— Вот незадача, у меня и лопаты нет. Чем бы почистить крыльцо? Кажется, я начала говорить сама с собой… Она набросила пуховик на пижаму, поеживаясь, вышла на заснеженное крыльцо. Холодно! На перилах, поджав лапы, распушившись, сидел крупный полосатый котяра и смотрел на нее, не мигая. — Опять ты? — Люся и сама не поняла, зачем она задала коту уточняющий вопрос, ведь не ждала же, что он ответит. — Чего пялишься? — Она рассердилась и на себя, и на этого наглого соседского кота. Наверняка рабочие подкармливали, вот и приучили его шастать сюда. Теперь не отделаешься. — Нет у меня ничего, уходи. — Люся придала голосу строгости. Кот медленно встал, выгнул спину, потягиваясь, переминаясь с лапы на лапу, хвост трубой поставил и аккуратно спрыгнул в снег. — Иди-иди, а то вот сейчас веник принесу и наподдам тебе. Кот подошел и потерся широкой усатой мордой о ее ноги. — Вот еще! Только твоих слюней мне на пижаме не хватало! — Люся отступила к двери, кот направился за ней, намереваясь войти в дом. — Ну уж нет! Брысь! — Люся пятясь вошла в прихожую, отпихнув кота ногой. — Наглый какой! Села на оставленный ремонтниками деревянный лежак: надо как-то устраиваться, купить самое необходимое. У нее есть немного денег в запасе. Опасно, конечно, тратить все, кто знает, когда появится работа. Из-за двери послышался настойчивый кошачий «мяв». — Вот привязался! Что мне теперь, собаку завести, чтоб гоняла непрошеных гостей? Она вдруг представила себе собачью будку в вольере, и цепь, и самого пса — чуть ли не цербера — гигантская оскаленная пасть и горящие глаза. Нет! Люся никак не могла согреться. Ноги в войлочных тапочках замерзли, и пуховик снимать не хотелось. Градусника ни в доме, ни на улице не было, и Люся решила посмотреть погоду в интернете. Вспомнила о разбитом телефоне, оставленном на кухонном столе: «Заодно и кофе сварю». Из-за двери опять раздалось мяуканье: настойчивое, с хрипотцой. — На жалость давишь! — повысила голос Люся. — А кто мои сосиски сожрал? Кто в форточку лазает?! И не говори мне, что ты замерз! Ты не похож на бездомного голодного кота! Иди к себе домой! Но кот не уходил, теперь его «мяв» стал громче, с надрывом и подвыванием. — А ведь холодно, градусов двадцать, наверно, — пробормотала она, — животинка и правда замерзнет. Вот безжалостные люди, заводят животных, а потом бросают на дачах с голоду подыхать. — Она открыла дверь, и котяра бесцеремонно прошмыгнул в дом. — Ты посмотри на него! Ведет себя как хозяин. На кухне она включила чайник и телефон. В телефоне скопилась вереница неотвеченных вызовов: большинство от мамы, парочка с бывшей работы, еще несколько неизвестных и один от Ольги. Люся вздохнула. Алекса она сразу в черный список внесла, может, и он звонил, да не проверишь теперь. Кот вспрыгнул на единственный табурет и, обернув хвостом лапы, снова уставился на Люсю. — Ладно, я отдам тебе сосиску, — вздохнула она, — есть еще йогурт и сыр. Знаешь, ты ужасно напоминаешь мне одного знакомого кота… Подруга и кот У Ольги и провела Люся все новогодние праздники. Дружили они много лет. Ольга была немного старше, успела побывать замужем, родить дочь, развестись и создать свой бизнес — маникюрный салон. Небольшой, но стабильный доход позволил Ольге разъехаться с бывшим мужем и купить квартиру в новостройке. Люся помнила, как ездила с подругой смотреть квартиру, как через свои связи проверяла застройщика, как искали ремонтную бригаду и как потом эту же бригаду наняла для ремонта дома прадеда. В тот страшный день, когда она в безвозвратно испорченном вечернем платье сидела на полу в пустом доме, среди брошенных сумок, рыдала и пила шампанское прямо из бутылки, позвонила Ольга и, услышав сбивчивый рассказ, сдобренный крепкими словечками и всхлипами, приказала: — Так, сиди и жди! Сейчас я заберу тебя. Она приехала среди ночи, заставила Люсю переодеться, затолкала в машину и привезла к себе. В Ольгиной тесной квартирке было людно и шумно. На праздники приехали мама с младшей сестрой и ее мужем; прихожая завалена вещами, столы, подоконники, холодильник, печь, лоджия — заставлены блюдами, кастрюлями, салатниками со всевозможной едой. Ольга — известная кулинарка. На плите и в духовке что-то урчало, скворчало и булькало, под ногами путался Ольгин кот Марсель. Подруга усадила Люсю на кухне и сунула кружку с кофе, от кофе шибануло в нос запахом коньяка. — Здесь потише, — заявила Ольга, шинкуя морковь. Люся поняла: расслабиться и порыдать не получится. Она быстро проглотила кофе, повязала фартук и включилась в работу. Вскоре в квартиру ввалился друг Ольги — Николай, нагруженный сумками, мешками и коробками. Новый год обещал быть насыщенным. Неугомонная Ольга и ее домочадцы ни на секунду не давали Люсе возможности остаться с собой наедине и пострадать. Всю новогоднюю ночь они ели, пили, пели, плясали, запускали фейерверки, катались с горки, варили глинтвейн, смотрели кино, говорили все разом. Второго января у Люси в голове трещало от салютов и разговоров так, что казалось, этот треск и шум никогда не прекратятся. Зато они заглушали все остальные мысли. Те разбежались по дальним закоулкам, попрятались в самых потаенных углах, заползли в глубокие хранилища подсознания и затаились там до поры. — Я, пожалуй, поеду, — сказала она Ольге, когда та пыталась убирать на кухне и одновременно готовить завтрак. — С ума сошла, — отрезала подруга, — сейчас гулять поедем, наши собрались в музей, будем наполняться искусством. Люсе совсем не хотелось в музей, но она поехала со всем этим хлебосольным, неугомонным семейством, чтоб стоять в очереди на морозе, а потом бродить по людным залам, рассматривая кем-то давным-давно написанные полотна, почти не различая, что там изображено: портрет ли, пейзаж или батальная сцена… Иногда она замирала перед знакомой картиной, вслушивалась в свои ощущения и чувствовала, как глубоко внутри поджидает безжалостный мучитель — ее недавнее прошлое. Ночью они с Ольгой сидели на кухне и шепотом материли мерзавца Алекса. На коленях у Ольги дремал Марсель, сбежавший на кухню от гостей, — он то и дело водил ушами, прислушиваясь к невольным восклицаниям хозяйки. Ольга рассеянно гладила его по голове и снова продолжала разговор. — Кстати, — вдруг спросила Ольга, — он тебя заметил, когда ты заглянула в кабинет? Люся попыталась вспомнить, но не смогла. — Хм, так, может, он не знает, что ты его застукала? Люся горько усмехнулась: — Как в анекдоте: может, он не кобель, может, он телеграмму не получил… — Да я не об этом! — перебила Ольга. — Ты же ушла, не предупредив. Он же должен волноваться. Звонил? — Звонил, — Люся вздохнула, — я его в черный список внесла. — Черный список — это правильно, — не очень уверенно произнесла подруга, — пусть пока подумает, поищет, а ты за это время успокоишься, сможешь рассуждать здраво… Люся испугалась: — Я не хочу его видеть! — Хорошо-хорошо. — Ольга примирительно взмахнула ладонями, кот недовольно шевельнулся и приоткрыл один глаз. — Я же не заставляю тебя прямо сейчас разговаривать с ним, но когда-то все равно придется… От этих слов у Люси неприятно перехватило где-то в желудке, и к горлу подступил спазм, она икнула, зажала рот. Ольга смахнула кота с колен, метнулась к холодильнику, налила в стакан минералку, протянула. Люся покрутила головой, но стакан все-таки взяла и заставила себя проглотить немного холодной воды, почувствовав облегчение, маленькими глотками осушила стакан. Ольга стояла рядом, глядя на нее так, как смотрят медсестры. Марсель раздраженно мяукнул и, вспрыгнув на стул, уставился на Люсю с осуждением. — А нельзя просто забыть о нем? Вычеркнуть из жизни, удалить из памяти? — жалобно вырвалось у Люси, будто разрешения просила. Ольга с готовностью кивнула: — Можно, но это же называется травмирующим воспоминанием, не переработаешь, так и повиснет тяжким грузом. — Ольга поймала Люсин взгляд и тут же выкрутилась: — Это не я придумала, психологи говорят… — Психологи, британские ученые, — забормотала Люся, — все болтают, а толку? Все равно никто не знает, как нормальной бабе устроить свою жизнь, — она почувствовала, как кровь начинает пульсировать в висках, но остановиться уже не могла, — а я нормальная, понимаешь?! Я хотела замуж, чтоб вместе до конца, чтоб дети и внуки, и дом полная чаша, и любовь, и понимание, и нежность. Двое — едина плоть, ведь так? Одно целое! Как может рука изменить голове, или нога печени? Когда болит что-то, страдает все тело. Так и в семье — когда мы «едина плоть», то не страшно стареть и умирать не страшно, да какой там умирать! Жить хочется! Создавать, помогать, любить! Ты говоришь — доверие… А я доверяла, у меня в мыслях не было присматривать за ним, мы же взрослые, мы адекватные, мы вместе живем — это все предполагает честность отношений? Нет? — почти выкрикнула. — Тише! — взмолилась Ольга, протягивая бумажный платок. — Разбудишь всех! Люся всхлипнула, высморкалась: — Прости, я понимаю, ты ведь прошла через все это, думаешь: перемелется, мука будет… Дочку растишь, нового мужа нашла, а я тут сижу, нюни распустила. Оля пожала плечами, усаживаясь на стул, она подхватила кота, посадив его на колени. — Ничего я такого не думала.