются с маленькими мозгами. Потом желчные сплетники все же прознали об этом и накинулись на «заговорщиков», словно бешеные росомахи, вынудив тех наперебой отказываться от заключенных ранее договоренностей, лишь бы не оказаться запачканными этим скандалом. Вскоре после этой успешной атаки сформировалась добровольческая Организация спасения Болота, приняв в дар от миллиардеров две «Тойоты Приус». И до сих пор ни один бульдозер на эту территорию въехать не посмел. Я выключил двигатель, и через несколько минут мы с Майло получили возможность насладиться пейзажем. Небольшие аккуратные указатели, сделанные из досочек и напоминавшие о летних скаутских лагерях, находились слишком далеко, чтобы можно было прочитать выжженные на них надписи. Прошлым летом мы с Робин побывали здесь, и я знал, что эти знаки разрешают уличную парковку, – но сейчас в подобной милости полиция не нуждалась, хватало оранжевых конусов и желтой ограждающей ленты. Надпись на большом белом щите предписывала пешеходам не сходить с тропы и не беспокоить животных. Мы с Робин тогда пошли прогуляться, но тропа охватывала менее одной пятой периметра болота. В тот день я увидел тощего бородатого старика с нагрудным знаком «Спасем Болото» и спросил его, почему нельзя подойти к берегу. «Потому что люди – враги», – ответил он. – Вперед, – сказал Майло, и мы перешли улицу. Полицейский, стоящий перед заграждением, выпятил грудь, словно голубь в брачный сезон, и преградил нам путь, выставив ладонь. Нагрудный значок Майло сверкнул золотом, коп произнес: «Сэр!» – и отступил в сторону. Вид у него был такой, словно его обманули. Между конусами были припаркованы две машины – белый фургончик выездного патологоанатома и серый «Форд Эксплорер» самого обычного вида. – Тело увезли вчера ночью, но следственная бригада зачем-то вернулась, – заметил я. – Занятно. В сотне футов к северу еще два полицейских выбрались из кустов и вскарабкались по склону на тротуар. Затем появился коренастый широкоплечий мужчина в брюках цвета хаки, отряхивавший мусор с лацканов своего синего блейзера. Человек в блейзере внимательно рассматривал нас, но Майло, проигнорировав его, уставился вдаль, на жилые дома. – Там минимум сотни квартир, Алекс. Всем этим людям из окон отлично видно болото, но кто-то все же решил утопить здесь тело… – Всем этим людям отлично видно ничего, – возразил я. – Почему ничего? – Вокруг болота нет фонарей. После заката здесь темным-темно. – Ты бывал здесь ночью? – На Плайя-дель-Рей есть магазин гитар, где время от времени проводят концерты. Несколько месяцев назад я ходил туда послушать фламенко. Я ушел в девять или полдесятого, и тут не было ни души. – Темным-темно, – повторил он. – Почти первозданный уголок природы, сохранившийся здесь… Я рассказал ему о том, как был тут в дневное время и о том, что подходы к болоту ограничены. – Пока ты здесь бродил, тебе не попадался зловещего вида тип, ошивающийся вокруг болота, который предъявлял бы всем крупно напечатанный бейджик со своим именем и предлагал взять у него образец ДНК? – Извини, это слишком редкий вид, даже здесь вряд ли водится. Майло засмеялся и снова изучил застроенную домами горку. Потом повернулся и окинул взглядом болото. Копы по-прежнему были неподалеку, но человек в синем блейзере исчез. – Тут полно птиц, лягушек и прочей живности, но рассказать нам о том, что случилось, никто не может. * * *